— Это очень загадочная вещь, которую можно сказать кому-то, кого никогда раньше не встречал.
Женщина с кошачьими глазами надувает щеки, изучая свои ногти.
— О? Мы никогда раньше не встречались?
— Я бы вспомнил, если бы мы встречались.
Медленная, сладкая улыбка расплывается по ее лицу.
— Я приму это за комплимент.
— Не стоит.
— Да ладно, Рэн. Не будь таким сварливым. Выглядишь так, будто страдаешь запором.
— Лучше бы было очень хорошее объяснение, откуда ты знаешь мое имя.
— Чтобы ты счел хорошим? — Женщина делает шаг ко мне. — Может быть, если бы я прочитала о тебе в модном журнале? «Друг и сосед по комнате нашей модели, Рэн Джейкоби изображен здесь в винтажных очках-авиаторах, модного тренда этого сезона». — Она выпаливает цитату так, словно это пустяк. Как будто выучила текст наизусть, даже не пытаясь.
Я помню статью, на которую она ссылается. Это был единственный раз, когда меня сфотографировали и поместили в журнал. Прошлым летом Пакс отказался делать работу, сославшись на то, что у Дэша день рождения. Конечно, мы были на яхте «Контесса» до того, как Пакс утопил ее, и фотограф явился за нужными ему снимками, когда мы как раз завтракали с шампанским. Мы с Дэшем оказались на фотографиях. Им пришлось выслать нам чек за работу, что Паксу показалось забавным.
— Или тебя больше устроит статья в газете? — с любопытством спрашивает женщина в красном платье. — «Восемнадцатилетний Джейкоби нашел девочек в пещере на территории школы, после того как они пропали во время вечеринки, которую он устраивал в доме дальше по склону горы. Там же, по его словам, было обнаружено тело Мары Бэнкрофт. Годом ранее Бэнкрофт, еще одна ученица академии Вульф-Холл, состояла в романтических отношениях с Джейкоби. Некоторые источники предполагают, что обнаружение тела Бэнкрофт Джейкоби может быть более чем случайным совпадением, а некоторые следователи открыто предполагают, что, по их мнению, Джейкоби привел своих одноклассников в пещеру той ночью…».
Я рычу, стиснув зубы и крепко сжав челюсти.
— Что за хрень? Ты репортер? — Ногти впиваются в ладони, кожу жжет, но я не могу заставить себя разжать кулаки.
В бледно-зеленых глазах женщины, почти таких же светлых, как у меня, пляшет явный восторг.
— Алессия Риган. — Она протягивает мне руку для рукопожатия. — Очень приятно познакомиться с тобой, Рэн. Я ждала этого очень долго.
Я игнорирую ее протянутую руку. Она надувает губы и недовольно фыркает.
— Вот видишь. Такой избалованный. — Она опускает руку. — Мне жаль тебя. Тебя, должно быть, недостаточно шлепали в детстве.
— Для кого ты пишешь? — Эту мерзкую суку уволят к утру. Она права. Я богат и избалован. Достаточно богат, чтобы сделать один телефонный звонок и быть уверенным, что ни одна газета больше никогда не возьмет ее на работу. И достаточно избалован, чтобы это произошло.
Женщина что-то бормочет себе под нос. Наконец, демонстративно опускает взгляд и понимает, что ее скромность нарушена. Она прячет грудь, лукаво подмигивая мне.
— Упс.
— Скажи мне, на кого ты работаешь, — рычу я.
— Я работаю на фирму «Рейлайт, Гаррисон и Риган». Риган? Улавливаешь? К сожалению, я не партнер. — Она притворно надувает губы. — Мой отец. Он — Риган в фирме «Рейлайт, Гаррисон и Риган». Но он меня очень любит. И дает все лучшие дела.
— Ты адвокат? — Я не могу скрыть своего презрения.
— Знаю. В этом нет никакого смысла, правда. — Она возится со своими волосами, наматывая густой черный локон на указательный палец. — Адвокаты такие чопорные и немодные. Я совсем не похожа на юриста, верно? Я выгляжу так, будто могла бы быть… — Она постукивает пальцем по подбородку, делая вид, что размышляет. — Эскортом? — предлагает она. — Моделью? Стюардессой?
— Это неэтично.
— Зато я с блеском сдала экзамен на адвоката. И, несмотря на мою сногсшибательную красоту, у меня дьявольски острый ум и еще более острый язык. Я известна тем, что потрошу мужчин как в профессиональном плане, так и ради забавы. Ты бы видел, как я работаю в зале суда. Это впечатляет. Хотя… — Она лукаво ухмыляется, проводит пальцами по моей груди и останавливается у меня под подбородком. — Полагаю, скоро ты увидишь, как я работаю в зале суда, не так ли?
Я отталкиваю ее руку.
— Ты адвокат Фитца?
Она театрально кланяется, в ее глазах пляшет возбужденный огонек, и я внезапно понимаю, что она чертовски безумна.
— Виновна по предъявленному обвинению. Хотя я стараюсь избегать этого слова. Виновен. Оно заставляет моих клиентов нервничать.
— Уэсли Фитцпатрик виновен. Тебя не тошнит от этого? Защищать убийцу?
Она снова выпрямляется, теребя вырез своего платья; возможно, она опять «случайно» сверкает голой грудью, но я не смотрю. Мой взгляд находится далеко к северу от ее гребаного подбородка. Женщина, Алессия, кисло кривит рот.
— Как скучно.
— Я должен спросить, что ты имеешь в виду?
— Мораль, — отвечает она. — Вот уж не думала, что у тебя она есть.
— У меня ее немного. Но Уэсли — дегенеративный кусок дерьма, склонный к убийству невинных девушек. Я вроде как подвожу черту под этим.
Алессия хмурится. Огни, освещающие здание позади нее, мерцают, и яркое белое сияние проступает на ее чертах, отбрасывая тень на ее профиль, когда она говорит:
— Поэтому ты с ним трахался? Потому что он тебе не нравился?
Кровь в моих венах превращается в лед. Значит, он рассказал ей об этом. Конечно, рассказал. Я ждал, что все это всплывет наружу — те злополучные несколько месяцев, два года назад, когда я с ненавистью трахался со своим бывшим учителем английского. Он будет использовать эту информацию, чтобы попытаться подорвать мои показания. Если ему удастся заставить присяжных поверить, что я пытаюсь очернить его имя из-за какой-то любовной размолвки, что я обиженный отвергнутый любовник, у него может появиться шанс посеять в их умах сомнения.
Алессия изучает меня, рот приоткрыт, глаза блестят, она кайфует от собственной силы, наблюдая за тем, как я представляю себе все это наяву.
— Значит, ты не собираешься отрицать это? — В ее голосе звучит странная нотка. Напряжение, которое выводит меня из состояния нарастающей ярости и возвращает все в фокус.
— Я был бы дураком, если бы вообще что-то тебе сказал. — Я внимательно наблюдаю за ней, чтобы оценить ее реакцию. — Почти уверен, что тот факт, что ты здесь, в Фэрбенксе, пристаешь ко мне на морозе с торчащими сиськами, может привести к лишению тебя адвокатской лицензии или чему-то в этом роде. Как минимум, это профессиональный проступок…
— А как на счет меня, Рэн? — мурлычет она. — Похоже, ты меня ненавидишь. Кажется, что мои шансы на секс растут с каждой секундой. — Она пытается прислонить ладонь к моей груди, но я отступаю назад, во второй раз отталкивая ее руку.
— Какого хрена ты пытаешься добиться? Ты, блядь, под кайфом?
Алессия откидывает назад голову и смеется, мышцы ее горла напрягаются, дыхание туманится в ночном воздухе. Затем резко затихает, опускает голову, глаза встречаются с моими.
— Я просто подумала… Я знаю, что ты играешь за обе команды. И раз уж ты уже переспал с моим женихом…
Женихом?
Какого хрена?
— Не нужно делать такой смущенный вид. — Она поднимает руку, шевеля пальцами. И действительно, там, на ее безымянном пальце, массивное, очень заметное серебряное кольцо. Оно далеко не изящно — большое коронованное серебряное сердце, зажатое между двумя руками, по одной на каждой стороне. Это кладдахское3 кольцо, острие сердца повернуто внутрь в знак того, что его обладатель нашел любовь. — Уэсли очень гордится своим ирландским наследием, знаешь ли. Он сказал мне, какое именно кольцо он хочет, чтобы я купила себе в качестве обручального.
Я что, случайно выкурил пачку крэка перед ужином? Адвокат Уэсли Фитцпатрика не может быть здесь, посреди этой богом забытой арктической пустоши, одетая в нечто, что едва ли можно назвать платьем, пытаясь заставить меня признаться в сексуальных отношениях с ее клиентом, одновременно домогаясь меня и говоря, что она помолвлена с ним.
