В средней школе начались проблемы с коллективом. Буллинг, травля… Ровесники шли на конфликт, Станислав пытался это игнорировать, но его хватало ненадолго. Не сказать, что взрослые ничего не знали о нападках одноклассников, но они и не пытались узнать больше, не шли на помощь и не хотели разбираться, решив просто закрыть на всё глаза. Отец как-то раз сказал: «Ты мужчина. Мужчина должен разбираться со своими проблемами сам». Но мог ли Станислав решить это сам? И что это за слово – «должен»?

Вообще его отец был довольно твёрдым человеком, не знавшим никогда, что такое ласка, что такое любовь и объятия. Он редко бывал дома, а однажды ушёл «за хлебом». Станислав знал, что брак родителей трещит по швам, но не был готов к тому, что отец забудет о нём, как только переступит порог, и уедет на несколько лет прочь на своей красной машине, у которой всё время стучит под капотом.

Мать работала на трёх работах, чтобы платить за коммунальные услуги, кормить и одевать сына, иногда отдавать косточки бродячим собакам и подливать молоко котам, облюбовавшим их пятиэтажку. Она была доброй, но так уставала, что не могла дарить сыну любовь и тепло, а только изредка подходила и устраивала допрос с пристрастием из-за очередной двойки. Ей хотелось знать, что сын добьётся большего, чем она, получит хорошее образование, никогда не будет знать нужды и ни от кого зависеть.

В дни, когда приезжала бабушка, Станислав бежал в её объятия, но через минуту, ответив неудовлетворительно на её вопрос об успехах и учёбе, убегал с заплаканным лицом в свою комнату и прятался под одеяло, кусая ногти. Он хотел бы сказать, что учится на одни пятёрки и отлично знает математику, но… Что делать, если это было не так?

Когда Станислав получил паспорт, отец вернулся, чтобы просить прощения и пытаться всё исправить. Он ничуть не изменился, только капельку поседел. Глаза его уже не горели, и тембр голоса стал слегка ниже. Мать его простила, или только сделала вид, бросила работу, но зато занялась домашним бытом, отчего стала уставать не меньше, а подчас даже больше, чем пропадая на работе. Родители пытались склеить то, что было навеки разбито и давно разлетелось тысячью осколков по этой двухкомнатной квартире на окраине города. А Станиславу это было не нужно. Он знал, что, как прежде, уже не будет. Да и не должно быть.

Отец отдал Станислава на самбо и с первого дня ждал выдающихся результатов, повторяя каждый раз: «Твой дед был мастером спорта. Ты должен побеждать». Но парень быстро понял, что ненавидит спорт и соревнования. Он ходил на тренировки только под страхом ругани с отцом и матерью. Школу парень и так всегда ненавидел.

Однажды одноклассники его избили, и он понял одно: надо быть сильным, если хочешь дать отпор. Но Станислав не был сильным, ему вообще тяжело было набрать мышечную массу, и крепким здоровьем он никогда не отличался. Благодаря спорту, парень постепенно обрёл желаемую форму, как бы не плевался от занятий, начал ощущать собственную силу, но по-прежнему не мог отстоять себя перед сверстниками.

В старшей школе у него так и не появилось друзей. Да, были те, с кем он мог пропадать до утра и притворяться другим человеком, с кем часто и много выпивал, курил в школьных туалетах и воровал алкоголь в магазинах, убегал с жутко бьющимся сердцем от контролёров и полиции, перебегал железные дороги перед мчащимся поездом и ложился на рельсы… Но эти люди не были его друзьями. Они были фальшивками, такими, как и он сам, созданными, чтобы скрыться от этого мира под масками безбашенности и вседозволенности.

Так Станислав стал прожигать свою жизнь. А ещё бросил спорт, плюнув на мнение всех, кому был хоть сколько-то дорог. Он больше не боялся идти на конфликт, наоборот, всюду выражал протест, на всех срывался и отыгрывался за свои обиды, не думая ни о чьих чувствах и всех принимая за врагов. Он больше не верил… Не верил людям, этому миру, себе. Он плыл по течению и не ставил перед собой целей. В институте Станислав не доучился, бросил ещё на первом курсе и довольно долго не занимался ничем, а только вёл праздную жизнь и каждый вечер, переходящий плавно в утро, выпивал с мнимыми друзьями, видя в бутылке своё спасение и весь смысл жизни. Только под постоянным давлением родственников Станислав устроился работать простым грузчиком.

Ему стукнуло двадцать. И он не собирался ничего менять в своей жизни.

Станислав оглянулся. Он стоял посреди улицы и не знал, как тут оказался. Его потерянный взгляд спотыкался о глаза, кричащие, упрекающие его в его бессознательности. От него пахло спиртом за километр, он покачивался из стороны в сторону, на часах было два часа дня. Понятно, почему всюду в лицах прохожих изображалось осуждение.

Ему двадцать лет. Он не знает, для чего живёт, и не пытается узнать. И ему отчасти это нравится, хоть он и знает, что это неправильно. Он не держится за жизнь, ни за что не борется, у него нет страхов, нет слабостей, потому что ни один человек не близок ему, и потому что жизнь ему не дорога. Он совсем один, поэтому может выбирать изо дня в день: жить или умереть. И ему нравится эта рулетка. Он может лечь на проезжей части в три часа ночи и ждать, пока его тело подсветят фары чужой машины. Он может повиснуть над самым краем крыши и не бояться упасть. Ему всё равно… Ему плевать, что испытывает судьбу на прочность, ведь он не боиться проиграть в этой лотерее. У него нет счастливых билетов – все ему одинаково безразличны. И нет дела до того, кто будет о нём горевать…

Но вот он стоит посреди улицы. И не знает, как забрёл сюда, с кем, когда. Общество снова его порицает. Всё так, как всегда, кроме одного… Теперь в его мозгу, как червь, вьётся мысль: «Это совсем ненормально, Стас». Бьёт четверть третьего. Станислав проводит рукой по затылку и рассматривает ладонь, на которой остаётся алой полосой его кровь. Ноет спина, голова трещит. Куртки нет, видимо, потерялась не так давно, мороз сковывает тело. Незнакомая улица. Люди. Машины. Телефон, как всегда, разряжен. Как добраться до дома?

Он идёт вдоль дороги, голосуя, но в ответ на его нетрезвые движения из окон машин снова выглядывает только осуждение. Всем безразличен он, его судьба и жизнь, пока это не портит вечер или утро, пока не предстает перед глазами детей и не касается напрямую. Всем по большому счёту плевать на него в частности, только вот не устраивает общая обстановка на улицах родного города.

Станислав широкими неустойчивыми шагами двинулся вдоль дороги по усыпанному снегом тротуару, увязая иногда в сугробах. Но вдруг рядом с ним затормозила машина, и слегка опустилось окно, из которого энергично помахал кто-то смутно знакомый. Станислав поёжился от холода и прыгнул в автомобиль, соображая, кто его добродетель.

К нему повернулось вытянутое лицо с хищной ухмылкой и глазами, тут же пристально впившимися ему в душу. Что-то было не так… Это подтверждало долгое молчание и какое-то внезапное предчувствие. С водительского сиденья послышался тяжёлый и многозначительный вздох. В зеркале заднего вида сверкнули по-недоброму чьи-то глаза. Станислав пытался сосредоточиться на том, что ему говорили, но упорно не понимал, всё качая головой. Ему дали бутылку с привычным ядом, чтобы «лучше думалось». Он тут же сделал пару глотков и снова застыл весь во внимании. Машина остановилась у его дома.

– Понимаешь, Стас, – заговорил на этот раз грубым басом водитель, устанавливая зрительный контакт через зеркало. – Мы знаем, что ты не хотел никому причинить вреда, но… Ты ведь понимаешь, молчание стоит дорого. Одним словом, если ты не принесёшь завтра деньги, мы пойдём в полицию, и тогда нам придётся всё рассказать. Но мы ведь этого не хотим, верно? – он сделал красноречивую паузу. – Ты нас понимаешь, Стас?

Но звуки уже не долетали до бедного Станислава. Он с ужасом пытался припомнить, о чём говорят эти двое. Всему виной алкоголь, конечно. Если бы он не пил вчера, то помнил бы сегодня, что произошло. Но он не помнил… И подобно белому шуму всё звенела в его голове фраза: «Ты нас понимаешь, Стас?» – будто поставленная на повтор и жужжащая до тошноты противно.