— У него нет имени.

— Что это за тигр, у которого нет имени? — спрашивает Патрик.

— Это хорошая мысль, — говорит Шейн Беку.

— Придурки, вы дадите мне закончить или нет?

— Хорошо, давай, — говорит Назем, разрешающе взмахивая рукой. — У нас есть ручной тигр. Безымянный ручной тигр.

Я тихонько хихикаю.

— В любом случае, — продолжает Беккет, — этот тигр великолепен. Круглосуточная охрана, первоклассный ведомый, потому что все цыпочки хотят почесать его за ушком или что-то в этом роде. По сути, он — одни плюсы в твоей жизни.

— Но...? — Спрашивает Шейн, потому тут всегда есть но.

— Но в течение трех часов каждый день ты должен слушать, как он ноет, — заканчивает Беккет.

— По поводу? — С любопытством спрашивает Рэнд, натягивая джерси поверх нагрудника.

— Обо всем. Я говорю о самых обыденных, тривиальных, мелочных вещах. — Беккет кивает. — По сути, на три часа каждый день он превращается в девушку Мики.

— Пошел нахер, — говорит Мика, показывая ему средний палец. — Вероника не так уж и часто жалуется.

Шейн хихикает.

— Чувак. Все, что она делает, это жалуется.

Из шкафчика в конце ряда с хмурым видом выходит Джордан Трэгер.

— Почему вы, придурки, всегда проводите эти дерьмовые мысленные эксперименты?

— О, это действительно забавная история, — подхватывает Назем, протягивая редкую оливковую ветвь. По большей части ребята из Иствуда и Брайара религиозно избегают друг друга. — Мы ехали в автобусе, возвращаясь с игры против Дартмута, и произошел инцидент...

— Мне насрать на твою забавную историю, — бормочет Трэгер. — Я просто говорю, что это чертовски по-детски.

— Говорит парень с татуировкой мультяшного тигра на спине, — со смешком отвечает Беккет. — Именно когда я увидел эту ужасную штуку — вот что натолкнуло меня на идею для этого мысленного эксперимента.

— Ты серьезно обсираешь мою татуировку? — Огрызается Трэгер. — Мужские татуировки священны.

— Как и мужские глаза, а твоя татуировка причиняет им боль, — растягивает слова Бек.

На другом конце комнаты я замечаю Уилла Ларсена, пытающегося скрыть улыбку.

Воспоминание о вчерашнем бардаке быстро возвращается. Обнаружить Ларсена в моей ванной было... странно. Впрочем, его тайная дружба с Беком меня не волнует. Меня волнует только чтоб он держал свой чертов рот на замке, и молчал, что видел Джиджи.

Я замечаю Остина, сидящего на скамейке запасных, его вьющиеся волосы падают на лицо, когда он туго зашнуровывает один конек. В последнее время он был тихим. Он всегда был застенчив, но обычно намного разговорчивее на тренировках и в раздевалке.

Я понимаю, что, вероятно, в обязанности со-капитана входит следить за всеми, поэтому я хлопаю его по плечу и наклоняюсь к нему.

— Ты в порядке?

Поуп бросает на меня подозрительный взгляд.

— Да. А что? Я сделал что-то не так?

— Нет. Ничего. Я просто спросил.

— Почему? — он спрашивает снова.

Шейн начинает смеяться.

— Чувак. Ты настолько плох в общении с людьми, что люди начинают подозревать тебя, когда ты спрашиваешь об их состоянии.

— Пошел нахер, — ворчу я и начинаю наклеивать скотч на свою собственную клюшку. Видите, вот почему я с самого начала не хотел титула капитана. Лидерские качества не даются мне.

И, очевидно, командная работа продолжает не даваться нам.

Первые два периода игра остается безрезультатной, что большее, на что можно было надеяться, учитывая, сколько ударов они наносят по воротам. Курт — рок-звезда. Беккет и Демейн так хорошо работают вместе в зоне обороны, что тренер оставляет их на несколько смен подряд. Они возвращаются на скамейку запасных совершенно измотанными. Уилл помогает втащить Беккета в дверь, чтобы Поуп и Карлссон могли выбежать. Беккет падает на скамейку, по его лицу стекает пот.

Уилл бросает на него утешающий взгляд и передает бутылку с водой. Колсон замечает этот обмен репликами и хмурится, а затем Уилл делает вид, что изучает свои перчатки, теребя едва заметную выбившуюся нитку.

На этой скамейке слишком много секретов.

Я трахаюсь с бывшей девушкой Колсона.

Его лучший друг смотрит фильмы о путешествиях во времени вместе с врагом.

До чего докатился мир?

В начале третьего периода мы опережаем на один гол после того, как Остин реализовал его в одно касание, пробив мимо вратаря Брауна. Это первое повышение передачи, которое у нас было за всю игру, но импульс длился недолго. В следующий раз, когда мы оказываемся в зоне защиты, Колсон пропускает ключевой пас на вбрасывании, за что дорого поплатился голом соперника.

Счет становится 1-1.

Когда Колсон возвращается на скамейку запасных, Рэнд бросает ему это в лицо.

— Отличная работа, капитан, — саркастически говорит он.

— Пошел нахуй, — выплевывает Колсон.

— Пошел ты нахуй.

— Хватит! — Тренер рявкает, поднимая руку. Он поворачивается и требует замены.

Между тем, я так же зол, как и Рэнд, потому что ясно дал понять, что был открыт. Все, что Колсону нужно было сделать, это, черт возьми, прислушаться, и шайба прямо сейчас была бы на его клюшке.

Тем не менее, это, вероятно, не самый умный ход с моей стороны, когда мы переходим в положение лицом к лицу в нашу следующую смену, и я хмуро смотрю на Колсона и бормочу:

— Может в этот раз будешь слушать?

Это заставляет его встать на ноги. Я моргаю, и он оказывается у меня перед лицом. Он вытягивает руку, но не совсем для толчка. Больше похоже на прикосновение.

Я смотрю на его перчатку у себя на руке. Затем поднимаю взгляд. Потрясенный и злой.

— Какого хрена ты делаешь?

— Держи свои чертовы комментарии при себе, — рявкает он на меня. — Мы тут пытаемся сыграть в игру.

За исключением того, что за эти пять секунд препирательств нам дают свисток. Судья объявляет задержку в игре.

Иисус Христос.

Мы заработали гребаный пенальти.

— Что за черт, — рычит Демейн, бросаясь к скамейке запасных, чтобы тренер мог выбрать игроков для пенальти.

— Вы что, издеваетесь надо мной? — Вена на лбу Дженсена выглядит так, словно вот-вот взорвется. — Задержка игры? — кричит он в сторону штрафной скамьи.

Мы с Колсоном оба опускаем головы. Он прав, что кричит. Есть много штрафных, которых можно избежать, и тот, который мы получили только что, определенно один из них. Что важно, он произошел из-за того, что мы спорили со своим товарищем по команде. Нет, хуже — со своим со-капитаном.

Глаза тренера говорят мне, что мы сейчас в серьезной опасности. Браун использует нашу ошибку и забивает пенальти.

2-1, Браун.

Мы с Кейсом выбираемся из "корзины грехов" и возвращаемся на лед, чтобы устранять последствия. За две минуты до конца красивый удар Ларсена сравнивает счет до 2-2. Пятиминутный овертайм заканчивается безрезультатно, так что теперь в нашем активе вторая ничья. Это не потеря, но с таким же успехом могла быть из-за того, как тренер дымится в раздевалке.

К счастью, он избавляет нас от длительной словесной взбучки. Он просто заходит, переводит указательный палец с меня на Кейса и рявкает одно слово:

— Возмутительно. — Затем обращается к остальным в комнате. — Примите душ и переоденьтесь. Увидимся в автобусе.

Блядь.

Этот сезон начинается трагически. Пока только одна победа. И вот, сегодня вечером, наша последняя игра заканчивается ничьей, потому что чертовы со-капитаны заработали пенальти, которого не должно быть. Я не виню тренера за то, что он разозлился. Он привык выигрывать "Замороженную четверку", и в этом сезоне это начинает казаться несбыточной мечтой.

Мы снова собираемся в автобусе. Настроение мрачное. До кампуса Брайара девяносто минут езды; примерно через десять минут я замечаю, что Дженсен встает, чтобы поговорить с водителем.

Через десять секунд после этого автобус останавливается на обочине дороги.

Шейн, мой сосед, поднимает голову от телефона. Он переписывался с еще одной чирлидершей, с которой тусовался всю неделю.