Айрика взяла Галай за руку.

– Идем. Посмотришь мое выступление. Я хочу, чтобы разведчицы пришли в полный восторг.

Галай бросила на меня извиняющийся взгляд, но ей никогда не хватало смелости противостоять Айрике.

Айрика запела. Я невольно закрыла руками уши, чтобы поберечь барабанные перепонки.

Айрика исполняла гимн файл, «Прославленную». Море затанцевало в такт песне. Струи воды вздымались вверх и выгибались дугами, очень эффектное зрелище. Айрика перестала петь, и зависшая в воздухе вода рухнула вниз. Со стороны зрительниц раздались аплодисменты и восхищенные возгласы.

Пока Айрика не начала второй куплет, я быстро пошла прочь, протискиваясь сквозь толпу. Я укрощала пламя гнева и зависти, полыхавшее в груди. Зависть. Как можно завидовать кому-то настолько зловредному, как Айрика? И тем не менее я завидовала. Она могла сколько угодно демонстрировать свой тин-чай, не опасаясь последствий.

А я тем временем должна вести себя скромно и незаметно. Мама твердила, что мне не стоит использовать свой тин-чай. Я знала, что она так говорила, еще и чтобы уберечь меня от разведчиц, но она всегда добавляла, что даже когда мне исполнится восемнадцать и на состязания меня уже не возьмут, даже тогда мне не стоит никому показывать свой тин-чай. Девочка никогда не сможет стать целителем или врачом. Меня просто изгонят.

«Выбрось из головы эту глупую мечту, – говорила мама. – Да, ты хочешь помогать людям, но они этого не оценят. Тебя будут только ругать. Жить спокойной жизнью можно, только если делать то, чего от тебя ожидают. То есть выйти замуж за хорошего деревенского парня. Но ни один мужчина не захочет быть с тобой, если твои амбиции будут сильнее его собственных».

Что бы она ни говорила, я твердо решила стать целительницей. Будут презирать? Мне все равно. Используя свой тин-чай, я могу сделать столько хорошего. Если ни один мужчина не способен с этим смириться, то я просто никогда не выйду замуж.

Я шла дальше по знакомой, усыпанной галькой дорожке, по обе стороны которой небольшими группками росли дикие лиловые цветы. Она привела меня к побелевшим от времени скалам, высоко вздымавшимся над морем; обычно я приходила сюда, чтобы очистить ум и сердце.

В тусклом сумеречном свете светлячки мерцали, точно праздничные гирлянды, поднимавшиеся к небесам. Из водных глубин на поверхность вырвалась стайка летучих морских коньков. Их светящиеся тельца сияли, как метеоры. Они стремительно пронеслись над морем, нырнули и тут же исчезли. Я закрыла глаза и прислушалась к тихой серенаде волн, ласкавших берег внизу. На моей коже плясали капли морской пены, а в нос бил солоноватый запах брызг.

Если не считать пофыркивающего сихая, который разлегся внизу на камнях и подставлял под вечерние лучи свое гладкое серое тело, я была одна. Дышала свежим воздухом и чувствовала, как постепенно исчезает напряжение в груди.

Вдруг я услышала пронзительный птичий крик. В траве неподалеку я увидела белокрылую крачку. Она хлопала крыльями, расправляла их, но не могла взлететь. Заметив меня, она снова вскрикнула. Ки-я. Ки-я.

– Привет. Я тебя не обижу.

Я сунула руку в карман, достала горсть семечек подсолнечника, оставшихся у меня с обеда, и бросила их на песок. Птица поскакала к ним из своего укрытия и съела с такой скоростью, словно ее морили голодом. Правое крыло у нее было порвано, и по нему расползалась инфекция, я видела оголенные участки воспаленной кожи. Бедняжка больше никогда не взлетит.

Если только я ее не вылечу. Я уже лечила животных, хотя брат предупреждал меня, чтобы я не пела при людях. Это опасно, пока я в том возрасте, когда девочек забирают на состязание, – мой тин-чай может привлечь нежелательное внимание. Никогда не знаешь, кто наблюдает за тобой, особенно сегодня, когда в Каскасию разведчицы нагрянули.

Но сюда никто никогда не приходит. Отборочные испытания начнутся только завтра, а разведчицы сосредоточат внимание на главном побережье, где собрались все девушки. Им незачем приходить на безлюдный пляж.

Птица снова закричала. Я не могла ее бросить.

К тому же это просто невыносимо – скрывать свой дар, когда я могла бы исцелять больных и умирающих. Невыносимо, что приходится оставаться в тени, в то время как Айрика хвастается своим тин-чай и получает комплименты, хотя от ее магии никому, кроме нее, никакой пользы.

Не прикасаясь к птице, я сконцентрировала свою духовную энергию, свою вис, позволяя ей течь по каналу души, и низким голосом пропела:

Кости срослись, и крачка сразу же расправила крылья. Нижние перья, мягкие и белые, отросли заново, а голая кожа покрылась толстым слоем пуха. Поверх него выросли серые маховые перья. Тусклые водянистые глаза птицы засияли и взглянули ясно. Из ее горла вырвалось жизнерадостное «кип», и крачка с новыми силами взлетела к небесам.

Тишину разорвал заливистый смех, столь же неожиданный, как раскат грома в безоблачный день. Мое сердце заколотилось так сильно, что удары отдавались в горле.

Вся дрожа, я пригнулась, осторожно подобралась к краю утеса и посмотрела вниз, молясь, чтобы мои надежды сбылись и я не увидела того, чего боялась сильнее всего.

Над вздымающейся волной появились две головы. Сначала мне показалось, что тел у них нет, но потом стали видны плечи и торс, полупрозрачные и гибкие. Это были две женщины средних лет, одна блондинка, а вторая рыжая, на воздухе их тела быстро проявились. Кожа после воды мерцала серебром, вскоре обратившимся в облегающие кипы ярко-синего и желтого цветов. На спине у обеих была вышита эмблема в виде дерева цедер – императорского кедра.

Разведчицы из дворца.

Сердце гулко колотилось в груди. Что разведчицы здесь делают? Они должны быть в деревне, готовить место для испытаний.

Разведчицы подошли к скале и забрались наверх. С той площадки они могли меня заметить, но сейчас их взгляд был прикован к закатному небу. От страха я боялась пошевелиться.

– В этой деревушке много талантливых девушек, – сказала блондинка. – Мне нравится наша новая стратегия. Проще оценить девочек, когда они ведут себя естественно и не знают, что мы за ними наблюдаем. Так можно даже застать врасплох какую-нибудь девочку, скрывающую свой тин-чай.

– Согласна, но такая девочка вряд ли станет сама записываться на испытания, – ответила рыжая. – И не забудь проверять, чтобы в дате рождения ни у кого не было четверок, это дурное число. Нельзя совершить такую ошибку и навлечь на дворец проклятие. Надеюсь, у той танцовщицы нигде нет четверок. Изумительная девочка.

Блондинка пренебрежительно фыркнула.

– Как по мне, ничего особенного. В ней жира больше, чем у йихала. У певицы потенциала больше. Она заставила воду танцевать. Вот это уже талант.

– Та девчонка? Кожа да кости, и это я еще молчу, что она верещит, как водная ванпо. Ей прямая дорога в песчинки, будет убирать за файлами ночные горшки.

Блондинка хмыкнула.

– Все равно не нам решать. Вердикт выносит мадам Ясмина.

Она повернулась к насыпи.

– Мадам, кого бы вы выбрали, пухленькую танцовщицу или уверенную в себе статную певицу, которая может заставить воду танцевать?

Я вздрогнула при виде третьей женщины. В своем сером платье она практически слилась с окружающими скалами. Я готова была поклясться, что на том месте, где она лежала, совсем недавно сидел фыркающий сихай. Лениво потянувшись, женщина приподнялась на локтях.

– Тише. От вас обеих слишком много шума. Тут девочка пела наичудеснейшую песню из всех, что я слышала, а вы ее перебили.