–Я провалился в химерическую ткань… Вернее, она окутала меня, или нет… Она словно заполнила меня, как нечто пустое,
–Это испугало тебя, мастер?
–Скорее, да… или, по крайней мере, сильно встревожило…
–Ты теперь по-настоящему чувствуешь, что не один.
–Да, эта раскалённая сила… Я думал, что извне прикасался к её… телу, веществу… Но, кажется, она повсюду. Извне до неё просто невозможно дотронуться, ибо ты у неё внутри, как в брюхе. Мы все у неё в брюхе. И эти образы, которые я видел, Лунио, что они значат?
–Что видел ты, я не берусь предполагать. Это очень… непредсказуемо. Принц просил не углубляться, обучить тебя как можно быстрее, ты знаешь ведь… Я не всё успеваю объяснить, как должно. Но кое-что тебе, судя по всему, стоит знать.
Оахаке кивнул. Чай не просто расслабил и избавил от боли, он настроил беглеца на мистический лад. Мир загудел. Неосязаемое стало чувствоваться. Горячий газ ткани вновь поплыл по телу. Но не так агрессивно, как в пещере, а лишь слегка.
–Я расскажу тебе, кто ты и что ты значишь для нас, – произнёс Лунио. Он поднялся со стула и подошёл к стеклу. Поезд плыл по бескрайней долине: виднелись сельскохозяйственные дроны, обрабатывающие землю, станции зарядки, автономные стационарные пункты по обработке зерна, поблескивавшие солнечными батареями. Солнце успело взойти стремительно и заполнить мир скудным осенним теплом.
–Ты родился в племени субеев, блуждающих вдоль реки. Хранящих множество тайн. Но ты слишком рано покинул племя. Ты многого не знаешь, – вздохнул Лунио. В горле Оахаке застыл комок, воспоминания о племени будили в нём чувства, от которых хотелось отстраниться. Сожаление, тоска, ностальгия.
–Тебе необходимо кое-что вспомнить о сути твоих верований… – начал он, но беглец остановил его.
–Я не принадлежу более к своему народу, не связывай меня с ними.
–Могу предположить, что заставляет тебя говорить в подобном духе, но всё же… С твоей кровью связан древний дар племени субеев.
–Я был бы рад возможности сменить свою кровь на любую чужую или стать полиморфотом, чтобы принимать любое воплощение.
–Жизнь полиморфота – сплошное страдание. Искусственное тело только болит, разлагается. Это не то, о чём можно мечтать.
–Полагаю, ты прав, – Оахаке взглянул в глаза Лунио. – Но что же со мной произошло в той пещере?
–Ты коснулся ткани, той, в которую вшиты мы все. Ткани реальности. Полноценной реальности. Она – словно космическая рубаха, а мы как пуговицы на ней.
–Но пуговицы пришиты и не могут двигаться, а большинство из нас обречены вечно кочевать и скитаться в сегодняшнем мире.
–А разве обречённость скитаться не есть та самая «пришитость». Мы иглами рождения и смерти прикреплены к этой Ткани. Она повсюду. Но видеть её почти никто и никогда не способен.
–И в чём суть моего соприкосновения с ней?
–Ты перебирал её нити, менял их расположение, распускал и сплетал заново – чтобы принести нам удачу.
–То есть, то, чему ты меня учишь – слова тайн и слова загадок, концентрация – это для управления тканью?
–Нет, конечно. Ты не способен ею управлять, как не способен никто. Мы лишь немного переплетам крохотные ниточки. Для нас они имеют значение, для существования всей ткани – не очень большое. И она позволяет нам так баловаться, или, скорее, не замечает этого. Мы же с её помощью облегчаем себе жизнь. Вызываем дождь или призываем урожай.
–Почему я должен был убить? Пускай и птицу.
–Это жертва. Это те нити, что ты расплёл. Создал себе материал для изменения ткани. Каждое тело соткано из сотен тысяч её нитей. Расплетая их, можно получить что-то новое. Соткать заново. Ты «расплёл» тело голубя и соткал себе удачное стечение обстоятельств. Пока неосознанно, конечно. Может, ты и ошибся, возможно, что обстоятельства сложатся неудачно. Ведь ты ещё не можешь досконально всё понимать и контролировать. Но, так или иначе, что-то было отдано, что-то создано. Принц уверен, что это принесёт нам удачу.
–И мне всегда придётся кого-то убивать?
–Жертва может принимать любой вид. Ты ещё поймёшь всё. А теперь послушай кое-что. Это важно для того, чем ты станешь заниматься. Субеи убеждены, что стержень истины в человеческой душе, человеческом разуме заключён в отрицании…
–Неужели? – Оахаке не хотелось слушать о древних заблуждениях своего племени.
–Воспринимай это как легенду чужого, далёкого народа. Но народа мудрого, ибо всё, что я тебе скажу, пригодится.
Итак, религия данного народа, как многие иные религии, учит, что мир видимый и осязаемый есть мир «большого морока», иллюзии. И ступить на путь отрицания, отрицания мира, значит сделать первый шаг к избавлению от иллюзии. Но суть отрицания действительности субеи понимают несколько специфично. Борьба внешнего мира и разума человека есть в религии субеев не форма духовных игр или философии. Они научились видеть само тело иллюзии мира, или, как они его зовут, «тело тюрьмы».
Эта наша реальность, являясь иллюзорной, в то же время нестерпимо живая и очень ревнивая, она не выносит сомнений в себе. Отвержение реальности, попытки избавиться от морока – не просто фигуры речи для этой тюрьмы. Это твёрдая и очень болезненная для неё предметность. Подобными словами или действиями мы изнутри пытаемся прорвать её тело, что причиняет тюрьме-реальности страдания. Мы оставляем раны, рытвины внутри неё. Будучи вшитыми в её ткань, отрицая иллюзию, мы вспарываем её, и ей больно. Потому, это работает также и в обратную сторону – реальность полосует и нас. Это называется «нить жертвы». В широком понимании субеев – мы все жертвы тюрьмы, но чем больше человек отрицает иллюзию, тем более он опутан её нитями, более изрезан и обглодан тёмными машинами смерти, что служат тюрьме: болезнями, неудачами, страданием. Верное жертвоприношение – вот путь избавления от плена, способ сбросить свои кандалы и обратить взоры к солнцу.
Отрицание реальности принимает разные формы. Субеи выработали наиболее эффективные способы. И этими знаниями владеют мастера жертвы. Если просто заявить, что ты не веришь в реальность этого мира или покончить с собой – это не принесёт пользы. Более того, в следующем воплощении ты будешь помещён в более страшную клетку, так как нанёс «телу тюрьмы» рану и обиду. Нужно знать тайные ходы, уловки, системы канализации. Столетиями твой народ занимался этим. Правильным отрицанием. Иллюзия – не значит нечто неосязаемое, от чего можно просто отмахнуться или очнуться, завершив свой жизненный путь. Смерть тоже включена в эту тёмную империю. Иллюзия значит – ложь, плен, страдания. Но не мы одни сопротивляемся империи – есть и силы, что содействуют людям. Их мало, они почти неуловимы, с помощью верных жертвоприношений с ними можно устанавливать контакт и использовать в своей борьбе. Это определённые нити в ткани. Лечебные нити.
Ткань, иллюзия, тело тюрьмы – это всё одно. Мастера жертвы умеют перестраивать иллюзию так, что боль, причинённая ей, оказывается тут же анестезированной. Хотя порою происходят и ошибки. Тебе было больно вчера потому, что ты ещё не слишком верно перестроил нити, и ткань, заметив это, наказала тебя. Когда-нибудь ты научишься всему.
Оахаке молчал. Ватное гудение состава окутало сознание и не позволяло сказать ни слова. Он понимал, что многое из услышанного находилось глубоко в его памяти. Сказки, легенды и мифы, рассказы матери перед сном. Игры детей в шаманов и колдунов. Таинственные мистерии на праздники. Затем взросление, и то, как медленно, по крупицам, посвящали в его тайное знание, готовили к чему-то.
Обряд инициации.
Бегство и желание обрести забвение.
Оахаке, носивший тогда иное имя, сбежал, предав свой народ, традиции, уклад. За ним началась погоня. Обряд инициации – это нечто священное, и до такой степени, что отказ от него карался смертью. Люди из племени нашли беглеца. С ними был и учитель, наставник Оахаке. Юный беглец из рода Тенмиззио вымолил себе пощаду. Но его подвергли процедуре, после которой все сакральные знания народа субеев были стёрты. Оахаке унижен, изгнан. После, его имя много раз менялось. Но сущность души, кажется, никогда. Через некоторое время он попал в ситуацию, когда его снова принялись преследовать из-за предательства. Теперь единственным выходом он видел бегство в Спораду. Путь в которую для него мог открыть только принца Лоций. Но то, что Оахаке должен был сделать для него, оказалось слишком непредсказуемым. Ибо требовало пробуждения очень давних воспоминаний, почти истёртых, изничтоженных. Требовалось использовать воспоминания для выполнения странной задачи – манипуляций с сакральной тканью реальности.
