Я смущенно хмыкнул. Не люблю афишировать материальное положение, но перед Леной могу быть откровенным.

— Ну да, я. Мама всю жизнь на двух работах пахала, меня одна растила. Так что как только встал на ноги — первым делом о ней позаботился. Пусть хоть на старости лет поживет в свое удовольствие.

Лена понимающе кивнула, и во взгляде ее мелькнуло что-то очень похожее на уважение пополам с завистью. Да, непросто ей приходится с малышкой на руках, без поддержки близких. Эх, знал бы раньше — давно всех их к себе забрал, в любви и достатке купал бы!

Но ничего, теперь-то я рядом. И ни за что не допущу, чтобы мои любимые девочки хоть в чем-то нуждались.

Когда мы поднялись на крыльцо, дверь распахнулась, и мама шагнула навстречу в переливчатом шелковом платье и при полном параде.

— Ди-и-има, сынок! — всплеснула она руками и заключила меня в объятия. — Наконец-то! Заждалась уже!

Я обнял ее в ответ, кивнув на спутницу:

— Мам, познакомься. Это Лена, моя…

— Да-да, я в курсе! — нетерпеливо перебила мама и обратила на застывшую Лену цепкий, изучающий взгляд. — Здравствуйте, Елена. Наслышана о вас.

Ее тон не предвещал ничего хорошего. Ни капли былого радушия, сплошная прохладца и настороженность. У меня засосало под ложечкой от нехорошего предчувствия.

— Здравствуйте, Маргарита Павловна! — пролепетала Лена, отважно глядя маме в глаза. — Спасибо, что пригласили. У вас замечательный дом!

— Стараемся, стараемся, — сухо обронила мама, посторонившись, чтобы пропустить нас в холл. — Дима вот расстарался, купил, не поскупился. Настоящая опора и защита!

И с намеком стрельнула в меня глазами. Я внутренне поежился. Только бы не сболтнула чего лишнего! Нечего Лене знать, на что намекает — о моем собственном печальном опыте. Да и незачем ворошить прошлое.

Весь вечер мама, как назло, только и делала, что ненавязчиво подчеркивала мою надежность, щедрость и успешность. А Лену то и дело прохаживалась насчет ее "неустроенности" и "неравного положения".

Когда же та оплошала, неосторожно обмолвившись, что растит дочь одна, так как отец ребенка сбежал еще до ее рождения, мама и вовсе открыто сморщила нос:

— Ай-яй-яй, какая печальная история! Но вы не расстраивайтесь, Елена. Может, еще встретите достойного мужчину, который примет вас с ребенком. Правда, в наше время таких альтруистов поискать… Не то что мой Димочка! Уж он-то своих не бросит.

Я готов был сквозь землю провалиться. Ну мама, ну удружила! Уела девчонку, расстроила. Теперь небось будет думать, что на ней пробы ставить негде.

Лена и правда сникла, сжалась, в глазах обида плещется. Но мужественно хранит молчание, не отвечает на уколы. Вот ведь железная леди! Другая бы уже сцену закатила или дверью хлопнула. А она сидит, терпит.

От этой мысли сердце защемило нежностью и горечью. Бедная моя девочка! Как же ей, должно быть, нелегко приходится — и с малышкой на руках, и с этими бесконечными пересудами за спиной. Хоть бы скорее закончился этот злополучный ужин, увез бы ее отсюда подальше!

Словно услышав мои мысли, Лена решительно отставила десертную тарелку и поднялась из-за стола.

— Спасибо за прекрасный вечер, Маргарита Павловна! Все было очень вкусно. Но нам с Димой уже пора.

— Да, Машенька заждалась, — кивнул я, тоже вставая.

Мама резко вскинула голову, прожигая меня уничижительным взглядом:

— Ты ее дочь уже по имени знаешь? Однако… Быстро же вы сближаетесь. Смотри, сынок. Как бы не обжегся на этом романе. Знаем мы таких охотниц за успешными холостяками!

Я стиснул зубы, борясь с желанием резко осадить мать. Лена побледнела и вся будто уменьшилась в размерах. Ну все, кажется терпение ее на исходе. Самое время сворачиваться.

— Мама, у нас с Леной все серьезно, — веско отчеканил я, решительно поднимаясь. — И я не потерплю, чтобы ты или кто-то другой ставил под сомнение искренность ее чувств. Она — лучшее, что случалось со мной в жизни. И я не позволю никому встать между нами. Надеюсь, ты это поймешь и примешь. Рано или поздно. А пока — прости, но нам и правда пора.

Мы с Леной стремительно засобирались, оставив маму хлопать глазами в полнейшем ошеломлении. Не припомню, чтобы когда-нибудь говорил с ней в таком тоне. Видимо, и правда достала. Пора отвоевывать право на собственное счастье.

Всю дорогу до города мы ехали молча. Лена сосредоточенно смотрела в окно, а я мучительно подыскивал слова, чтобы утешить, ободрить ее. Уверить, что поведение матери никак не повлияет на мои чувства.

Уже у самого ее подъезда я нашел в себе силы заговорить:

— Лен, солнышко… Прости за маму. Она… Просто очень за меня переживает. Когда-то сама натерпелась, вот и мне судьбу мою пытается уберечь от боли. Но я-то знаю, что ты — не она. И наша история будет совсем другой. Счастливой. Веришь?

Лена повернулась ко мне, и в глазах ее стояли слезы. Но она улыбнулась — нежно, светло, обезоруживающе.

— Верю, Дим. Верю. Не переживай, я все понимаю. У каждого свой тяжкий груз за плечами. Может, со временем и твоя мама это поймет. Да?

— Да, — прошептал я, прижимая ее к себе и покрывая лицо поцелуями. — Да, маленькая моя.

Обняв напоследок, я отпустил Лену к поджидавшей ее Машутке. В груди разливалось щемящее тепло и уверенность — у нас все получится. Какие бы преграды ни встали на пути — мы справимся.

28

Несколько дней спустя после памятного ужина у матери Димы, он позвонил мне в приподнятом настроении.

— Привет, солнышко! Слушай, у тебя ведь скоро отпуск? Может, вырвемся на пару деньков к морю, отдохнем, развеемся? Я тут присмотрел чудесный отель в Сочи, с видом на набережную. Тебе понравится!

Я на миг опешила от неожиданности, но тут же радостно затараторила в трубку:

— Ой, Дим, здорово! А когда? На следующих выходных я как раз свободна. Возьмем билеты, и рванем! Только Машуню с собой прихватим, ладно? Она так давно мечтает на море съездить!

В трубке повисло красноречивое молчание. Наконец Дима вздохнул и деликатно кашлянул:

— Эмм, Лен, тут такое дело… Я думал, может, в этот раз мы вдвоем смотаемся? Ну, знаешь, развлечения там будут больше по нашей части, взрослые. Машеньке вряд ли интересно будет.

Я нахмурилась, чувствуя, как в груди шевельнулось неприятное, колючее чувство. Как это — без Машеньки? А как же его слова про то, что он любит мою дочь и готов принять, как родную? Выходит, это были просто красивые фразы?

— Дим, но как же… — начала было я растерянно, но он уже торопливо перебил:

— Лен, ну что ты, в самом деле! Я же не навсегда Машуню в сторону отодвигаю. Просто хочется побыть немного вдвоем, наедине, как влюбленным и полагается. Мы ведь тоже имеем право на личное время и пространство, верно? А к морю мы Машеньку в следующий раз обязательно свозим, обещаю! С аниматорами, развлечениями по полной программе.

Я закусила губу, переваривая услышанное. С одной стороны, Дима, конечно, прав. Не стоит быть такой принципиальной занудой и портить романтическую поездку присутствием ребенка. Но с другой… Как-то это неправильно. Отодвигать дочь на второй план, стоит лишь только новому ухажеру поманить пальцем.

Целую минуту я мучительно размышляла, чувствуя, как в груди растекается липкое, тягостное ощущение. Что же делать? Поддаться голосу сердца или послушать разум?

— Дим, я даже не знаю… — пробормотала я упавшим голосом. — Как-то это…

— Лена, — мягко, но настойчиво перебил он. — Я люблю тебя. Люблю Машеньку. И ничего в этих чувствах не изменится, если мы пару дней побудем только вдвоем. Зато нам будет, что вспомнить долгими зимними вечерами. Представь — мы, море, закаты, изысканные ужины при свечах. Романтика! Неужели откажешься?

Уговаривающие, чуть насмешливые нотки в его голосе подействовали, как хорошая встряска. И правда, что это я раскисла? В конце концов, мы взрослые люди и имеем право на собственную личную жизнь!

— Хорошо, Дим, — выдохнула я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно и беспечно. — Уговорил, едем! Машуню к маме отвезу, не впервой. А сами рванем навстречу приключениям.