Высказавшись в столь высокомерном тоне, Мэри Торн гордо расправила плечи и, словно королева, прошествовала к дому. Если бы в этот момент ее встретила сама леди Де Курси, то, скорее всего, поспешила бы уступить дорогу.

– Не сказать ни слова обо мне! – повторила она уже самой себе, но достаточно громко, чтобы услышали Августа и Фрэнк. – Но мне нечего скрывать, нечего!

Потрясенная негодованием Мэри, Августа молча поспешила за ней. Фрэнк тоже пошел следом, хотя и не утратил дара речи. Едва миновало первое удивление, вызванное внезапной вспышкой гнева мисс Торн, он ощутил потребность хоть что-то произнести ради утешения дамы сердца, а заодно в оправдание собственной цели, и, обращаясь к сестре, пояснил:

– Говорить особенно не о чем – по крайней мере, в отношении Мэри, – но если желаешь обидеть брата, то можешь объявить, что я всем сердцем люблю мисс Торн и никогда не полюблю ни одну другую девушку.

К этому времени они уже вышли на лужайку, и Мэри, свернув с ведущей к дому дорожки, негромко добавила:

– Невозможно помешать ему говорить глупости, Августа, но сама видишь: я не могу продолжать слушать эту пустую болтовню.

И Мэри едва ли не бегом бросилась в дальний конец сада, где заметила Беатрис.

Подходя к дому вместе с сестрой, Фрэнк попытался убедить ее дать слово, что она не станет ни с кем обсуждать сцену, свидетельницей которой стала.

– Конечно, Фрэнк, все это глупости, – ответила Августа, – и впредь постарайся не развлекаться подобным образом.

– Но послушай, Гус, мы с тобой всегда дружили; так давай не станем ссориться накануне твоей свадьбы.

И все же Августа ничего не пообещала.

Войдя в малую гостиную, Фрэнк понял, что графиня от затянувшегося ожидания раздражена. Уже по дороге он сообразил, что разговор предстоит нелегкий: три посланницы – матушка, леди Амелия и старшая из сестер – сообщили, что графиня желает его видеть. Стало ясно, что к двери приставлена своего рода охрана, чтобы оградить ее светлость от нежелательного вторжения.

Как только Фрэнк вошел, графиня просветлела лицом и пригласила его занять стул рядом с подлокотником просторной софы, где она возлежала. В непосредственной близости, на небольшом столике, стояла чашка, чтобы леди имела возможность проповедовать почти так же, как если бы вознеслась на церковную кафедру.

– Дорогой Фрэнк, – начала графиня Де Курси, вполне соответствующим важности сообщения голосом, – сегодня ты достиг совершеннолетия.

Фрэнк кивнул, не понимая, зачем указывать на очевидное.

– Да, это свершилось, и, возможно, мне бы хотелось, чтобы празднование в Грешемсбери было более пышным и радостным.

– Ах, тетушка! Думаю, торжество и так было организовано очень хорошо.

– Грешемсбери, Фрэнк, является, или должно стать, резиденцией первого в Восточном Барсетшире члена палаты общин.

– Так и есть. Вряд ли в графстве найдется кто-то лучше отца.

Графиня тяжело вздохнула: ее мнение о бедном сквайре в корне отличалось от мнения Фрэнка.

– Не имеет смысла вспоминать о том, что невозможно исправить. Первый член палаты общин от Восточного Барсетшира должен обладать положением… Конечно, не скажу, что равным положению пэра, но…

– Право, нет! Конечно же, нет! – воскликнул Фрэнк, и наблюдатель смог бы уловить в его голосе легкую нотку иронии.

– Нет, не равным положению пэра, но все же чрезвычайно важным. Разумеется, мои честолюбивые помыслы в первую очередь сосредоточены на Порлоке.

– Совершенно верно, – подтвердил Фрэнк, думая о том, на каком слабом основании покоится честолюбие графини, ибо молодые годы Порлока не принесли родителям безоговорочного удовлетворения.

– Да, надежды сосредоточены на Порлоке, – повторила тщеславная графиня, однако, как мать, не сумела сдержать вздоха. – Но вслед за Порлоком, Фрэнк, забочусь о тебе.

– Чрезвычайно вам признателен, тетушка. Можете не беспокоиться, со мной все будет в полном порядке, вот увидите.

– Поместье Грешемсбери, мой дорогой мальчик, уже совсем не такое процветающее, каким было прежде.

– Неужели? – усомнился наследник.

– Увы, Фрэнк, так оно и есть. Не хочу сказать худого слова о твоем отце. Вполне возможно, что в этом его несчастье, а не его вина.

«Она постоянно недовольна отцом», – заметил Фрэнк, решив твердо держаться на той стороне дома, к которой решил принадлежать.

– Но факт остается фактом, очевидным для каждого из нас: Грешемсбери уже не так великолепно, как раньше. И твой долг состоит в том, чтобы вернуть поместью былое величие и значение в графстве.

– Мой долг! – озадаченно повторил Фрэнк.

– Да, дорогой племянник, твой долг. Отныне все зависит только от тебя. Конечно, тебе известно, что отец задолжал очень крупную сумму.

До Фрэнка доходили слухи о сложном финансовом положении отца, поэтому он лишь кивнул.

– Кроме того, сквайр продал Боксал. Выкупить участок не удастся, так как его новый владелец кажется, строитель железных дорог…

– Да, его фамилия Скатчерд.

– Так вот, он поставил там дом, а значит, вернуть угодья невозможно. Но ты, Фрэнк, обязан расплатиться со всеми отягощающими поместье долгами и приобрести нечто равное Боксалу.

От удивления Фрэнк уставился на тетушку вытаращенными глазами, словно усомнился, что она в своем уме. Ему предстоит оплачивать семейные долги? Да еще купить землю стоимостью четыре тысячи фунтов годовых! И все же, ожидая дальнейших разъяснений, он хранил молчание.

– Фрэнк, конечно, ты меня понимаешь.

Молодому человеку пришлось честно заявить, что в данный момент речь тетушки не так ясна, как обычно.

– Тебе открыт только один путь, – продолжила графиня. – Твое положение наследника Грешемсбери почетно, однако, к глубокому сожалению, отец до такой степени ограничил тебя в средствах, что если не исправишь обстоятельства сам, то никогда не сможешь насладиться законным правом собственности. Выход один: конечно, ты должен жениться на деньгах.

– Жениться на деньгах! – словно во сне, повторил Фрэнк, впервые подумав о том, что приданое Мэри Торн вряд ли окажется значительным. – Жениться на деньгах!

– Да, мой мальчик. Вряд ли кто-то еще столь же остро нуждается в таком шаге. К счастью, у тебя множество преимуществ перед другими молодыми людьми: во-первых, ты очень привлекателен…

Фрэнк покраснел, как шестнадцатилетняя девушка.

– Затем, поскольку необходимость возникла в столь молодые годы, ты, разумеется, не отягощен неблагоразумной связью: какой-нибудь тайной помолвкой.

Фрэнк покраснел еще гуще: интересно, ей известно о его страсти к Мэри Торн?

– А главное, твоя связь с замком Курси, – благосклонно продолжила графиня, подводя перечень достоинств наследника к убедительной кульминации, – сделает задачу настолько легкой и доступной, что, право, ни малейших трудностей не возникнет.

Фрэнку оставалось лишь выразить признательность как замку Курси, так и его обитателям.

– Ни в коем случае не собираюсь вмешиваться в твою судьбу, а потому хочу поделиться своими соображениями. Может быть, ты слышал о мисс Данстейбл?

– Дочь торговца какой-то там мазью?

– И конечно, знаешь, что состояние ее огромно, – продолжила графиня, не пожелав обратить внимание на реплику племянника. – В сравнении с потребностями и запросами любого члена палаты общин невероятно велико. Так вот, на днях данная особа приедет к нам – в замок Курси – в гости. Хочу, чтобы ты непременно с ней познакомился.

– Но, тетушка, сейчас необходимо с головой погрузиться в учебу, чтобы подготовиться к дипломным экзаменам, ведь в октябре возвращаюсь в Кембридж.

– К дипломным экзаменам! – возмущенно воскликнула графиня. – Право, Фрэнк, я пытаюсь объяснить твои жизненные перспективы, твое будущее… важнейший шаг, от которого все зависит, а в ответ слышу о каких-то дипломных экзаменах!

Тем не менее Фрэнк упрямо стоял на своем: он обязан получить университетский диплом, а потому завтра утром, ровно в шесть, приступит к занятиям.