Боже милостивый, ее задница просто идеальна. Неприкрытая гордость переполняет меня, когда начинает формироваться ярко-красный отпечаток моей ладони, портящий безупречную кремово-белую форму ее круглой ягодицы. Моя. Она, блядь, моя. Я снова кладу руку на ее задницу, на этот раз очень нежно, потирая ладонью то место, где я ее шлепнул, успокаивая острую боль.

Элоди раскачивает бедрами, желая большего контакта. Больше моих пальцев. Больше моего языка. Больше боли. Умоляя о моем члене. Звук ее быстрого, неглубокого дыхания воспламеняет мою кровь, разжигает ее.

— На колени, — командую я. — Задница вверх. Ноги врозь. Покажи мне свою красивую киску. Я хочу видеть каждый твой гребаный сантиметр.

Она делает так, как велено, опирается на колени, поднимает задницу вверх, расставляет ноги, чтобы у меня был четкий, беспрепятственный обзор ее киски. Господи помилуй, она чертовски идеальна. Такой красивый розовый оттенок. И ее упругая попка, и ее киска представлены мне для осмотра. Низкое, собственническое рычание нарастает в глубине моего горла — я с трудом узнаю в этом звуке свой собственный голос.

Моя.

Моя.

Моя.

Слово словно барабан. Ровный, учащающийся стук, бьющийся в ушах, в груди, в черепе, отдающийся эхом в самой крови. Я буду единственным мужчиной, который когда-нибудь насладится этим видом. И убью любого, кто хотя бы подумает о ней в таком плане. Я буду знать. Узнаю, представляют ли они ее себе в таком виде, и покончу с их жалкими гребаными жизнями.

Я прекрасно понимаю, насколько безумна эта мысль.

Мужчины слабы. Они ничего не могут с собой поделать. Чтобы выполнить эту угрозу, Мне придется убить каждого чувака, который когда-либо встанет на пути Элоди. Но это животное чувство собственничества в данный момент не может быть опровергнуто разумом. Оно хочет причинить вред любому, кто угрожает отнять то, что принадлежит мне.

— Еще, — умоляет Элоди. Она оглядывается на меня через плечо, и от нужды в ее глазах захватывает дух. — Пожалуйста. Я хочу… пожалуйста. Еще раз.

Я дам ей это.

Она любит немного боли так же, как и я; мы так похожи в некоторых наших темных желаниях. Я кладу ладонь плашмя на ее попку, громкий хлопок наполняет комнату, и Элоди замирает, резко втягивая воздух.

— Блядь!

Я снова повторяю свои действия, растирая маленькими кругами быстро формирующейся отпечаток, который я оставил на ее коже, сглаживая боль.

— Еще?

— Да, — шепчет она, отпустив голову.

Я в доле секунды от того, чтобы услужить ей, но прежде чем успеваю опустить руку, вижу нечто, что заставляет меня резко вдохнуть. Из ее киски стекает струйка вязкой, липкой жидкости, которая попадает на внутреннюю сторону ее бедра, и моя голова чуть не взрывается нахрен.

Она вся сочится.

Чертовски мокрая.

Для меня.

Все логические мысли исчезают.

Я не могу. Я не могу, блядь, трезво мыслить.

В порыве нетерпения хватаю Элоди за бедра и всаживаю в нее головку своего члена. Потребность вогнать себя в нее до самых яиц почти неоспорима. Но каким-то образом мне удается остановить себя.

— Я собираюсь жестко трахнуть тебя и полностью наполнить своей спермой. Ты готова?

— Да!

Как только это слово слетает с ее губ, я подаюсь бедрами вперед, погружаясь в нее полностью. Элоди стонет — звук глубокого удовлетворения в сочетании с жаждой большего, и я теряю контроль над собой. Я трахаю ее. Трахаю так сильно, что она кричит, и стонет, и хнычет до хрипоты.

С каждым толчком в моей груди нарастает буря. Такая буря, которая разрушает здания и стирает города с карт.

— Блядь! Рэн! Черт, я сейчас кончу. Пожалуйста! Я кончу… я сейчас… кончу…

На этот раз я не буду ее останавливать. Чувствую, как она сжимается вокруг меня, и мне нужно, чтобы она поднялась вместе со мной. К пику. Чтобы она падала за грань безумия вместе со мной. В этот миг ничто не имеет значения. Мой член твердеет до невыносимых пределов, превращаясь в стальной стержень, когда я погружаю его в нее и также быстро вынимаю. Обжигающий жар покалывает внизу моего живота. Он нарастает, обжигая мои внутренности, нарастая и нарастая. Мои яйца тяжелеют, напрягаются, притягиваясь к телу. А потом… потом…

Я рычу, кончая. Волна удовольствия настолько сильна, что перекрывает все мои чувства. Я, блядь, ничего не вижу. Во рту покалывает, в ушах звенит…

— Черт! РЭН!

Как раз в тот момент, когда мне кажется, что ощущения не могут усилиться еще больше, оргазм прорывается сквозь Элоди — она сжимается вокруг меня, как чертовы тиски, и пронзительный звон наполняет мою голову. Я наклоняюсь вперед, моя грудь оказывается на одном уровне со спиной Элоди. Секунду я удерживаюсь на ногах, но затем мои руки и ноги одновременно подкашиваются, слабость во всем теле тянет меня вниз, и мы оба падаем набок.

— Черт, — хрипит Элоди. — Черт. О, боже, я… я все еще кончаю.

Я чувствую это — маленькие пульсации, массирующие мой член, пока девушка вздрагивает и трясется в моих руках. Проходит целая минута, прежде чем ее оргазм проходит.

Черт, чего бы я только не отдал, чтобы этот момент длился вечно. Элоди, мокрая от пота, прижалась ко мне, наши сердца бешено колотятся, мир чертовски совершенный, все приглушено и расфокусировано, эндорфины все еще поют в наших венах. Я…

— Тук-тук.

— ТВОЮ МАТЬ! — Я реагирую инстинктивно.

Элоди вскрикивает, когда я бросаюсь на нее, хватаю край одеяла и натягиваю его на нас. Через мгновение мы оба укрыты, и я сижу прямо и смотрю в лицо человеку, которого не собирался видеть очень долгое время.

Длинные черные волосы.

Кожаные штаны.

Черный топ на бретельках.

Невероятно высокие каблуки.

Губы цвета крови.

Глаза цвета полированного нефрита.

— Я убью тебя на хрен, Мерси Анна Бет Джейкоби.

ГЛАВА 20

ПАКС

Огни вспыхивают в темноте, превращая в тени ели и сосны, которые жадно толпятся вокруг Бунт-хауса. На подъездной дорожке стоит машина — я ее не узнаю. Какой-то скучный гибрид машины футбольной мамочки и чудовища. Она точно не Рэна, а значит, среди нас чужак. Кто бы ни был настолько глуп, чтобы вломиться в Бунт-хаус, он не позаботился о подходящей машине для бегства.

Рядом со мной Чейз нервно ерзает на пассажирском сиденье, широко раскрыв глаза от открывшейся перед нами картины.

— Ты уверен, что это не Рэн и Элоди?

— Они сказали, что сегодня вечером будут ужинать в городе.

— Тогда, может, нам следует вызвать полицию?

— Нет, черт возьми. Я с большим удовольствием разберусь с этим сам.

— Пакс! Не делай глупостей…

Я захлопываю дверцу машины и мчусь по дорожке, а затем по ступенькам, ведущим к входной двери, адреналин бурлит в моем организме, каждая частичка во мне готова к насилию. Я проверяю дверь — не заперта.

— ПАКС!

Страх, подобного которому я никогда не испытывал, пронзает меня до самого нутра. Я замираю, разворачиваюсь так быстро, что у меня кружится голова. Чейз вышла из машины и бежит к дому.

— Какого черта ты делаешь? Иди в машину! — Я говорю резче, чем собирался, но от волнения, проносящегося по позвоночнику, я на время потерял рассудок.

Беречь ее.

Беречь ребенка.

Какого черта? Я не могу дышать.

Чейз качает головой, густые рыжие волосы каскадом рассыпаются по плечам, когда она бежит вверх по ступенькам мне навстречу. Черт, а можно ли ей вообще бегать?

— Я не собираюсь ждать в машине, пока ты очертя голову бросишься в потенциально опасную ситуацию. Что если тебе понадобится подкрепление? Свидетель? А если ты пострадаешь?

— Я перекину тебя через плечо и насильно посажу обратно в машину через три секунды. Не заставляй меня, блядь.

— Ты не посмеешь! — Возмущение, промелькнувшее на ее лице, ей идет. Ее вспыльчивость вернула румянец на ее щеки.

Стискиваю зубы, глядя на нее сверху вниз.

— Испытай меня.

— Боже мой. Может, вы двое уже прекратите свои препирательства и зайдете в дом? Вы впускаете холод.