– Я не умею любить на расстоянии. Если бы ты жил в Загорске, может, всё было у нас по-другому. Не обижайся на меня. Я сама не знаю, почему тебе отказываю! – глаза её блеснули, она через силу улыбнулась, – Валера, дай мне подумать, приходи завтра на демонстрацию. Не мучай больше сегодня меня!
– Ладно. Во сколько прийти?
– Да хоть рано утром!
– Замёрзнем, не доживем до демонстрации, – ответил Комаров, пытаясь шутить.
– Приходи к восьми.
– Хорошо.
– Ну, я пойду. Меня ждут, я же секретарь, нужно устраивать для девчат праздник.
– А для себя?! – укорил он её на прощанье. Она ничего не ответила, вошла в клуб.
Нина Ивановна, приятная полная пожилая женщина, жила одна, муж умер два года назад. Она утром напекла племяннику блинов на газовой плите. Растопила сливочного масла на формочке из-под печенья.
– Молодец, – похвалила она, снимая фартук, – не забываешь тётку. Вот твоя мать никак не соберётся приехать. Чем хоть в праздники занимается? Мне даже не позвонит! Ждёт, когда я ей позвоню.
– У неё ноги побаливают. На улицу редко выходит.
– Просто она домоседка. У меня дача. Летом пропадаю дотемна. А с утра бегу на работу. Уставать некогда.
– Тебе же скоро на пенсию, могла бы пока дачей не заниматься. А мама уже год не работает.
– Пусть приезжает ко мне на лето, – решительно предложила Нина Ивановна, подавая ему кружку с чаем.
– А я один буду жить? – Валерий помешал сахар ложкой.
– Женись. Хочешь, я тебе невесту найду. У нас девчонки симпатичные, не избалованные, как в Москве, – она села на стул, ладонью подпёрла щеку, любуясь племенником.
– Я сам найду.
– Может быть, уже нашёл? Не у нас ли в Загорске? Зачастил в гости, хитрец! Весь в отца, в моего братца пошёл! Очень поздно приходишь. Подозрительно, Валера! Смотри, окрутит тебя какая-нибудь шалава ради московской прописки! Ты в женщинах не разбираешься.
Комаров улыбнулся:
– Не беспокойся, тётя. Я тебе её покажу. Оценишь.
– Надо же! Неужели ты, Валерка, надумал жениться?!
– Я тебе это не говорил.
– Все вы мужики одинаковые. Погуляй ещё. Рано тебе жениться. Двадцать пять лет не исполнилось! Набирайся ума!
Погода стояла пасмурная. Подтаивал снежок. Людмила вышла из общежития вместе с подружкой Валей с надутыми разноцветными шарами в руках.
– Давайте я вас сфотографирую! – предложил Комаров, доставая из кармана фотоаппарат “Зенит”.
– Согласны, – живо откликнулась Валя, – только снимай нас по одной, чтобы на память фото жениху подарить.
Она забрала у Люды все шары. Встала посередине улицы. Кокетливо взбила челку. Поправила белую шаль на голове.
Мимо проходили люди. Комаров снял крышку с объектива, щёлкнул для надежности два кадра.
– А меня сфотографируй на фоне нашего забора, – скромно попросила Люда, взяв у Вали один голубой шар, – здесь хоть луж не видно. Настоящая зима!
– Ты как пышная снегурочка! – заметила завистливо Валя.
Перед выходом на центральную улицу формировалась колонна трикотажной фабрики.
– Встань рядом с Валей. Я потом тебя найду, – сказала Людмила, – мне нужно с директором встретиться. Наш актив идёт в первом ряду.
– Убежала она от тебя! – заметила беззлобно Валентина, взяв Валерия под руку.
– Что я такой страшный?
– Я бы не сказала. Люда у нас с гонором. Правильно воспитанная.
– А ты?
– Я детдомовская. С меня взять нечего.
– Давно на фабрике работаешь?
– Два года.
– Не скучно?
– А что грустить. Нас много таких в общежитии. Замуж никто не берёт. Некоторые приехали издалека. Думают, что здесь женихи красивые, да умные. Кукуют в одиночку по десять, пятнадцать лет на койке без приданого и тупеют как монашки. Квартир не дают. Если бы у меня были родные, я бы сюда не приехала.
Фабричная колонна направилась к Дворцу Культуры, где были установлены трибуны.
Пройдя всего пятьсот метров под музыку и многоголосые крики: “Ура!”, передние ряды растекались на площади.
Людмила встала перед скучающим Валерием. Он сфотографировал её на фоне трибун. Валя ушла с подружками.
– Ну, куда мы с тобой пойдем, – спросил Комаров иронически, поглаживая густые волосы, он был без головного убора, – официальная часть вроде бы закончилась? Пора переходить к личной жизни!
– Давай зайдем во Дворец Культуры, я что-то замёрзла. Оделась легко. Вышла как модница в капроновых чулках и осенних сапожках!
Они зашли в фойе. Поднялись на второй этаж.
– Вот здесь я занимаюсь музыкой, – Люда показала на закрытую дверь.
– На чём играешь?
– На пианино.
– Хорошо, что не на нервах.
– Могу и на нервах поиграть, – она слегка улыбнулась, – обижаешься за вчерашнее? А я может быть, тебя проверяла. Придёшь, не придёшь?
– Весело было?
– Да как обычно.
– Танцевала?
– Конечно. Мы пригласили на вечер парней из Скобянки. Один даже провожал до общежития. Поскользнулся и меня уронил в снег. Было смешно и больно. Бедро себе отбила. Синяк огромный.
– Что же ты меня отвергла? Со мной бы не упала. Сделал бы стойку на ушах, но тебя бы удержал.
– Так бы и удержал?! – Люда засмеялась, представив наяву ситуацию, – сломал бы себе шею!
– Давай проверим, – Комаров расстегнул дубленку, протянул её секретарю, – поддержи-ка.
Людмила взяла дублёнку, в глазах её отразилось любопытство.
Комаров повернулся к ней спиной, собрался с силами, откинулся назад головой и грудью к Людмиле, удерживаясь на широко расставленных ногах, перегнулся пополам, стукнулся лбом о деревянный пол. Его уши покраснели от напряжения. Наблюдал хладнокровно перевернутыми глазами за чёрными сапожками подруги. Людмила не шевелилась. Выждав несколько секунд, оттолкнулся руками, вернулся в вертикальное положение, поправив взъерошенные волосы и пиджак.
Людмила прикусила губу от ужаса:
– Бедный, лоб, наверное, разбил! Зачем ты это сделал! – она подошла к нему, ладонью погладила покрасневшее пятно на лбу, – теперь синяк будет.
– Не будет, – отрезал он, – кожа привыкла. Можно лбом гвозди в пол забивать
– Обиделся на меня? Пошли лучше ко мне. Я тебя приглашаю. Оденься, циркач! – она возвратила ему дублёнку.
В комнате никого не было. Но Люда задёрнула занавеску. Сели рядом на кровать.
– Ты хоть танцевать умеешь? – спросила она, открывая девичий альбом с фотографиями, который положила ему на колени, чтобы Валерию лучше было видно.
– Не очень.
– Хочешь, научу тебя вальс танцевать. Научишься, вот тогда приглашу тебя к нам в клуб!
– Я ученик прилежный.
– Хорошо. Только не танцуй на лбу! К нам приходят всякие. Начинают изгаляться, дергаться телом. Мы их сразу выгоняем.
– Подари мне фотографию на память, – попросил Комаров.
– Ты же меня сам сфотографировал?
– То в верхней одежде.
– Ладно, у меня, правда, фотки неважные. Подарю тебе так и быть одну. Хочешь эту? Лицо, конечно, как у ведьмы. – Люда встала. Из тумбочки достала шариковую ручку. – Я тебе её сейчас подпишу.
Перевернув фотографию, на обратной стороне написала:
“Такой я буду всегда, пока не встречу любимого!”
– Читай! – приказала она.
– Ясно, – проронил потерянно ухажер, принимая запись на свой счёт.
– Ничего тебе не ясно, – возмутилась она, – эти фотографии были до тебя. Не могут же они вдруг измениться!
– Ну и?
– Посмотрим на твои фотографии! Надеюсь, я не зря позировала? Наобещал, а сам не привезёшь, – она прислонилась к нему плечом. У чуть задранной голубой юбки показался краешек белой комбинации.
Люда скинула с себя кофту. Осталась в красной блузке с короткими рукавами. Её каштановые локоны причудливо свисали до шеи. Спереди у лба вились двухцветно, отбеленные перекисью водорода. От её тела и одежды пахло духами “Рижской сирени”.
– Жарко здесь, правда? – прошептала она.
Смущённый Комаров, чувствуя, что девушка, к нему привыкла, нежится, решил держаться до конца.