Старик пошелохнулся и моргнул, обернувшись к юноше. Он лишь печально глянул на паренька, так торопившегося в ратушу, чтобы предупредить его, а затем переключил взгляд на распахнутые большие двери позади него, за которыми было еле слышно ледяное завывание. Он окликнул всех рыцарей, ожидавших его приказа, и обнажил свой старенький клинок.
– Они пришли в наш дом… В ваш дом… В дом вашего короля… Мы дадим им отпор, возможно и не победим, но они навсегда запомнят то кто встал у них на пути… Зову вас за собой, – крикнул он так чтобы намертво приковать их взгляды к себе. – Да помогут нам боги, в грядущей ночи, – проговорил пожилой солдат… – Войны за мной!
Солдаты вооружились, обнажив свои оружия и с криками предстоящего сражения, ринулись прочь из ратуши, через мгновение, потерявшись в клубах дыма оборонительных орудий.
Спустя несколько часов…
Шум… Вой… Запах накалившегося метала был глубоким и пронизывающим все вокруг. Голоса смолкли, а битва была окончена. Вокруг царила ночная мгла, медленно растворяющаяся в пространстве и дающая дорогу еще не наступившему, но уже ждавшему своего часа – свету. В воздухе стоял смрадный дым, и пахло запекшейся от пыла сражений, пролившейся кровью солдат, тела которых засеивали все вокруг, по обе стороны вздымающейся высокой и казалось не преступной каменной городской стены. Она была огромной и по площади охватывала настолько большое расстояние, что едва был виден край этого сооружения на горизонте. Так же ощущался странный запах тумана, который густой дымкой, подступал к разрушенным стенам города, создавая непроходимую пелену из плотных ворсистых комков. Вокруг стоял ужасный холод, и ощущение было такое, как будто, только что здесь прошелся буран. Было тихо, слишком тихо. Казалось, что трупы, плотно наслаивались, друг на друга, что из дали было похоже на – гору, вымощенную какой-то непонятной, кровавой массой, покрытой снегом и нарастающем инеем. Они были буквально везде, в вырытых траншеях, ямах с кольями и под обломками оборонительных орудий и катапульт.
Молчание нагнетало обстановку еще больше, а яркие, голубые, искры, мелькающие на – горизонте медленно приближались то и дело, прячась и вновь нарастая во тьме. Внезапно тишина исчезла, а за место нее стремительно наступал гул боевого рога без остановки, громыхающего где-то за холмами на горизонте. Он был долгим и протяжным, словно предупреждал о надвигающийся армаде. Земля задрожала под стуком сотен если не тысяч лошадиных копыт и на холме один за другим стали появляться силуэты всадников с горящими на перевес факелами. Сначала один затем сотня и тысяча за тысячей языки пламени словно огненный ров окутали все поле боя. Их пламя было не обычного – ярко синего цвета походившие больше на замерзающий не тлеющий уголек. Всадники успешно преодолели первые рубежи заполняя все вокруг ярким огненным светом. На подступах к стене они сбавили темп и стали ехать, не спеша стараясь при этом не сбиваться в кучу, а выстраиваться в колонны по несколько сотен пар. Мрачные войны сплошь бледно – голубыми знаменами появившиеся из пелены тумана ворвались в сдавшийся город словно ледяные призраки. Они въехали верхом на своих закованных в сталь скакунах через проломы в стене и ворота, от которых мало что осталось, прорубая себе дорогу по телам бессчетного количества убитых солдат и простых жителей столицы по несчастливой случайности, попавших в эту мясорубку. С высоты это зрелище больше напоминало то, как стая саранчи окутывает свою обездвиженную жертву, которая уже не в силах сопротивляться. Вокруг них вырисовывалась ужасная картина последствий недавней осады: сожженные и оплавленные словно драконьим пламенем каменные, украшенные резной архитектурой дома, которые теперь напоминали склепы широкими рядами, простирающиеся вдоль города до самого замка, крыша которого обвалилась рухнув внутрь. Углубляясь все дальше в город, стали открываться виды памятников и каменных скульптур, которые вместе с людьми что их возвели были преданны мечу и холоду. Торговые палатки, магазины с шелками и разными ценностями, прилавки с продовольствием: все было сожжено и обращено в тлен. Увидевшие все это захватчики ничуть не ужаснулись и даже сквозь их железные изголовья были видны бледно – мертвенные лица. Ох это были не просто пехотинцы, впервые брошенные в открытый бой, или головорезы грабящие вольные города, то были завоеватели, сметающие все на своем пути безжалостные палачи в тяжелых доспехах с мрачными как их поход душами.
Они не были похожи на людей или других известных существ, что – то было в них отталкивающее и чужое, как будто бы они пришли из другого мира. Черными и латными были их сияющие нагрудники с узором металлической мозаики, шлемы, опаленные не то солнцем, не то инеем с торчащими из головной части небольшими стальными шипами, испускающими тонкую струйку дымки создавая ощущение дымящихся голов. Наплечники их были настолько величественные, что казалось они одни занимают большую часть доспеха, и тяжелые со множеством прочных накладок сапоги, болтающиеся по ветру. Мертво выцветшие плащи свисали вниз и их копья словно раскаленные колья, которые вздымались куда – то вверх делая эту армаду еще воинственнее. В самом деле от одного взгляда на их черные копья казалось, можно было порезаться. Прошло какое – то время, прежде чем тысячи огней захлестнули город и стройными рядами друг за другом всадники стали двигаться к замку. Они были молчаливы, лишь цоканье копыт, клацанье доспехов вперемешку с треском пламени и пелена инея сопровождало идущую армию. Вдруг один из всадников что ехал впереди всего войска остановился. Он услышал глухие стоны и всхлипывания, доносившиеся откуда – то из руин. Вместе с ним замерли и все остальные. Все произошло синхронно словно войско представляло собой один механизм, приводящий свои части то в одновременную работу, то в моментальную остановку. По началу казалось, что шествовавший впереди всадник был невысокого роста полтора метра не больше, но как только он слез со своего мрачного скакуна это видение рассеялось, как и туман медленно оседавший плотным ковром на сырую землю. Он был поистине огромным, и по – росту и по размеру восемь с половиной футов в высоту. Ноги были длиннее туловища и остального тела, а за спиной у него виднелся громадный полуторный меч плотно вдетый в черную кобуру, из которой то и дело сочился черный густой дым. По земле волочился мокрый и слегка потертый грязный плащ с изображением непонятных иероглифов, а его рукавицы больше напоминали когти чем перчатки в привычном понимании этого слова. Его лицо скрывал могучий дымящийся от пара черный шлем из глазниц которого были отчетливо видны два больших желтых глаза светившихся словно искры.
Лорд он король или просто мятежник значения не имело, он взял город в осаду и победил, обрушившись все своей мощью на врага и не оставил шансов на спасение. Великан, смотревший вдаль в кучу наваленных обломков и камней, заметил среди них, лежавшее на булыжниках очертание человека из, плеча которого выплескивалась кровь и торчала черная стрела не пробившая его насквозь, но сумевшая раздробить плечевую кость. Стоны, которые он услышал вероятнее всего принадлежали этому раненному бедолаге, которому суждено было оказаться на пути у штурмующей конницы. По мере подступа великана он узнавал в его одеяниях врага. Безусловно то был не просто крестьянин, а солдат короля один из немногих, а может быть даже последних кто уцелел. Тяжелым был его шаг и из – под подошвы громадных сапог то и дело вырывались клубы темной субстанции растворяясь и снова появляясь с каждым шагом. Мрачный рыцарь все ближе подходил к почти сидящему на груде камней солдату и вот когда достиг его он остановился. Перед ним предстал старик в побитых доспехах, тот самый кто так рьяно защищал этот город и вел своих солдат в атаку тот, кто рискнул своей жизнью защищая невинное дитя. Вот и пришел его час… Он жил в почете, но погибнет безликим, таков итог и увы другого не дано. Склонившись к нему, он схватил его голову своими когтями и повернул так чтобы из – под своего, черного шлема, видеть его глаза. Солдат сидел спокойно и тихо будто бы не замечал смотрящего на него и держащего его за голову здоровяка. Его глаза были наполнены пустотой. Даже перед лицом смерти он продолжал молится, сжимая в кровавой руке талисман, напоминавший вырезанную из камня ворону.
