Он усмехнулся, в его темных глазах мелькнуло озорство, но он мудро сделал шаг в сторону. Я занял его место, моя рука обвила талию Джулианны, притянув ее к себе, и мы продолжили с того места, на котором остановились.

Я развернул Джулианну один раз, прежде чем снова прижать ее к своей груди. Ее рука вернулась к моему плечу, пальцы предостерегающе впились в мои мышцы.

— Ты выглядела довольно уютно с Габриэлем.

Джулианна раздраженно издала горловой звук. 

— Он твой друг и деловой партнер. Я только пыталась поладить с ним.

Габриэлю нравились замужние женщины. Это было его хобби – использовать и осквернять этих женщин, прежде чем отправить их обратно к их невежественным мужьям. Я четко запомнил его слова. Девственница была рискованным занятием; они привязывались слишком быстро и слишком легко. Но замужние женщины? Легкий и опытный трах - без необходимости формировать привязанность. Он был причиной многих неудачных браков.

Я знал, что он настолько уважает нашу дружбу, что никогда не шевельнется с Джулианной, хотя и собирался бессовестно кокетничать. Это был буквально его характер. Обаятельный и кокетливый, который точно знал, как заставить женщин кланяться ему.

Но дело было не только в Габриэле. Меня больше беспокоило то, что другие мужчины смотрели на Джулианну и пускали слюни, как будто она была выставлена на аукцион, и они собирались сделать ставку на нее. И ее танец с Габриэлем сделал ее добровольной мишенью для этих голодных волков. Джулианна оставила себя открытой и уязвимой.

— Такой замужней женщине, как ты, не следует танцевать так близко с другим мужчиной, особенно с известным повесой. Твои сиськи прижались к его груди, Джулианна, — я практически рявкнул ей в лицо.

Она посмотрела на меня, в ее серых глазах что-то сверкнуло. 

— Если бы я не знала лучше, я бы сказала, что Киллиан Спенсер ревнует.

— Чудовище, — протянул я. — Если бы я ревновал, я должен был бы что-то чувствовать к тебе.

Уголок ее губ приподнялся. 

— Ты меня ненавидишь. Это довольно сильное чувство, муж.

— И ты презираешь меня. Очень жаль, жена. — Моя рука легла ей на поясницу, ведя ее по бальному залу, пока мы танцевали кругами.

— То, что я чувствую к тебе, противоположно презрению, — сказала Джулианна, ее голос смягчился.

Я невесело улыбнулся. 

— О, пожалуйста, скажи. Что ты чувствуешь ко мне, Чудовище?

— Если я расскажу тебе, мне придется раскрыть свои секреты, но некоторые секреты не предназначены для того, чтобы их раскрывали.

— Ты снова говоришь загадками.

Она вздернула подбородок, бросая на меня тот надменный взгляд, которым недавно овладела. 

— А мы сейчас танцуем второй танец. Я думала, что наш первый танец будет последним, ты так сказал.

Моя грудь завибрировала со звуком, который меня даже удивил. Хотя Джулианна была права, я не хотел этого признавать. Я поклялся держаться на расстоянии, но вот я здесь, спасаю свою невежественную жену от известных аферистов, которые готовы на все, лишь бы провести с ней пять минут за колоннами. Она была богатой замужней женщиной с классом и уважением — они хотели бы осквернить ее.

— Твои насмешки дорого тебе обойдутся, жена, — хрипло предупредил я.

— Я думала, что я тебе не нравлюсь послушной, — парировала она.

— Похоже, что иногда я бы предпочел, чтобы ты заткнулась. Если ты не знаешь, как, я знаю несколько способов помочь.

Джулианна расплылась в улыбке. 

— Тогда очень хорошо. Не мог бы ты помочь мне с этим?

— Что?

— Заткнуть меня. Ты предложил мне помочь. Вперед, продолжай. Заткни меня, муж.

Ее зубы задели нижнюю пухлую губу, прикусив ее. На кратчайший момент мне стало интересно, как она будет выглядеть без маски. Красные губы. Жестокие серые глаза. Шелковистые черные волосы заколоты. Лицо со шрамами, рассказывающее гребаную печальную историю.

— Это очень смело с твоей стороны. Не бросай мне вызов; ты не хочешь видеть, что я могу сделать.

— Мне очень любопытно, Киллиан. Что ты можешь сделать?

О, сегодня вечером она чувствовала себя храброй. Моя жена хотела играть, и поэтому я исполнил ее одно желание. Одна маленькая игра, которую нужно сыграть.

Я слегка наклонил голову, чтобы прошептать ей на ухо, позволив своим губам коснуться ее мочки уха. 

— Я почти довел тебя до оргазма за нашим обеденным столом, перед моим отцом — мы оба прекрасно знаем, на что я способен.

Я не упустил ни того, как напряглось ее тело, ни ее прерывистого дыхания. Ее рука почти непроизвольно сжала мою. 

— Это было редкое обстоятельство. Я просто…

— Нужен? Настолько лишенная мужских прикосновений, что ты чуть не кончила от того, что я едва коснулся твоей киски? Я - человек, которого ты презираешь, и все же ты жаждала большего.

— … застигнута врасплох, я собиралась сказать, — прорычала она.

Какая красивая лгунья.

Моя жена могла сколько угодно презирать меня, но она сгорала от моих прикосновений. Ее тело отреагировало на меня так, будто мы знали друг друга всю жизнь, как будто она родилась, чтобы быть моей. Жадная. Влажная. Нуждающаяся. Я почти чувствовал ее тоску на своем языке — сладко и горько.

— Ты трогаешь себя ночью, когда ты одна в постели… при воспоминании о моих пальцах между твоими бедрами, ласкающих твою киску?

Джулианна издала сдавленный звук и споткнулась, прежде чем снова быстро встать на ноги. 

— Прошу прощения?

Мои губы скривились от того, как она заикалась, моргая, как мне показалось, смущенно. Я почти мог представить, как ее щеки вспыхивают от жара.

— Сейчас, сейчас. Не надо так стесняться. Я еще не приходил к тебе в постель, так что ты должна была хотя бы раз прикоснуться к себе после нашей свадьбы. Если не раньше, то уж точно после того, что произошло в столовой. Все-таки я оставил тебя мокрой и нуждающейся. На пороге оргазма. Ты, наверное, очень сильно мучилась. Или дело в том, что с тех пор, как мы поженились, ты брала в свою постель другого мужчину?

Мои насмешки заставили ее глаза заблестеть еще темнее. Ее красные губы сложились в прямую линию, и я почувствовал, что ухмыляюсь.

Я очень хорошо знал, что Джулианна не была с мужчиной с тех пор, как мы поженились – я только насмехался над ней, нажимая на ее кнопки, потому что мне очень нравилось выражение ее глаз всякий раз, когда она огрызалась.

И даже если бы она привела в свою постель другого мужчину — я бы узнал, и бедняга был бы уже мертв. Его тело со всеми раздробленными костями сброшено в океан, унесено волнами в морскую пучину. Где бы его никто не нашел. Его существование очень легко вычеркнуть из истории.

— То, что ты ищешь удовольствия в другом месте, кроме постели собственной жены, не означает, что я делаю то же самое, — прошипела она.

Я усмехнулся, оценив то, как она изрыгала огонь. 

— Если бы я не знал лучше, я бы сказал, что Джулианна Спенсер ревнует. — Ее серые глаза потемнели, пока не стали почти черными. 

— Мне наплевать, кого ты возьмешь в свою постель.

— Лгунья, — прохрипел я ей на ухо. — Скажи, у тебя болят соски при воспоминании о моих прикосновениях? Твой клитор пульсирует, когда ты закрываешь глаза и думаешь о том, как хорошо мои пальцы чувствовали себя между твоими бедрами?

Я отстранился, и Джулианна судорожно вздохнула. Ее губы приоткрылись, словно собираясь что-то сказать, прежде чем она снова закрыла рот, ошеломленно моргая и глядя на меня.

Я выгнул бровь. 

— Ну вот. Я заткнул тебя, жена. Даже не прикасаясь к тебе.

Ее глаза превратились в щелочки, и я сжал губы, сдерживая смех. 

— Должен ли я напомнить тебе, что наши тридцать ночей закончились прошлой ночью.

— Так что, сегодня будет прелюдия? — спросила она, впиваясь ногтями в кожу.

— А прелюдия включает в себя то, что я тебя задушу, потому что у меня очень большое искушение.

— Может быть, я задохнусь, кто знает.

Я споткнулся, едва не наступив ей на ногу, и выругался себе под нос. Джулианна издала тихий смешок.