Судя по всему, подобные извещения подданным выпускались от имени князей и несколькими столетиями раньше. При этом можно полагать, что, в отличие от более позднего времени, они издавались только по случаю рождения сыновей. Об этом говорит тот примечательный факт, что в Лаврентьевской летописи имеются известия о рождении семи из восьми сыновей прадеда Даниила – великого князя Всеволода Большое Гнездо. Отсутствуют сведения о рождении еще одного сына – Глеба. Но в свое время еще В. Н. Татищевым было высказано предположение, что он был близнецом другого сына Всеволода – Бориса, известие о рождении которого в Лаврентьевской летописи имеется. Поскольку Глеб скончался в младенчестве, летописец не стал упоминать его, оставив лишь сообщение о рождении его близнеца Бориса. В то же время отсутствуют известия о появлении на свет княжеских дочерей, хотя по другим источникам известно о четырех дочерях Всеволода.
Судя по Лаврентьевской летописи, формуляр подобных извещений был довольно устойчивым и содержал следующие сведения: имя отца, дату рождения сына, приходившуюся на этот день церковную память того или иного святого, крестильное имя ребенка. К примеру, под 1194 г. читаем: «Того же лета родися оу благовернаго и христолюбиваго князя Всеволода, сына Гюргева, внука Володимеря Мономаха, сынъ, месяца октября въ 25, на память святаго Маркиана и Мартурья, в канунъ святаго Дмитрия, и нареченъ бысть в святемь крещеньи Дмитрии»[6].
Лаврентьевская летопись создавалась при великокняжеском дворе. На это указывают заключительные строки памятника, где говорится, что монах Лаврентий закончил свою работу весной 1377 г. при великом князе Дмитрии Константиновиче Суздальском и епископе Дионисии[7]. При ее составлении летописец широко использовал отложившиеся в княжеском архиве материалы, среди которых были и грамоты о рождении великокняжеских детей.
Есть основания полагать, что указанные документы составлялись в соответствии с определенными правилами: они выпускались по поводу рождения только великокняжеских сыновей и первенцев в боковых ветвях княжеского дома. Именно этим обстоятельством объясняется то, что в летописи были отмечены факты рождения лишь двух из девяти сыновей деда Даниила – Ярослава Всеволодовича: первенца Федора и последнего – Василия, который родился уже после того, как Ярослав вследствие гибели братьев во время Батыева нашествия стал великим князем. Аналогичную ситуацию видим и в случае с сыновьями Александра Невского: летописец отметил рождение только младшего из них, родившегося, когда Александр стал уже великим князем.
Правда, в случае с Даниилом не указаны точная дата его рождения, память какого святого приходилась на этот день (это можно объяснить тем, что у летописца оказался в руках ветхий экземпляр подобного извещения). Поэтому дату рождения приходится вычислять самостоятельно.
Проще всего с определением года. Разница между 6769 годом «от сотворения мира» и нынешним календарным стилем «от Рождества Христова» составляет 5508 лет. В итоге выясняем, что Даниил родился в 1261 г.
Известно, что в Древней Руси детей называли в честь того святого, день памяти которого приходился на дату крещения. Становится понятным, что Даниила назвали так в честь святого с этим именем. Сложность заключается в том, что таких святых было несколько. Разгадку дала находка в Новгороде в 1979 г. свинцовой печати XIII в., на одной стороне которой был изображен святой, по сторонам которого читались вертикальные надписи «Столпникъ» и «Данилъ», а на другой стороне – скачущий всадник в короне и с мечом и надпись: «[Ал]ек[са]ндр». Это позволило установить ее принадлежность младшему сыну Александра Невского – Даниилу [8]. Отсюда выяснилось, что Даниил был назван в честь святого Даниила Столпника, память которого отмечается 11 декабря (по старому стилю), а следовательно, князь Даниил родился в конце ноября – начале декабря 1261 г.
Прорись печати князя Даниила, найденной в Новгороде
Даниилу едва исполнилось два года, когда 14 ноября 1263 г., возвращаясь из Орды, в Городце на Волге скончался его отец великий князь Александр Ярославич Невский [9].
Поскольку по летописным известиям 80–90-х годов XIII в. Даниил значится московским князем, историки предположили, что Москва была выделена ему по завещанию отца [10]. Однако никаких сведений о духовной грамоте Александра Невского до нас не дошло.
К сожалению, в нашем распоряжении сохранился лишь единственный комплекс подобных документов – завещания князей московского княжеского дома XIV–XVI вв., поскольку духовные грамоты других русских княжеских домов не уцелели. Несмотря на то что эти источники дошли до нас от времени довольно далекого от эпохи Александра Невского, их все же можно привлечь к исследованию, поскольку традиция и правила составления княжеских завещаний были чрезвычайно устойчивыми.
По этим материалам видно, что на Руси существовала традиция заблаговременного составления завещаний князей. Поскольку подобные документы затрагивали обширный комплекс имущественных отношений, связанных с судьбами значительного числа людей, они не переписывались с завидной регулярностью, как это бывает иногда у некоторых современных людей. Новые варианты завещаний составлялись в исключительных случаях: смерти прежних или появления новых наследников, существенного изменения состава наследственных владений и т. п. Кроме того, княжеские духовные грамоты составлялись перед военным походом или опасной поездкой, откуда можно было не вернуться. Традиция требовала от князей оставления распоряжений на случай печального исхода. Неудивительно, что обе свои духовные грамоты внук Александра Иван Калита составил перед поездками в Орду[11].
Именно таким сложным и трудным оказался визит Александра Ярославича в Орду в 1262/1263 г.: великий князь вынужден был отправиться туда, чтобы попытаться смягчить реакцию хана Берке на антиордынские восстания во Владимире, Суздале, Ростове, Переславле, Ярославле и других городах Северо-Восточной Руси, когда были перебиты татарские откупщики дани. Кроме того, глава Орды потребовал провести принудительную мобилизацию жителей Руси в монгольское войско. Хан задержал Александра у себя на несколько месяцев. Во время пребывания в Орде князь заболел. Уже, будучи больным, он выехал на Русь.
Это обстоятельство позволило некоторым исследователям выдвинуть версию об отравлении Александра Невского медленно действовавшим ядом. При этом сторонники этого предположения разделились в вопросе – кто мог это осуществить: то ли сам хан, то ли, без его ведома, это осуществили лица из ханского окружения. Справедливости ради отметим, что летописцы отмечают болезнь великого князя, но о возможном отравлении не говорят.
Но независимо от того, составил Александр Невский или нет свое завещание, Даниил не фигурировал в нем: в одном случае духовная грамота могла быть составлена еще до его появления на свет, в другом – он был слишком мал, ибо еще не прошел «постригов», после которых мальчики могли считаться самостоятельными субъектами тогдашнего права и даже княжить (разумеется, под присмотром взрослых советников). Этот обязательный обряд проводился обычно в трехлетнем возрасте.
Тем не менее самый младший сын Александра в итоге получил свою долю в отцовском наследстве. Ее ему выделили старшие братья после смерти отца. Подобная традиция дожила до XIV в. В 1389 г. была написана духовная грамота правнука Александра Невского – великого князя Дмитрия Донского. Однако в ней в числе наследников не был указан младший из его сыновей – Константин, родившийся после составления завещания отца. Наделить его уделом пришлось старшему брату – великому князю Василию Дмитриевичу. В его первой духовной грамоте, датируемой 1406–1407 гг., читаем: «А брата своего и сына благословляю, князя Костянтина, даю ему въ оудел Тошню да Оустюжну, по душевнои грамоте отца нашего, великого князя»[12].