Император отложил список:

– Джозеф, ты планируешь сразу присоединить Гнезда Марса к Империи?

– До выборов точно нет, сир.

– Брось, ты прекрасно знаешь, что я говорю о времени после выборов. Кстати, ты разве разучился выговаривать «Виллем»? «Сир» от человека на шесть лет старше меня в таких обстоятельствах звучит глупо.

– Хорошо, Виллем.

– Так вот. Оба мы знаем, что мне не положено вмешиваться в политику. Знаем мы и то, что думать так было бы глупо. Джозеф, ты потратил те годы, что был в отставке, на создание условий, при которых Гнезда согласятся полностью войти в состав Империи. – Он указал на мой Жезл. – Думаю, ты этого добился. И если ты победишь на выборах, то уломаешь Великую Ассамблею уполномочить меня провозгласить присоединение. Так?

Поразмыслив, я протянул:

– Виллем, вы же прекрасно знаете о наших планах. Должно быть, появились причины вновь поднимать эту тему?

Он поболтал соломинкой в стакане и уставился на меня, в точности изобразив бакалейщика из Новой Англии, собравшегося как следует обругать прицепившегося к нему бродягу:

– Ты спрашиваешь моего совета? По Конституции ты должен мне советовать, а не наоборот.

– Я буду рад вашему совету, Виллем, но не обещаю ему следовать.

Он рассмеялся:

– Да, Джозеф, чертовски туг ты на обещания. Хорошо. Допустим, ты выиграл выборы и вернулся в свой кабинет, но большинство у тебя такое мизерное, что присоединение Гнезд может и не пройти. В таком случае я не советовал бы тебе делать это вотумом доверия. Если проиграешь, стерпи, но останься на своем посту до конца срока.

– Почему, Виллем?

– Потому что оба мы – люди терпеливые. Видишь, – он указал на родовой герб, – «Я буду отстаивать!». Не особо эффектный девиз, да и не дело королю гнаться за эффектом. Дело короля – защищать, не отступать, держать удар. По Конституции не мое собачье дело, останешься ты премьером или нет. Однако единство Империи – мое дело. Думаю, если с марсианским вопросом не выгорит сразу после выборов, есть смысл выждать, поскольку другие твои шаги окажутся очень популярны. Доберешь голосов на дополнительных выборах, придешь и скажешь: «Виллем, теперь ты можешь добавить к своим титулам „император Марса“». Так что не спеши.

– Подумаю, – осторожно заметил я.

– Подумай. А с высылкой что?

– Высылку мы упраздним сразу после выборов, а приостановим сразу.

Отвечая так, я не рисковал: Бонфорт всей душой ненавидел нынешнюю пенитенциарную систему.

– Ох, поклюют тебя за это!

– Могут. Ну и пусть их – большинство мы наберем!

– Рад, что ты не меняешь убеждений, Джозеф. Мне тоже неприятно видеть стяг Оранских на каторжных транспортах. Ну а свобода торговли?

– После выборов – да.

– А казну за счет чего собираешься пополнять?

– По нашим прикидкам, торговля и производство вырастут так быстро, что другие доходы скомпенсируют отказ от таможенных пошлин.

– А если не произойдет подъема?

На это у меня заготовленного ответа не было, в экономике я ничего не смыслил, так что широко улыбнулся:

– Виллем, об этом мне надо серьезно подумать. Однако вся программа Партии Экспансионистов основана на убеждении, что свобода торговли, свобода перемещений, всеобщее равенство, общее гражданство и минимум имперских ограничений благо не только для подданных Империи, но для самой Империи! Понадобятся деньги – найдем, но не дробя Империю на крохотные провинции!

Все это, кроме первой фразы, принадлежало Бонфорту, я лишь слегка адаптировал его слова к обстановке.

– Ладно-ладно, это ты избирателям рассказывай, – буркнул Виллем. – Я только спросил. – Он снова взял со стола список. – Так ты уверен, что здесь все на своих местах?

Я потянулся за листом, он передал список мне. Черт, ясно было, что император настолько прямо, насколько позволяет ему Конституция, дает понять, что Браун, по его мнению, не годится. Но, клянусь всем запасом угля в пекле, не мне менять что-либо в списке, составленном Роджем и Биллом!

С другой стороны, не Бонфорт же его составил! Они считали, что Бонфорт составил бы его так, будь он в ясном уме и твердой памяти.

Мне ужасно захотелось сбегать и спросить у Пенни, что она думает Брауне.

Я взял со стола Виллема ручку, вычеркнул из списка Брауна и печатными буквами – имитировать почерк Бонфорта я все еще не рисковал – вписал: «де ла Торре». Император сказал просто:

– Вот теперь ты, сдается мне, собрал крепкую команду. Удачи, Джозеф. Она тебе здорово пригодится.

На этом аудиенция как таковая завершилась, но повернуться и уйти я не смел. Нельзя же так вот покидать короля; эту прерогативу они за собой сохранили. Виллем захотел показать мне свою мастерскую и новые игрушечные поезда. Наверное, он сделал для возрождения этого старинного хобби больше, чем кто бы то ни было, хотя, по-моему, такое занятие не для взрослого человека. Однако я вежливо восхитился его новым игрушечным локомотивом для экспресса «Королевский Шотландец».

– Сложись все по-другому, – император опустился на колени и запустил обе руки в двигатель игрушки, – я стал бы неплохим управляющим в магазине игрушек или старшим машинистом. Но… Обстоятельства рождения сильнее нас.

– И вы, Виллем, серьезно предпочли бы такую работу нынешней?

– Не знаю. Здесь тоже неплохо: рабочий день короткий, платят сносно, уволить не могут, разве что случится революция, а они нашему семейству обычно бывали на руку. Но работа по большей части скучная. Любой заштатный актер справился бы. – Он окинул меня быстрым взглядом. – Конечно, ты знаешь, что я избавляю премьер-министра от многочисленных закладок первого камня и приема парадов.

– Знаю и ценю.

– В кои-то веки у меня есть шанс чуть-чуть подтолкнуть все в верном направлении – то есть в направлении, которое я считаю верным. Царствовать – очень странное занятие, Джозеф. Предложат – не соглашайся!

– Боюсь, поздновато мне, даже если б и захотел.

Он что-то поправил в игрушке.

– В действительности я нужен для того, чтоб не дать тебе свихнуться, Джозеф.

– Э?

– Именно так. Должностной психоз – профессиональная болезнь правителей. Мои коллеги из прошлого – те, кто на самом деле правил, – все были малость с приветом. А взять ваших президентов – такая работа частенько губила их во цвете лет. А мне ничем управлять не надо, за меня работают профессионалы – вот ты, например. Но ты не чувствуешь убийственного гнета власти, потому что ты сам или кто другой на твоем месте всегда может слинять, пока еще не слишком явно пахнет керосином. А старик-император (он всегда старик, обычно мы добираемся до трона к среднему пенсионному возрасту) никуда не денется, сохранит незыблемость государства, покуда ваш брат профессионал выправит положение. – Он печально подмигнул. – Не слишком привлекательная работенка? Зато полезная.

Мы еще немного побеседовали о его железнодорожных забавах и вернулись в кабинет. Я надеялся, что теперь-то меня отпустят.

Император будто прочел мою мысль:

– Ладно, хватит, пожалуй, отрывать тебя от дел. Перелет был очень утомителен?

– Да нет. Работал всю дорогу.

– Не удивляюсь… Кстати, кто вы такой?

Допустим, фараон вдруг хватает вас за плечо. Или под ногой вместо следующей ступеньки – пустота. Или вас застает в своей постели вернувшийся не вовремя муж. Что угодно из перечисленного в любой комбинации было бы лучше этого простого вопроса. Я изо всех сил постарался еще сильней походить на Бонфорта:

– Сир?

– Бросьте, – нетерпеливо произнес император. – У моей должности есть кой-какие привилегии. Просто скажите мне правду. Я уже час как знаю, что вы не Джозеф Бонфорт, хотя одурачили бы даже его мать. Жесты точь-в-точь его. Но кто вы такой?

– Меня зовут Лоуренс Смит, ваше величество, – убито ответил я.

– Выше нос, парень. Я уже сто раз мог позвать охрану, если б захотел. Тебя отправили меня убить?

– Нет, сир. Я… я верен вашему величеству.