— На первом. С кем – не помню, — беспечно отмахнулась моя бывшая соседка, — как у тебя дела с наставниками?
— У меня с ними нет никаких дел.
— Больше не общаетесь? Они же такие хорошенькие были.
Хорошенькие… Ага… Что один, что второй.
— Их наставничество закончилось. Теперь каждый сам по себе.
— Жаль. Я вот Чейза уже второй день ищу, а его нет нигде. Хотела поболтать с ним, погулять, — она мечтательно прикрыла глаза, а я подумала о том, что бедняга Чейз скорее всего где-то прячется от своей бывшей, немного странной подопечной.
Остаток ужина мы провели в несуразных разговорах. Стелла была не из тех, с кем можно долго беседовать. Мысли у нее постоянно уплывали то в одну сторону, то в другую, а порой она и вовсе отключалась, проваливаясь в какую-то дрему. Взгляд становился стеклянным, губы растягивались в блаженной улыбке.
— Нищенка и сумасшедшая? В этом году у Весмора отличный улов, — ухмыльнулась уже знакомая гадюка-брюнетка. За ней по пятам шагали верные подруженции.
Я промолчала, а Стелла уставилась на эту компанию широко распахнутыми глазами, пару раз медленно моргнула.
— Что уставилась, блаженная?
Бывшая соседка вместо ответа полезла в сумку и достала оттуда очередное бумажное сердечко.
— Осторожнее, Диана, вдруг там наговор на понос, — рассмеялись подружки.
Сама брюнетка прихватила листик и брезгливо поинтересовалась?
— И что это за фигня?
— Подарок… — Стелла глупо моргнула.
Мне даже стыдно стало, захотелось схватить ее за плечи и хорошенько встряхнуть. Нельзя же быть такой…
— Пфф…самый убогий мусор, который я только видела.
Диана смяла сердечко в комок и подбросила на ладони. Первый раз, второй, а на третий он вспыхнул белым и пеплом осыпался на пол.
— Придержи свои подарки для нищебродов из Муравейника.
С этими словами они пошли дальше, а Стелла, проводив их растерянным взглядом, сказала:
— Тебе не кажется, что они какие-то странные?
Я молча подвинула к себе чай и взяла пирожок.
***
Быть объектом для сплетен и насмешек дольше, чем того требовала ситуация, я не собиралась, поэтому едва покончив с чаем, собрала грязную посуду на поднос, отнесла его к специальному окошечку и, старательно не замечая чужих взглядов и смешков, покинула зал.
Все, представление окончено, ищите себе другого клоуна.
Стелла где-то потерялась. Вроде вставала из-за стола вместе со мной, но потом зацепилась языком с какой-то девочкой со своего факультета и забыла о моем существовании. Чудна деваха-то, ой чудна.
Размышляя о своей бывшей соседке, я вышла на улицу. Погода стояла хорошая, еще по-летнему теплая, но с осенним придыханием – нет-нет, да и мазнет по голым коленкам прохладным воздухом. Небо уже опустилось и сумрачно хмурилось, предвещая близкие холода, да и золотая россыпь по ветвям деревьев намекала, что лето на исходе.
Моя первая осень за пределами Муравейника…
Какой она будет? Теплой, как уютный вечер у огня, или острой и щедрой на конфликты? Хотелось бы уюта, но судя по нынешним отношениям с адептами, ждал меня второй вариант.
С тихим вздохом я спустилась по широким ступеням и побрела к женскому общежитию. Завтра начнутся занятия, надо настроиться, собраться, выспаться.
Специально, чтобы ненароком не столкнуться с некоторыми персонажами, я выбрала не прямую короткую дорогу, а в обход, по небольшой аллее, огибающей один из учебных корпусов.
Но стоило сделать десяток шагов и нырнуть под сень желтеющих кленов, как меня подхватило поперек талии и понесло вперед.
— Пойдем-ка поговорим!
Ноги тут же стали ватными, налились тяжестью, будто на каждой повисло по пудовой гире, а сердце, наоборот, понеслось вскачь, пытаясь пробить ребра.
— Пусти! — прошипела я, в тщетной попытке разжать чужие руки. В висках так сильно гремело, что я едва различала свой собственный голос – жалкий и дребезжащий, — Коул!
Ноль реакции, как тащил, так и продолжил тащить, уводя все дальше от столовой и от случайных любопытных взглядов.
— Хеммери, что ты себе позволяешь?! — Взяв себя в руки, я всеми силами уперлась, — Немедленно отпусти меня!
Еще десяток метров и эта ходячая проблема соизволила остановиться.
— Не кричи, Ева, — его голос звучал устало и как-то надломлено, — нам поговорить надо. Ты сама это знаешь.
Я упрямо покачала головой:
— Ничего я не знаю, и знать не хочу.
Хотела уйти, но наглый лось перегодил дорогу. Я шаг в сторону, он шаг в сторону, я в другую – он следом. Здоровенный, так просто с пути не отбросишь, в глазищах синих полыхает, на скулах желваки. Как всегда упрямый и непробиваемый.
Мне внезапно так обидно стало, что захотелось пустить слезу, но сдержалась, и когда Хеммери снова ухватил за плечи, пытаясь остановить мои метания, сердито толкнула его в грудь и отпрянула, обжегшись мимолетным прикосновением:
— Не смей меня трогать! Никогда!
— Я тебя сейчас свяжу, — глухо пообещал он.
— Просто оставь меня в покое.
— Я два дня пытался тебя поймать. Пока не поговорим, не отпущу, — Коул надвигался, все дальше оттесняя меня в тень.
Чудовище упрямое!
— Отстань! Иди к своим друзьям, уверена вы здорово проводите время развлекаясь дурацкими спорами! — еще одна попытка оттолкнуть его с дороги с треском провалилась.
Хеммери, скрипнув зубами, перехватил меня под локоть. Я вцепилась в его пальцы, пытаясь ослабить хватку, но он вцепился во второй локоть.
— Пусти!
Я брыкалась, как могла. Пыталась его пнуть, укусить, одновременно с этим выкручиваясь из его захвата, как змея. Глаза пекло от слез, которые вот-вот были готовы пролиться.
— Уходи!
Коул рывком дернул на себя, так что я с размаха впечаталась ему в грудь, и отскочить обратно не успела
— Евка, хватит, — прижал к себе, — не надо.
Ему ничего не стоило погасить мое жалкое сопротивление – просто сжал в объятиях, не позволяя ни брыкаться, ни вырваться. По-медвежьи сгреб в охапку, и сколько бы я ни дергалась – все зря.
От неравной борьбы я запыхалась. Задыхалась, хватая воздух ртом, до боли жмурилась, чтобы не зареветь.
Никаких слез! Пусть не думает, что я из-за него… Ни за что!
Под моими ладонями, надрывно сокращаясь, гремело чужое сердце. И сам Хеммери дышал так, будто пробежал десять кругов по полигону для экзаменов, будто ему не все равно.
— Ев…
— Пусти, — глухо промычала ему в грудь, и задержала дыхание чтобы не чувствовать его запах.
Когда он стал таким родным? Зачем я позволила себе привыкнуть?
— Извини за этот идиотский спор, — прохрипел он, — мы спорили еще до того, как знакомились с претендентками. Просто игра больших дураков.
— Просто игра?!
Коул тут же прижал сильнее, не позволив отдалиться.
— Да. Тупая игра. И недостойная. Нам казалось, что это весело.
— Вам до сих пор весело.
— Мне нет. Я не думал, что все так обернется. Не хотел… делать больно.
— Но сделал!
Сейчас точно разревусь.
— Прости меня. Я дураком был, Ев! Сначала поспорил без задней мысли, а потом увлекся, забыв обо всем. Мне нравилось с проходить вместе с тобой испытания, нравилось общаться. Ты мне понравилась!
Понравилась? Надо же, какое красивое слово. Не то что мое уродливое «влюбилась».
Рукавом стираю слезы, которые все-таки потекли по щекам:
— Так сказал бы. Признался, не доводил до крайности, не позволял бы себя целовать на глазах у всех. Или годовых экзаменов в виде приза за мое поступление для тебя было недостаточно? Эр-мобиль в хозяйстве полезнее?
***
Пытаясь вырваться, я случайно зарядила локтем Хеммери прямо под ребра, от чего он сдавленно охнул и дернулся. Надеюсь, ему было хоть на треть так же больно, как и мне. Задушила бы!
— Хочешь я его тебе отдам? Хочешь?!
Вот так просто? Сказал и даже ничего не дрогнуло внутри?
Я почувствовала себя еще более убогой, чем прежде. Для дурочки из Муравейника все эти атрибуты роскоши кажутся недостижимыми, а для парня из Хайса, выросшего в хорошей семье – ерунда, игрушки, которыми можно запросто швыряться.