— Ты права. Я не тот Киллиан, в которого влюбилась твоя сестра. Ты убила его той ночью; в ту же ночь ты убила свою сестру. Браво, Джулианна. Ты в одиночку разрушила две жизни за одну ночь.

— Три, — выдохнула я, и трещина в моей груди увеличилась.

Это заставило его остановиться. 

— Что?

Я сглотнула, мои глаза горели. Эта битва забрала всю мою энергию, и теперь… Киллиан заставил меня чувствовать себя уязвимой.

— Три жизни. Я погубила себя в ту ночь, — сказала я срывающимся голосом. — Кажется, ты каждый раз забываешь об этом. Ты. Не. Единственный. Кто. Страдает. Я тоже скучаю по ней. Я тоже любила ее. И да, я тоже ненавижу себя. Больше, чем ты когда-либо сможешь меня ненавидеть. Так что нет, твой гнев и твоя ненависть ничего мне не сделают.

— Если хочешь жалости…

— Я не прошу жалости!

Мой голос эхом отразился от стен, и его глаза расширились. 

— Следи за своим тоном со мной, Джулианна.

— Или что? – бросила я вызов, сморгнув слезы.

— Ты пожалеешь об этом, — предупредил он.

Я одарила его горькой улыбкой. 

— Ты все еще не понимаешь, не так ли? Что еще ты можешь сделать, чтобы причинить мне боль, когда я причиняю себе боль каждый день, каждый раз, когда дышу.

— Я могу сделать гораздо хуже.

Давление на грудь усилилось. Я вздохнула, потирая висок. 

— Мы ходим кругами, Киллиан.

Он засунул руку в карман своих брюк, и его глаза пронзили меня. 

— Я пришел сюда, чтобы закончить то, что мы начали.

Я кивнула. 

— Наследник, в котором отчаянно нуждается наша семья.

Его губы приподнялись, но в его улыбке не было тепла. 

— Как насчет того, чтобы упростить себе задачу? Просто прогнись и подчинись мне, Чудовище. Я уверен, ты знаешь, каково это быть на спине и на коленях. Ты не можешь быть девственницей, — он сделал паузу. — Как только работа будет сделана, тебе будут щедро платить каждый год. Оплата твоих услуг согласно договору.

Мои кулаки вцепились в ткань платья.

 — Я не обычная шлюха, Киллиан.

Он усмехнулся. 

— Мои извинения. Я думал, это описание твоей работы. Правда.

— Это мелочно, даже для тебя.

Он усмехнулся, его широкая грудь тряслась.

— Я не сосуд, — сказала я, высоко вздернув подбородок, и направила каждую унцию гордости, которая у меня была, в свои кости. В конце концов, я была дочерью своего отца. Романо не позволяли никому наступать на них. Правда, я расплачивалась за свои грехи. Но я не была слабой, и мой муж должен был это видеть.

— Я не сосуд, — повторила я. — И моя матка не обсуждается, Киллиан. Но у меня есть несколько собственных условий, прежде чем я дам вам свое согласие.

Его взгляд остановился на мне. 

— Ты меня шантажируешь?

— Нет, это простой компромисс.

— Компромисс, говоришь, — медленно сказал он. — Я не иду и не пойду на компромисс с тобой.

Я смотрела, как он развернулся и ушел, оставив нас посреди разговора. Это был его способ сказать, что я отстранена.

Но я еще не закончила.

Либо Киллиан примет мои условия, либо он никогда не получит наследника, в котором нуждался. На этот раз мяч был на моей стороне. Вся власть была в моих руках – или, лучше сказать, в моем чреве.

Я сделала шаг вперед и позвала его удаляющуюся спину.

 — Либо так, либо твой отец не получит внука, которого так отчаянно хочет увидеть раньше…

Он внезапно остановился, его голова резко повернулась ко мне, а глаза превратились в щелочки. 

— Ты чертова стерва.

Да, я знала, что это был удар ниже пояса — вспомнить об умирающем отце. Но это был единственный способ заставить его слушать меня.

— Мы уже установили, что ты меня ненавидишь, а я стерва. Пойдем дальше, Киллиан.

— Что ты хочешь? — рявкнул он в ярости.

— Ужин, каждый вечер в течение тридцати ночей, — быстро выпалила я, прежде чем потеряла смелость. — И я ожидаю, что мы будем разговаривать без оскорблений. Вот так просто. После этих тридцати ночей мы сможем обсудить вопрос о заключении нашего брака.

Последнее предложение мне пришлось практически подавить. Брови Киллиана поднялись в замешательстве. Его челюсть напряглась. Его губы разошлись, чтобы заговорить, но я уже говорила вместо него.

— Ужин будет подан в семь. Надеюсь увидеть тебя там.

И на этот раз я повернулась и ушла, оставив его позади.

Я бросилась вверх по лестнице в свою комнату и, оказавшись внутри, захлопнула дверь, и мои дрожащие ноги окончательно подкосились. Я привалилась к двери и сползла вниз, пока не оказалась сидящей на полу.

Что я наделала?

Я попыталась вдохнуть, но от паники не могла дышать.

Что. Я. Сделала?

Я схватилась за грудь, пытаясь вспомнить, как дышать. Моя комната покачивалась, а зрение затуманилось.

Боже, я была такой глупой.

Я должна была держаться на расстоянии, должна была позволить ему делать все, что он хочет. Когда он оплодотворит меня, может быть, он оставит меня в покое. Может быть, он снова уйдет, пока я не рожу.

Это была бы идеальная ситуация.

Так почему же... почему я просила его проводить со мной больше времени?

Потому что я была глупа.

Глупая и одинокая.

И теперь мне предстояло заплатить за еще одну ошибку.

Потому что эти тридцать ночей были бы абсолютно жестоки к моему сердцу.

ГЛАВА 8

Джулианна

Влюбленность подобна солнечному свету,

Но наши мгновения теряются во времени.

Как тонущий любовник,

И снова я влюбляюсь в тебя,

Но твое сердце жаждет другую.

- А

Когда я приехала на остров Роза-Мария за день до свадьбы, то обнаружила, что мой гардероб уже пополнился новыми нарядами, некоторые из них пришлись мне по вкусу, но все они соответствовали выбору Киллиана и тому, как Уильям ожидал, что его невестка будет одеваться, как истинная Спенсер.

Ведь внимание было бы на мне

Как я ходила, как одевалась, как разговаривала…

Каждый мой вздох, каждое движение, которое я делала, каждая улыбка и каждый смех.

Высшее общество и простые люди осудят меня, и если они сочтут меня несовершенной, это поставит под угрозу репутацию Спенсеров.

Однако Уильям не ожидал, что Киллиан оставит меня у алтаря; он не ожидал, что его сын без оглядки покинет остров или что я вопреки всем ожиданиям решу остаться здесь.

Одна часть моего гардероба была забита вечерними платьями. У меня были и более простые, которые я могла носить дома с комфортом. С другой стороны были свитера, блузки, джинсы и юбки.

Все были недавно куплены: шикарно и дорого.

Я выросла в роскоши и богатстве, ничто из этого не удивляло и не восхищало меня. Если Спенсеры держали в руках голубые бриллианты, то Романо обладали жадеитами.

— Это как свидание? — лениво спросила Мирай, возвращая мое внимание к ней.

— Нет, — невозмутимо ответила я. — Это всего лишь ужин.

— Тогда почему ты так долго выбираешь платье?

Я посмотрела на Мирай, и она сжала губы, скрывая озорную улыбку. 

— Убирайся.

Она цокнула мне языком. 

— Ты хочешь, чтобы ты ему нравилась.

— Мирай, — предупредила я, захлопывая шкаф. Она тихонько хихикнула, прежде чем отскочить от моей кровати и выбежала из моей спальни, закрыв за собой дверь.

То, что сказала Мирай, не могло быть дальше от правды. Я не хотела, чтобы Киллиан любил меня. Нет, я хотела, чтобы он видел во мне равную, а не сосуд или ходячую матку, которую он использовал, а затем выбросил.

Я была больше, чем это. Я была Джулианной Романо, дочерью моего отца. Я была Джулианной Спенсер, женой Киллиана.

Я была Джулианной.

Я была равна Киллиану, и мне нужно было, чтобы он это увидел.

В конце концов, я выбрала простое черное вечернее платье с вырезом в форме сердца, бретельками-спагетти и разрезом сбоку до правой ноги. Атласная ткань была мягкой под моими пальцами.