Каррингтон нахмурился.
– На субботу не назначено никакой встречи. Но полагаю, наше общее наслаждение ведьмой могло бы стать прелюдией к тому, как я оценю вас в роли повелителя. Вы забыли об этом?
– И правда забыл. В худшем случае вы сочтете меня неудачником, так меня и раньше уже называли. Но вы не сказали, что вы ставите на кон?
– Две тысячи фунтов, – быстро ответил Каррингтон. – При условии, что вы используете их для продолжения этой игры. Если вы удвоите их, то все деньги ваши. Проиграете – мы забираем цыганку.
Казалось, Деринг задумался. Потом он протяжно вздохнул.
– Но ведь это опять работа, дорогой. Тяжелее, чем в поле. Я не живу в вашей рафинированной среде, где несколько тысяч фунтов – мелочь. Мне приходится выигрывать эквивалент заработной платы, но не в этом цель моих каникул в «Раю». Простите, но я выхожу из игры.
Кэт, мысли которой были сосредоточены на том, чтобы заставить себя молчать, все-таки ожидала, что Каррингтона этот отказ расстроит.
Вместо этого он улыбнулся.
– Я совершенно не собирался относиться к вам свысока. А что, если я прибавлю к моей ставке лошадь, которая принадлежала вам?
Деринг выпрямился и положил локти на стол.
– Теперь вы меня заинтересовали. Мне нужны деньги, и, как вы знаете, я отчаянно хочу эту лошадь. Но чтобы получить и то и другое, я должен выиграть у вас в карты, когда мои партнеры – ваши друзья. Не обижайтесь, джентльмены. Хотя Каррингтон не стал бы возражать против того, чтобы вы играли блестяще в мою пользу, не уверен, что могу сделать ставку на вашу лояльность.
– Значит, меняем колоду, – сказал Каррингтон. – Для разнообразия берет младшая карта.
– Но тут нет никакого вызова. И один из нас проиграет. Почему просто не поторговаться, сэр? Не важно, деньги или игра. Я собираюсь поменять цыганку на свою лошадь. Что скажете?
– Этого нет в моем контракте!
На мгновение, слишком поздно, Кэт поняла, что сделала шаг вперед и заговорила. Протестовала. Она не представляла ни на минуту, будто эти мужчины допустят такую дерзость. Но отступать было уже слишком поздно, даже если она смогла бы принудить себя к этому. Маркиз собирался пустить ее по своим друзьям? Деринг хотел бы продать ее за лошадь?
– Еще одно слово, – дружелюбно произнес Деринг, – и я отдам тебя слугам.
Каррингтон поднес руки к вискам.
– Вы уже знаете качества гнедого. И было бы честно, вы так не считаете, если перед тем, как передать его вам, я посмотрю, что мы получим взамен?
Деринг небрежно взмахнул рукой:
– Вот она.
– Я имел в виду, – сказал Каррингтон, – более тщательную проверку. Шеффер, не окажете ли услугу?
– Она пока еще не ваша, – сказал Деринг. Он поманил к себе слугу, стоявшего в стороне с подносом. – Закрой дверь с той стороны и никого сюда не пускай.
Шеффер, который приподнялся с места, снова сел.
– Вы ее защищаете?
– Едва ли. Но Каррингтон готов отказаться от моей лошади, которую он на самом деле хотел бы сохранить, ради вашего удовольствия. Где тайна, джентльмены, если чернь сможет наблюдать за происходящим?
– Шеффер жаждет наказания, – сказал Каррингтон. – Чем меньше тонкостей, тем лучше. У него будет такая возможность, как всегда на наших празднествах, а тем временем позвольте нам получить удовольствие от предвкушения. Вы ее разденете?
– Хорошо. – Деринг встал, потянулся и направился к ней. – Должен сказать, это исключительно красивое тело. Вам не придется жаловаться.
Кэт думала, что самым большим позором для нее был аукцион, но, как однажды сказал Деринг, она слишком наивна. Выставление на всеобщее обозрение было бы еще хуже, чем то, что ей предстояло, это точно. Но если бы он собирался отказаться от демонстрации, ему вовсе не нужно было привозить ее сюда.
Ей стало дурно, она уставилась на картину на стене напротив, изображающую мужчин, стреляющих в птиц. Деринг подошел к ней сзади и начал вытаскивать шпильки, удерживающие собранные в узел волосы. Она вспомнила о том, как он последний раз был так близко от нее. От него исходил, тот же жар, и запах бренди, и аромат, свойственный только ему.
Когда последняя шпилька упала на пол, Деринг пальцами расчесал ее волосы, пока они не упали кольцами и завитками на плечи и спину. Потом он развязал зеленую ленточку и швырнул ее на карточный стол.
Он раздел немало женщин, могла бы сказать Кэт. Он знал, где найти разрезы в юбках, чтобы добраться до тесемок. Он ловко развязал их, и юбки скользнули на ковер. Вскоре были расстегнуты крючки на корсаже с короткими рукавами и корсаж снят, она осталась в корсете, нижней сорочке, чулках и туфлях.
Кэт цеплялась за надежду, что этого будет достаточно, и когда Деринг отошел к столу, она проводила его взглядом.
– Думаю, – сказал он, – у кого-нибудь из джентльменов есть при себе нож?
Каррингтон потянулся к ботинку и вытащил узкое лезвие. В свете ламп блеснула рукоять, украшенная драгоценными камнями.
– Прекрасно. Мне надоело развязывать корсеты. – Снова оказавшись у нее за спиной, Деринг занялся шнуром, стягивавшим корсет. – Стой спокойно, цыганка. Пальцы плохо меня слушаются.
Через несколько мгновений она почувствовала давление, как в спину уперся нож, разрезающий кружева. Корсет упал на пол. Потом, оставаясь у нее за спиной, он разрезал муслиновую сорочку от горла до подола.
Всхлипнув, Кэт почувствовала, как две половинки распались, обнажая ее от шеи до кончиков ног. Затем он разрезал полоски ткани у нее на плечах, и вся одежда упала.
Прикрытая только волосами, с кружащейся от унижения головой, она неотрывно смотрела в серую пустоту. Гордость заставляла ее держать руки по бокам, лицо не выражало ничего. Кэт пыталась, насколько возможно, сохранить достоинство.
Она планировала месть.
– Повернись, дорогая. Как видите, джентльмены, отлично со всех сторон, под любым углом. Лучше всего то, что танцы сделали ее ловкой, гибкой и сильной. Она вас не разочарует.
– Хорошая сделка, – сказал Каррингтон. – Ваша лошадь возвращается к вам в обмен на два часа обладания женщиной.
Деринг, направляясь к двери, посмотрел на нее через плечо:
– Одевайся.
Пока она натягивала юбку и корсаж, он разговаривал с кем-то в коридоре. Не обращая внимания на смех и сальности других мужчин, Кэт наклонилась, собирая остатки своего гардероба и шпильки, какие могла найти.
Вернувшись, Деринг взял ее под локоть и помог подняться на ноги.
– Слуга отвезет тебя в коттедж, – сказал он, подтащил ее к двери и практически вытолкал в коридор. – Ты знаешь, что тебя ждет, когда я вернусь.
Глава 15
Некоторое время Кэт двигалась как сомнамбула, с трудом переставляя ноги и глядя прямо перед собой.
Она выдержала пристальные взгляды, и смех, и скабрезные жесты по пути к экипажу и села рядом с кучером, гордо задрав подбородок и прижимая к груди свое нижнее белье. Ночь, для разнообразия, была очень теплой для этого времени года.
Кэт строила планы.
Прибыв в коттедж, она вывела Мальволио на короткую прогулку и накормила его вяленой олениной. Потом разделась, тщательно вымыла каждый дюйм тела, щеткой для волос соскребая прикосновения Деринга, липкие мужские взгляды, следы своего сокрушительного унижения. Волосы она заплела в косу, закрутила пучок и закрепила шпильками на затылке, надела скромное платье с длинными рукавами и поверх него – легкий халатик, который она использовала в театре, когда гримировалась. Нож в чехле был надежно привязан к икре.
Что бы ни имел он в виду, произнося свои прощальные слова, что бы ни ожидало ее при его возвращении, она не собиралась доставлять ему удовольствие. Наконец, закрыв Мальволио в спальне, Кэт погасила все лампы, оставив гореть лишь одну, в гостиной, которую поставила на каминную полку. Даже одетая теперь в длинное закрытое платье, она не смогла бы выдержать чужого взгляда. Сев в кресло возле окна, Кэт сосредоточила все свое внимание на озере, наблюдая за фонарями, как они с Дерингом делали это прошлым вечером. И совершила ошибку, снова позволив ему завладеть ее мыслями. Она так же переживала бы, если бы он не был свидетелем ее позора? – спрашивала себя Кэт. До того, как она согласилась принять участие в этой миссии, ей достаточно четко объяснили, насколько это может быть рискованно. И ее это ни в малейшей степени не взволновало. Тогда – нет, потому что риск был теоретический, а ее переполняло чувство вины. Возможность восстановить свою честь или по крайней мере сделать шаг в этом направлении. Какое ей было дело до унижений и оскорблений, даже от мужчин, которые обычно вели себя прилично? В «Раю» им позволялось проявлять самые отвратительные черты их характера. Чтобы произвести впечатление друг на друга, они могли бы хвастаться и расхаживать с важным видом, как петухи в курятнике.