Однако я ведь прекрасно видела, что Дима стал слишком замкнутым. Да мы практически перестали общаться!

– Привет. Чем занимался?

– Ничем особенным.

– Что на ужин приготовить?

– Мне всё равно.

– Спокойной ночи.

– Пока.

Вот примерно и весь наш диалог в последнее время.

Я приходила вечером домой, отсидев пары и отработав свои полсмены, подчас еле живая. И была только рада помолчать после клиники, где в течение четырех часов у меня практически рот не закрывался (приходилось постоянно разговаривать с коллегами, улыбаться и любезничать с клиентами, среди которых попадались порой и хамы).

Вечером мне нужна была тишина. А что было нужно Димке – я не знала, а сам он никогда не говорил.

В те дни, когда мне не надо было идти на работу, я звала его прогуляться. Он всегда соглашался, но разговор у нас всё равно не клеился. Я ещё поначалу ему что-то рассказывала – про универ, про Веркины страдания из-за Шаламова, про работу, про клиентов, про Олесю, с которой мы успели сдружиться. Дима слушал, конечно, но как-то отстраненно, будто из вежливости. Лишь раз спросил про Руслана. Я заверила Димку, что он просто наш босс и он такой со всеми – участливый, веселый, добрый. И что вообще несказанно повезло мне попасть на эту замечательную работу.

Честно, будь я на месте Димки, то устроила бы сама себе допрос с пристрастием за тот поздний звонок, но он больше ни о чем не спрашивал. Ни про Руслана, ни про кого-либо ещё.

Потом я подумала: может, ему не слишком приятно. Всё-таки у меня там жизнь кипит, а он как бы за бортом, почти всё время один, ещё и в темноте. Мне стало неловко, словно я перед голодным расписывала, как вкусно поела.

В общем, я тоже стала больше помалкивать. И, гуляя, мы просто брели под руку и думали каждый о своём.

А с началом зимы мы и гулять перестали. Первая неделя декабря выдалась непривычно теплой, и днём снег подтаивал, даже ручьи текли, но зато вечером вся эта слякоть превращалась в каток. Тут и зрячему – один неосторожный шаг и ты лежишь, распластанный на льду.

Я вот так себе копчик зашибла, когда вечером возвращалась с работы. Еле поднялась и до дома с трудом доползла. Потом боль утихла, но стоило посидеть и потом встать, как тут же простреливало так, что в глазах меркло. Руслан это заметил, он как раз заезжал в клинику. И прямо настоял, чтобы я отправилась к травмпункт. Предлагал отвезти, но я дала слово, что сама схожу.

– Иди тогда сейчас, – не отставал он. – Вдруг перелом. Потом аукнется. Давай-давай, Надежда тут и без тебя справится.

В тот день мы работали на пару с Надей. Она тоже обучала меня всему на первых парах. Мы, в общем-то, ладили, но я больше любила, когда мои смены совпадали с Олесей.

Олеся не строила из себя важную птицу, как Надя поначалу. Она сразу общалась со мной, как с подругой. Один раз я крупно накосячила. Записала клиента не на тот день. А досталось Олесе, мол, плохо объяснила, не проследила. И она ну хоть бы упрекнула меня потом. Нет, ни слова не сказала. Я извинилась, а она: "Да ничего, со всеми бывает".

Надя бы меня в той ситуации просто съела. И когда Руслан отправил меня в травмпункт, у неё лицо, конечно, вытянулось. Но с боссом же не поспоришь.

К счастью, никакого перелома рентген не показал. Только ушиб. И через недельку всё прошло. Но с прогулками я пока завязала. Впрочем, у меня теперь и времени совсем не оставалось. Близилась сессия, надо было сдавать зачёты.

На работе тоже к концу года стало напряжённо. Один терапевт укатил в отпуск, второй – свалился с гриппом, и нам всё время приходилось перекраивать расписание на ходу. И в таком бедламе вдруг разразился скандал: наша Надя, вот эта буквоедка, вдруг попалась на воровстве. Украла она раньше, в тот вечер, когда Руслан отпустил меня в травмпункт. Один из клиентов оплатил наличкой, и она часть денег положила себе в карман. Двадцать тысяч, если точно.

И вот спустя неделю это всплыло. Бухгалтерия не досчиталась, проверили камеры, так всё и выяснили.

Надя потом рыдала, клялась, что просто «заняла» ненадолго и всё до копеечки собиралась вернуть в ближайшее время. Мол, ей надо было срочно заплатить за съемную квартиру, потому что хозяйка грозилась её выселить, а одолжить не получилось.

Тут она не соврала – на прошлой неделе Надя и правда спрашивала у девчонок, не даст ли кто взаймы до зарплаты. Олеся ей ещё посоветовала занять у Руслана Романовича. Вот она, видимо, и заняла у него, только ему не сказала. И Руслан этого не оценил. Уволил её с треском, по статье, и заявление написал. Ужасная была сцена! Надя чуть ли на коленях его не умоляла, лишь бы утрясти всё по-тихому, унижалась так перед ним, прямо перед всеми нами, но он только смотрел на неё, как на грязь. Потом сказал презрительно:

– Ты могла просто попросить у меня. А ты втихаря, как крыса, залезла в мой карман. И теперь ещё что-то просишь?

В общем, таким Руслана я не то что не видела, даже представить себе не могла. Жестким, даже жестоким. При том на следующий день он снова держался со всеми нами дружелюбно – был душкой, как говорит Олеся.

Сначала Надю мне было жалко, хотя Олеся говорила: «Так ей и надо. Она бы тебя не пожалела». А потом эта ненормальная выкинула такое, что я сама разозлилась на неё похлеще Руслана.

Она приперлась к нам домой, вечером! Потому что к работе и близко подойти боялась. А, может, Руслан ей запретил.

Я, ни сном ни духом о её намерениях, впустила Надю в прихожую.

– Привет. Ну ты как?

– Ужасно, – захныкала она сразу. – Ты себе не представляешь, как меня менты прессовали… хотя я всё признала, всё подписала… Обращались как с какой-то швалью... И на адвоката денег нет…

– Ты занять у меня хотела? – Я рефлекторно оглянулась. Дима сидел в гостиной, из прихожей его было не видно, но, разумеется, он прекрасно нас слышал.

– Нет… ты не представляешь, сколько они дерут… Я тебя хотела попросить о другом. Поговори с Русланом, пожалуйста. Попроси его, чтобы забрал заявление.

– Я?! – удивилась я.

– Да. Он тебя послушает.

– С чего бы это? – хмыкнула я.

– А то ты не знаешь, как он к тебе относится.

– Не знаю. И ты не придумывай всякую ерунду.

Мне очень не нравилось то, что говорила Надя. Даже не её дикая просьба, а эти вот предположения насчёт Руслана и что он, якобы, ко мне что-то там питает.

– Тань, я ж тебе с первых дней во всем помогала! Теперь моя жизнь от тебя зависит. Тебе нормально будет, если я сяду? Ты же знаешь, что я не воровка какая-то… Я бы всё вернула! Ну что ты как… не знаю кто. Пожалуйста! Умоляю. Просто поговори с Русланом. Он же сделает всё, что ты попросишь.

– Ты что, бредишь? Не буду я ни о чем ни у кого просить!

– Ну, спасибо тебе, – Надя посмотрела на меня, как на сволочь. – Я думала, ты нормальная, а ты… Тебя он потом так же, как свою Зойку, вышвырнет.

В общем, я вытолкнула эту дуру, а сама замерла в прихожей, не решаясь сразу подойти к Диме. Но надо было объясниться, хотя я даже не представляла, что ему сказать. Потому что, если уж совсем честно, меня тоже порой посещали мысли, что Руслан ко мне неравнодушен. Но! Он никогда ни словом, ни делом, ни намеком не выказывал ничего, кроме обычной человеческой симпатии.

Он ведь со всеми приветливый и добрый, типа «свой парень». Со всеми шутит, улыбается, по-дружески болтает о том о сем.

Никаких особых преференций от него в свою сторону я не вижу, если не считать тот случай с травмпунктом, ну и пару раз он заезжал в клинику перед концом моей смены и предлагал подбросить до дома, потому что по пути. Но я твердо отказывалась, да и он не настаивал. И на мои отказы не обижался.

А откуда у меня всё-таки возникали иногда мысли про его интерес? Я даже сама не знаю. Просто порой, изредка, бывает, поймаю на себе его случайный взгляд… всего лишь взгляд – и что-то такое чувствуется. Необъяснимое. Но буквально секунду.

Но я же понимаю, что это ровным счётом ничего не значит. А уж тем более это не повод подкатывать к боссу с такими просьбами. Эта Надя просто с ума сошла от отчаяния. А мне теперь выкручиваться…