Рэн хмурится.
— У них была видеозапись того, как Фитц вырубил Алессию на заправке в городе. Ударил ее по голове монтировкой, черт возьми. Этого было достаточно, чтобы освободить нас от какой-либо причастности к ее убийству. У них не было причин держать нас там так долго, как они это делали. По крайней мере, теперь с этим покончено. Я думал, что Пакс сойдет с ума.
— Где он сейчас? — спрашиваю я.
— Собирается зайти к Пресли. Дэш и Кэрри ждут в кафетерии. Мы можем зайти к ней, как только Пакс закончит. Ты не против?
— Попробуй меня остановить. — Правда в том, что нет, я не чувствую себя готовой. Мне хочется свернуться в клубок и проспать неделю, но когда я в последний раз видела Прес, она истекала кровью до смерти. Я действительно думала, что она умрет. Если мне придется преодолеть небольшое истощение, чтобы увидеть ее живой и здоровой, то это цена, которую я с радостью заплачу.
ГЛАВА 39
ПРЕСЛИ
— Выбор за тобой. Твой отец очень хочет побыть с тобой до того, как все остальные соберутся здесь. Однако твой парень тоже расхаживает по коридорам. Ему не терпится увидеть тебя. Ты бы хотела, чтобы они вошли вместе или чтобы твой парень подождал, пока ты не увидишься с отцом? — Медсестра лучезарно улыбается, не подозревая, что информация, которую она мне сообщает, имеет скрытый контекст.
Папа отозвал медсестру в сторону и сказал, что хочет прийти сюда раньше Пакса, потому что хочет доказать, что он для меня важнее, чем Пакс. Если Пакс вышагивает по коридорам, отчаянно пытаясь попасть сюда, значит, он также откусывает людям головы и угрожает насилием, если кто-то подойдет к нему слишком близко. Он, наверное, сейчас как паровоз. Это несправедливо, что я должна выбирать, кого впустить сюда первым. Мой мозг еще не оправился от наркоза, и от важности всего того, что доктор объяснил мне, когда я очнулась, я до сих пор не могу прийти в себя. Все кажется слишком сложным.
— Если бы вы могли сначала отправить Пакса одного, это было бы замечательно, — говорю я медсестре.
Папа будет весь разобиженный, когда войдет сюда после Пакса, но ему придется смириться с этим, не так ли?
Медсестра выходит в коридор, и через минуту Пакс входит внутрь. Его высокая фигура, кажется, занимает все пространство в комнате. Его глаза, как всегда грозовые, кажутся отрешенными, он проводит рукой по бритой голове, пересекает палату и тяжело садится на стул рядом с моей кроватью. Его футболка с «Элис Ин Чейнс» помята, но, по крайней мере, выглядит чистой. Я знаю, что он нес меня от беседки до машины, хотя и не помню этого. А также принес меня в больницу. Должно быть, в какой-то момент он был весь в моей крови.
— Я рада, что тебе разрешили переодеться, — тихо говорю я. Кажется, что это глупость после всего, что произошло, но я должна как-то нарушить молчание.
Он фыркает.
— Не разрешили. Дом — место преступления. Мы не сможем вернуться в него еще какое-то время. Это было в спортивной сумке, которую я держу в машине.
— Мне очень жаль, — выпаливаю я. — Мне так жаль, Пакс.
Он смотрит на меня так пристально, в серебристо-серых глазах плещется глубокая печаль. Я жду, что он что-то скажет, что угодно, но парень просто смотрит на меня, от него исходит смирение.
— За все, — продолжаю я. — За то, что не поговорила с тобой. За то, что не верила, что ты останешься рядом в трудную минуту. За то, что сбежала. Дважды. За то, что не дала тебе шанса…
— Все в порядке, Чейз. Все хорошо. — Так тихо. Так больно. Ненавижу слышать такую боль в его голосе. Хуже того, мне неприятно осознавать, что причиной этой боли являюсь я.
Пакс берет мою руку в свою. Наклоняется вперед, на секунду упирается лбом в тыльную сторону моей руки, затем делает глубокий вдох и целует внутреннюю сторону моего запястья.
— Теперь все это в прошлом, верно? Мы не можем ничего изменить, поэтому будем двигаться вперед.
— Я не могу просто двигаться вперед и вести себя так, будто не вела себя ужасно, Пакс. Я была несправедлива к тебе. Нам о многом нужно поговорить.
Он прикусывает нижнюю губу, медленно кивает и, кажется, ускользает все дальше и дальше.
— Доктор все тебе объяснил. Про операцию?
— Да, — шепчу я. — Я еще не совсем осознала это. Это очень много.
Врач дважды подробно рассказал об экстренной операции, которую мне сделали, отвечая на мои вопросы и рассказывая о том, что они сделали, чтобы спасти меня. Я все это восприняла, но еще не переварила. Не переработала. Потребуется много времени, чтобы полностью осознать, что это может означать для меня в будущем. Я знаю только, что Пакс был рядом со мной, когда я в нем нуждалась. Он физически нес меня. Эмоционально поддерживал. А я так ужасно с ним обращалась. Я позволила своим страхам повлиять на мои суждения, и позволила своему отцу посеять в моем сознании сомнения. Я знаю этого человека. Ради бога, я должна была быть честной с ним с самого начала. Оглядываясь назад, на то, как вела себя во время беременности, начиная с момента, когда сделала тест, и заканчивая тем, как очнулась сегодня утром в больнице, я даже не узнаю себя в своих поступках.
— Я больше никогда не смогу забеременеть. — Я впервые произношу это вслух, ожидая увидеть, каково это на самом деле, позволяя закрепиться в сознании. Я удивлена тем, насколько это больно.
Я была в ужасе, когда увидела вторую розовую полоску на тесте. Но только из-за времени. Пакс убедил меня в этом на днях в своей спальне. Я даже не успела сказать ему об этом. Он заставил меня почувствовать себя в безопасности. Защищенной. Наполненной надеждой. Я начала переосмысливать все это в своем сознании. Начала надеяться на мир, в котором у нас с этим человеком будет общий ребенок. А потом все это исчезло.
— Я хочу от тебя ребенка, — говорю я. — Хочу совместной жизни, которую ты так легко видел, а я не могла. Я больше никогда не буду сомневаться в нас, обещаю. — Жаль, что я не видела этого раньше. Невозможно было избежать страданий, которые мы бы пережили, потеряв этого ребенка. Это случилось бы. Беременность изначально не была жизнеспособной. Но мы могли бы встретиться с этим раньше, вместе, лицом к лицу. Мы могли бы поддержать друг друга с самого начала, а я все испортила.
— Чейз…
— Мне придется провести здесь пару недель, чтобы прийти в себя, но как только смогу, я вернусь в Сару Лоуренс. Я собираюсь наверстать все упущенное в учебе и буду приезжать в Вирджинию, чтобы видеться с тобой каждые выходные…
— Пресли, — говорит Пакс, сжимая мою руку. Он выглядит таким грустным. — Я был несправедлив к тебе. Я так давил на тебя, чтобы ты дала мне то, что я хочу. Родить ребенка и выйти замуж. Я бросился в это с головой, не обдумав все как следует, потому что боялся находиться на большом расстоянии. Это было глупо. Твой отец был прав. Ты заслуживаешь времени, чтобы излечиться и жить после того, что случилось с Джоной…
— Что? Пакс, нет. Джона не имеет к этому никакого отношения. Это… просто все очень запуталось, но все так, как ты сказал. Теперь все позади. Мы можем жить дальше вместе…
В ту секунду, когда Пакс сжимает челюсти, его взгляд становится немного жестче, я понимаю, что все кончено.
— Я уезжаю в Японию на шесть месяцев. С Калланом. Он все уговаривал меня поехать с ним, чтобы задокументировать вулкан, который вот-вот взорвется. И цветение сакуры. И какой-то весенний фестиваль. Он спланировал весь этот маршрут. Изначально я сказал ему «нет», но теперь думаю… — Он тяжело вздыхает, опустив голову. — Мне очень жаль, что меня не будет здесь, чтобы помочь тебе восстановиться после операции, Файер. Но у тебя есть отец. И я… — Его голос срывается, ему не хватает слов.
Я видела глаза Пакса, полные стольких эмоций, но никогда не видела, чтобы они блестели от слез.
— Я не могу быть здесь, давить на тебя, любить тебя, быть… таким злым на тебя… — Его вторая попытка заговорить тоже заканчивается неудачей. Одинокая слеза стекает по его щеке. Он утирает ее, и разочарование выплескивается из него, когда он встает.
