– Ребята, давайте вы, пожалуйста, рассядетесь. Лера, Света, Алина, Аня и Маша – давайте за этот стол. Дима, Ваня, Данил, Сережа и Кирилл садитесь за второй. Максим, Мурадил, Полина с Дашей и Диана сядут со мной и Антоном.

Всем все понравилось, начиная от того, с кем они будут сидеть, заканчивая расположением стола. Дима ел за троих, поэтому котлеты Данила, Сережи и Вани сразу полетели к нему в тарелку. Антон мысленно молился, чтобы все доели ужин и не остались голодными. Данил больше всех заценил компот, выпивая второй стакан до дна. Кузнецов сделал отметку у себя в голове, что этого парня нужно будет проконтролировать с туалетом. Сам вожатый пытался поесть, но меню по понедельникам его не радовало совсем: та самая котлета, гречка и компот из вишни. Что может быть хуже? Только утренняя творожная запеканка со сгущенкой во вторник.

Почему он так не любил столовскую еду? У него с самого детства было не усвоение лактозы, именно поэтому ненависть к ряженкам, кефиру, творогу и молоку возникала сама собой. Сыр, почему-то, его организм переносил и даже мама в шутку называла его «мышкой». В столовых часто давали молочные продукты, жареное и жирное, от которого воротило студента, поэтому уже который день он оставался практически голодным, уверяя себя, что еда – это второстепенное.

На столе лежал пропуск с фотографией. Останавливая взгляд на нем, Кузнецов успел прочитать: «Никифоровский Владислав Сергеевич», после чего владелец удостоверения, резко стащил его со столешницы, засовывая в карман.

– Почему ничего не ешь? – Спросил Влад, искоса поглядывая на полную тарелку коллеги, отламывая кусок своей котлеты.

– Не голодный. – Сухо ответил Антон, отодвигая от себя ужин.

На улице дети стремились перелезть через забор, залезть на любое не безопасное строение кто выше, украсть мелки у соседнего отряда и подтянуться на турниках кто больше. Глаза разбегались, ноги не слушались, а руки боялись, но делали. Со всем этим хаосом Кузнецов бы давно сошел с ума, но в нужный момент, пока он снимал Сережу с турников, который чуть не сломал себе руку, к нему подоспел на помощь Влад.

– Ребята, давайте играть в «Передай обруч»! – Закричал тот, показывая младшим предмет из пластика. – Скорее становитесь в круг.

Дети послушно подбежали к вожатому и с ярым задором взялись за руки. Влад был довольно гибким, юрким, иначе Антон не может себе объяснить, как он, ростом почти метр девяносто, пролез через обруч за две секунды. Разноцветный хула-хуп пошел по кругу. В какой-то момент Кузнецов понял, что он был самым высоким и образовалась новая проблема – пролезть сквозь кольцо. Собравшись с мыслями, он залез сначала головой, а потом просунул правую ногу. Дети и сам зачинщик игры смеялись над ним, несуразно пытавшегося протиснуться в обруч, чертыхаясь и проклиная всех на свете. Антон просунул руку и сложившись в три погибели, еле вылез из этой штуковины целым и невредимым.

– Вот это игры у вас… – Посмотрев с недоумением на Влада, сказал студент.

Коллега перевел взгляд на часы и дернув за руку Кузнецова, который замыкал круг, потащил весь отряд змейкой в сторону беседки. Кожа ладони была неожиданно нежной и приятной, не как у обычных дворовых пацанов с района, на котором вырос Антон, поэтому он заключил у себя в мыслях, что Влад скорее всего из какой-то благородной семьи пианистов или художественных деятелей. Решив, что он обязательно должен выяснить это позже, глаза снова поднялись вверх, рассматривая каштановую макушку густых волос. Дети визжали от восторга тягая друг друга за руки и тащась вслед за старшими.

– Куда мы идем?

– Знакомиться! – Задорно сказал Никифоровский.

Солнце уже скатилось за горизонт, рисуя на небе с перистыми облаками оранжевыми и розовыми красками. Тихие звуки сверчков и поющих лягушек со стороны пруда, разряжали тишину, невольно предоставляя возможность ей наслаждаться. Такое явление можно было прозвать природным гипнозом, когда все в совокупности влияет на тебя, пуская мурашки по коже, откидывая плохие мысли и впуская в грудную клетку свежий морской ветерок. Беседку украшали разноцветные флажки вперемешку с гирляндой, которая уже в некоторых местах изрядно перегорела. Но атмосфера уюта и дружеской встречи, будто они все старые знакомые, которые не видели кучу лет, присутствовала. Влад рассадил всех по порядку, усадил справа от себя напарника и заговорил:

– Предлагаю поиграть в снежный ком. Все знают правила? – Спросил он, обращаясь к детям.

Все завизжали, один только Антон не понимал, откуда они возьмут в июне снег, и зачем все расселись на беседке.

– Я не знаю. – Оповестил он Никифоровского, дожидаясь пока тот повернется на него.

– По ходу игры поймешь. Я начинаю! Меня зовут Влад и я люблю виноград.

– Его зовут Влад, он любит виноград. Меня зовут Данил, и я люблю дельфинов. – Тут же подхватил худой мальчишка, сидящий по часовой стрелке после вожатого.

За ним продолжил Сережа, который любил спорт, Максим – мох и чем дальше от Никифоровского говорили дети, тем интереснее и смешнее становилось то, что они любят. Замыкающим стал Кузнецов, который не ожидал такой подставы – повторить всех детей, которые были перед ним. «Ну, что ж, пришло время поднапрячь свои извилины», – подумал студент.

– Влад любит виноград, Данил – дельфинов, Сережа – спорт, Максим – мох… Тебя, вроде зовут Мурадил? И ты любишь мех. – Пытаясь хоть что-то вспомнить, продолжал он. – Дима любит драники, Кирилл – кукурузу, Ваня – велосипеды, Света – стихи, Лера – лимоны, Алина – ананасы, Аня – акацию.

Делая глубокий вдох и выдох, он жалобно посмотрел на Никифоровского и увидев в глазах огоньки и поднятые пальцы вверх, продолжил вспоминать, что он еще мог упустить.

– Даша – деревья, Полина – петь, а Диана – думать. Фух… а я Антон, люблю апельсины.

– Молодец!

Похлопав по плечу, Влад искренне удивлялся тому, как Кузнецов смог всех запомнить, ведь мысленно похоронил любые попытки сдружить его с детьми. Отстраненность студента от школьников была заметна невооруженным взглядом, поэтому Никифоровский сразу решил исправить эту ситуацию, проявить себя опытным вожатым и не дать школьникам пожалеть о приезде в «Лесной». Уложив отряд спать, Владик с чувством выполненного долга, разложился на своей кровати, и раскинул ноги на половину комнаты.

– Не плохая комната, видно, Паша делал ремонт недавно. – Сказал лежащий.

– Паша?

Антон зашел следом, прикрывая дверь в комнату и переступив ноги, сел на постель, напротив чужой.

– Павел Александрович. – Привстав на локтях, пояснил он. – Я тут три года назад был вожатым. Меня слезно попросили приехать, помочь тебе.

– Понял. – Отпивая сладкую газированную воду из горла, сказал студент.

– Ты пьешь эту гадость? – Сморщив лицо, спросил Никифоровский, разглядывая напиток в руках.

– Ну, да. – Повертев бутылку, ответил тот.

– Это детский лагерь, здесь такое называется запрещенка и проносить ее сюда нельзя. – Заявил Влад и поднявшись с кровати, практически, вплотную посмотрел в зеленые глаза своего нового знакомого. – Здесь вожатые наравне с детьми. Если ты приехал сюда, то будь добр – соблюдай правила.

Антон затаил дыхание, удерживая шипучий напиток во рту. Лицо напротив было всего в паре сантиметров. Пульс участился, моргать перехотелось. Такого Влада он еще не видел. Серьезного, правильного, даже через чур, напористого, стоящего на своих моральных принципах. Сердце пропустило один удар, и когда Никифоровский отпрянул от него обратно, вытащив из рук предмет наслаждения, Кузнецов проглотил газировку, делая выдох. Влад точно не был знаком с понятием «личные границы комфорта», либо только в теории, потому что нарушать их он явно любил чаще, чем поправлять свои волосы. Только за время прогулки Никифоровский положил на Антона свою руку раз двадцать, иногда подбадривая и хлопая по спине или толкая от смеха в плечо. Приходя в себя от шокового состояния, Кузнецов заметил в чужих ладонях белые провода.