Герцог Кристофер Ллойд похоронил свою супругу Глорию, как она и завещала, под ольхой, одиноко растущей посреди бескрайней, холмистой равнины, по которой стелились мягким ковром дикие травы и до самого горизонта колыхались золотистыми волнами хлебные колосья. Привольный ветер-бродяга, слоняясь по безбрежным нивам, натыкался на непокорную красавицу-ольху и сердито тормошил её длинные ветви, пытаясь сорвать с них тоненькие серёжки. Беата хорошо помнила тот день, когда впервые пришла навестить могилку своей благодетельницы. Она принесла с собой любимые ею фиалки. Герцог Ллойд на месте погребения в память о супруге установил надгробие в виде статуи сидящей на камне женщины с букетом цветов в руках. На её лике отображалась печаль, а взор был устремлен куда-то вдаль. На камне была высечена эпитафия. Беата по слогам прочитала: «Без любви всё теряет смысл». Сердце её взволнованно забилось. Отчего-то на память пришли слова Глории о взаимной любви, о том, какое это счастье любить самой и быть любимой, и что человеку не должно увядать в одиночестве. Быть может, поэтому герцогиня во время их совместных прогулок так часто любовалась этой стройной ольхой. Гордая и прекрасная, она затерялась посреди широкой равнины, обдуваемая промозглыми осенними ветрами, обжигаемая палящим летним солнцем, замерзающая долгими зимними ночами под холодным блеском звёзд. Весь свой одинокий век ей суждено было простоять на одном месте среди безмолвного пустыря. Беата стряхнула ладошкой опавшие листья с надгробной плиты и бережно разложила фиалки у подножия каменного изваяния. Листва над её головой что-то тихо нашёптывала. Внезапно угомонившийся ветер едва касался поникших ветвей, которые своей полупрозрачной тенью накрывали так скоро позабытую всеми юдоль плача. Постояв с минуту, Беата вдруг шагнула вперёд и, обхватив обеими руками шею склонившейся дамы, прижалась тёплой щекой к её холодному, каменному лицу. Казалось, время замерло. Ветер затаил дыхание, приказав травам и листьям хранить скорбное молчание. И в этот миг из густой зелени ольхи вспорхнула вверх маленькая птичка с ярким, пёстрым оперением. Она немного покружила над макушкой дерева, наблюдая за миниатюрной девичьей фигуркой, и, устремившись ввысь, растворилась в глубокой синеве…

Беата почувствовала, как её веки наливаются тяжестью, а пленяющая дремота, словно вязкая, тягучая смола, растекается по всему телу. Подобрав платье, она закинула ножки на деревянную скамейку, облокотилась на перила и закрыла глаза. Безмятежный сон сперва затянул дымкой её сознание, а затем подхватил утомлённое дитя и унёс на своих призрачных крыльях в неведомые дали. Порой дивишься тому, как события, уже однажды происходившие с нами, повторяются снова, точь-в-точь. Спала Беата всегда очень чутко. И подобно тому, как иногда мы незримо ощущаем на себе чей-то пристальный взгляд со стороны, так и теперь, сквозь туман дремотного забвения, она почувствовала это постороннее, изучающее любопытство. Приоткрыв глаза, Беата поняла, что интуиция её не подвела. Рядом сидел темноволосый мальчик и с интересом рассматривал её. Быстро очнувшись ото сна, она спустила ноги вниз, выпрямилась, суетливо разгладила фартук, и, взглянув искоса на незнакомца, растерянно произнесла:

– Добрый день.

– Здравствуйте, – поздоровался в ответ незнакомец. – Меня зовут Мартин Кристенсен. А вас?

– Беата Эклунд, – ответила она и стеснительно посмотрела на своего собеседника. Лицо Мартина показалось ей приятным: карие глаза, смоляные брови, прямые тёмные волосы, чёлка, зачёсанная набок, и розовый румянец на щеках – все эти выразительные черты сразу же привлекли её внимание. Одет он был просто и опрятно. Беата никогда прежде не встречала этого мальчика в городе.

– Вы здесь работаете? – полюбопытствовал Мартин.

– Да… помогаю… – запнулась она, чуть робея. – То есть, работаю помощницей… у горничной. Вообще-то, я тут первый день.

– Я тоже раньше никогда здесь не был. Мы приехали в Валенсбург совсем недавно, по приглашению моего дядюшки, Томаса Майера. Вы, наверное, наслышаны о нём?

– В нашем городе все знают портного Томаса Майера.

– Дело в том, что дядюшка болен. К тому же зрение стало подводить его в последнее время и поэтому сам он не справляется. Вот мы с отцом и приехали, чтобы разделить все его тяготы и заботы.

– А ваш отец приходится кузеном мистеру Майеру?

– Нет, моя матушка была его двоюродная сестра. Я здесь помогаю отцу – он сейчас доставляет заказ хозяевам. Мистер и миссис Готлиб готовятся к торжественному приёму, страшно сказать, самой Королевы. Нам пришлось попотеть, чтобы успеть до приезда её величества. А это наша арба. – Мартин указал рукой на двухколёсную тележку возле вольера.

Разговор завязался сам собой, и Беата почувствовала, как ей невероятно легко в общении с этим приезжим незнакомцем, будто бы они знали друг друга не один год.

– Какая у вас необычная повозка, – сказала она, разглядывая бортовую тележку на одной колёсной паре. – В нашем городе никто на таких не ездит.

– Неудивительно. Ведь они предназначены для передвижения по горным дорогам. А вы когда-нибудь бывали в горах?

– Нет. Я дальше Валенсбурга никогда не выезжала.

– До того, как сюда переехать, наша семья вела кочевую жизнь. Мы то и дело переезжали с места на место и нигде подолгу не задерживались. Эту повозку мы купили, когда путешествовали по Каталонии. Ей очень удобно управлять по извилистым, скалистым тропам.

– Наверное, это нелегко? – спросила Беата.

– Что, нелегко? – переспросил Мартин.

– Постоянно переезжать с места на место. Расставаться с близкими людьми. Покидать края, к которым привык?

– Поначалу мне было трудно привыкнуть. Когда мы проживали в городке Бенгут, я познакомился с одной девочкой, её звали Агна. Она была дочкой местного скорняка. Мы очень быстро сдружились и, когда отец объявил о предстоящем отъезде, я убежал из дому и прятался в стоге сена. А она каждый день приносила мне еду и молоко. В конце концов, пастух выследил нас и обо всём рассказал моим родителям. Как ни странно, отец не отругал меня, а матушка даже всплакнула. Мне показалось, что она переживала за нас. Вечером того же дня мы покинули Бенгут, и я даже не успел проститься с ней. С тех пор мы больше никогда не виделись.

– Но, с другой стороны, вы ведь повидали много интересного. Узнали, как живут люди в других городах и странах, как обустраивают своё жилище, во что одеваются, как веселятся в праздники.

– Да, – согласился Мартин, – я многое повидал и везде учился чему-то новому. Эти переезды помогали мне постигать моё ремесло.

– Вы всегда хотели стать портным?

– Хотите сказать, что это не мужское занятие?

– Я не это имела в виду.

– Мои родители портные. С ранних лет я помогал им в этом непростом деле, поэтому мне известно всё, что касается изготовления одежды. И я никогда не представлял себе, что смогу стать кем-то ещё. Прав мой дядюшка, который любит повторять, что с таким ремеслом я не пропаду и на хлеб насущный для своей семьи всегда заработаю. Я знаю, что многие мои сверстники мечтают о дальних странствиях и всяких там приключениях. А я, наоборот, хотел бы поселиться в каком-нибудь уютном местечке и больше никуда не уезжать. Хватит с меня путешествий. Может, когда-нибудь и я пересяду на обычную двухосную тележку.

– Выбрать доходное дело это одно, а кем бы вам хотелось быть? – спросила своего собеседника Беата с той откровенной прямотой, которая свойственна только детскому возрасту.

– Даже не знаю, – Мартин пожал плечами и задумчиво улыбнулся. – Я, правда, не знаю. -Моя мама подрабатывает портнихой, принимает заказы на дому. Я знаю, что это нелёгкое занятие. От долгой и напряжённой работы у неё болят глаза.

– Это бывает. И ослабевшее зрение моего дядюшки – прямое тому подтверждение…

Ребята так увлеклись разговором, что не заметили, как во дворе появилась миссис Хадзис. Чтобы хоть как-то привлечь их внимание, горничная притворно кашлянула, чем только спугнула мерина у вольера. Он тряхнул остроконечными ушами и приподнял голову, не прекращая свою жвачную работу.