Хрень собачья.
Это какая-то хрень.
Майкл — стопроцентный убийца. Я, блядь, знаю это. Он по уши в сомнительном дерьме. И должно быть знает половину самых отъявленных преступников Сиэтла, так какого черта ему нужно, чтобы я что-то для него делал? Это не более чем расчетливый ход, чтобы отпугнуть меня от Кэрри. Он хотел, чтобы она вернулась в Сиэтл после окончания Вульф-Холла, но та переехала через полмира, чтобы быть со мной. Что ж, если этот ублюдок думает, что сможет запугать меня, заставить бросить ее, втянув в какое-то дерьмо, то пусть подумает еще раз.
Я не слабак. Меня не так легко напугать. Я никогда не убегу от Кэрри, поджав хвост. Я предстану перед любым дерьмовым «судом», который он для меня запланировал. Докажу, что я мужчина. Убью того, кого нужно убить. Я…
Черт.
Я добираюсь до квартиры.
12С.
Дверь выглядит нормально. Ничем не примечательная. Вот только в ней два глазка. Два. Один на уровне головы, второй — на уровне пояса. На кой черт нужен еще один глазок в середине двери? Тревожная мысль приходит в голову — я слышал, что выстрел в живот — один из самых мучительных и жалких способов умереть. И тут же делаю шаг в сторону, стуча костяшками пальцев по дереву.
Тишина.
Делаю глубокий вдох через нос и снова стучу, на этот раз гораздо громче. Дверь распахивается, выбрасывая столб яркого желтого света в тускло освещенный коридор… и там стоит Майкл Обертин. Как всегда элегантный, одетый в черный костюм. Человек, который приютил Кэрри и заботился о ней, когда она больше всего нуждалась в помощи, окидывает меня неодобрительным взглядом, поправляя запонки на запястьях.
— А вот и ты, — говорит он.
— А вот и я.
— Я опаздываю. — Не говоря больше ни слова, он исчезает в квартире. Полагаю, что должен войти и последовать за ним? Я так и делаю, шипя под нос ругательства, которые заставили бы мою бабушку ворочаться в могиле.
Квартира невероятная. Конечно же. Высококачественная мебель прекрасной работы, нагруженная барная тележка. Потрясающие произведения искусства. Плюшевые ковры цвета древесного угля под ногами. Огромные окна от пола до потолка, из которых открывается захватывающий вид на городской пейзаж. Здесь явно чувствуется мужская атмосфера, но почему-то я не чувствую атмосферу Майкла, как таковую. Оглядываюсь по сторонам, выискивая всех тех людей, о которых говорил Мейсон, но, насколько могу судить, здесь только Майкл. Он ничего не говорит. Просто дергает головой в сторону дверного проема, ведущего в другую комнату. Парень достаточно спокоен. Это хорошо, я думаю. Хотя у меня сложилось впечатление, что Майкл всегда спокоен, независимо от ситуации. Это и делает его таким чертовски устрашающим.
Я следую за ним по пятам, пока мы проходим в огромную гостиную; с потолка высотой в четыре с половиной метра свисает позолоченная люстра, ограненные кристаллы отбрасывают на стены радугу света. На антикварном столике стоит телевизор, звук приглушен, на экране показывают какое-то аниме-шоу. А напротив, в дальнем конце комнаты, примостившись на краю огромного Г-образного секционного дивана, сидит маленький мальчик.
Он испуганно поднимает глаза, заметив, что Майкл вернулся не один. Его блестящие карие глаза встречаются с моими, задумчивые и неуверенные, и я поражаюсь тому интеллекту, который вижу в его взгляде. Ему, может быть, года четыре? Максимум пять. Непокорная копна темно-каштановых волос. Бледный и тонкокостный. Он невысокого роста, но плечи крепкие. Спина прямая, подбородок высоко поднят, когда он смотрит на Майкла и говорит высоким, но уверенным голосом.
— Ты сказал, что он принесет поп-тартс2.
Майкл взъерошивает волосы мальчика и ласково ему улыбается.
— Я ведь обещал, не так ли?
Он кивает, по-совиному моргая, глядя на мужчину снизу вверх.
— Угу…
— А я когда-нибудь нарушал обещание?
— Нет, — признает мальчик.
Майкл наконец-то поворачивается и встречается со мной взглядом.
— Давай кейс, Дэш. Спасибо.
Я опускаю взгляд на жесткий футляр, который Дженезис дала мне в «Крестоне», и ужас от осознания скручивается у меня внутри.
Поп-тартс?
Поп-тартс?
Что за игру затеял этот парень? Нехотя я подхожу к Майклу и мальчику, протягивая кейс. Когда Майкл открывает эту чертову штуковину, я теряю контроль, и, конечно же, внутри оказывается куча упаковок поп-тартс.
Ничего, кроме поп-тартс.
Мальчик прикрывает рот ладонью, глаза блестят от возбуждения.
— Ого! — восклицает он. — Здесь столько вкусов!
— Дженни молодец, правда? Какой ты хочешь попробовать первым?
— Шоколад! Шоколад! — Маленький мальчик подпрыгивает от возбуждения на краю дивана.
Я не могу остановиться. И должен что-то сказать.
— Серьезно? Ты мог бы заказать доставку поп-тартс. Или попросить того грубияна, который привез меня сюда, привезти тебе немного. Какого хрена?
Маленький мальчик ахает, его внимание снова переключается на меня; он коварно ухмыляется.
— Ты ругнулся.
— Нет.
— Это слово запрещено. — Он прикусывает нижнюю губу, протягивая ее между зубами.
— Правильно, приятель. У нас будут неприятности, если мы будем ругаться, не так ли? Нам стоит поставить Дэшу грустный смайлик в таблицу?
Мальчик секунду рассматривает меня, потом качает головой.
— Мы… простим его… — Он поднимает маленький указательный палец. — На первый раз.
— Очень великодушно с вашей стороны, — говорю я.
Майкл выбирает из жесткого футляра пачку поп-тартс и сует ее мне в грудь.
— Кухня там. Ты ведь знаешь, как пользоваться тостером, верно?
Я беру печенье, кровь бурлит в моих венах, как река расплавленной лавы.
— Да, умею. И с радостью пойду и приготовлю его, как только ты объяснишь, что за… — Я спохватываюсь в самый последний момент. — Что за ерунда происходит!
Если не ошибаюсь, в глазах Майкла действительно пляшет веселье.
— Дэш, это Кольт. Он мой очень особенный друг. Ты будешь присматривать за ним следующие шесть часов.
— Что?! Я пришел сюда не для того, чтобы нянчиться с ребенком…
— Да, боюсь, что так и есть. Мейсон не слишком хорошо ладит с детьми. К тому же, в любом случае, он должен быть с нами сегодня вечером.
Маленький мальчик с глазами цвета темного шоколада встает с дивана. Он дергает меня за руку, указывая на печенье.
— Я могу… знаешь, я покажу тебе, как их делать. Ты тоже можешь попробовать.
— Майкл! Ты не оставишь меня здесь с ним. Я ничего не знаю о детях!
— Ты разберешься. Только не позволяй ему есть слишком много. Его обязательно стошнит.
— Обязательно, — соглашается Кольт и начинает тащить меня в направлении того, что, как я могу предположить, окажется кухней.
— Куда ты вообще идешь? — спрашиваю я через плечо.
Майкл одаривает меня лукавой улыбкой. Первой улыбкой, которую я когда-либо видел на его лице.
— Никому не открывай дверь. Я имею в виду вообще никому. Если с этим малышом что-нибудь случится, у тебя будут серьезные неприятности. Его отец не из тех людей, которых хочется подвести. Поверь мне.
Затем он уходит.
Через тридцать секунд на хорошо укомплектованной кухне я сажаю маленького мальчика на стойку, чтобы он болтал ножками, пока рассказывает мне, как открывать пакет с поп-тартсами и засовывать их в тостер.
— Потом… ты просто… да! Вот так! — Он в восторге. — Ты нажимаешь сюда, и внутри тостера начинает… начинает… светиться, а потом готовиться…
— Кольт?
Видно, что ему требуется немало усилий, чтобы отвести взгляд от тостера.
— Да?
— Знаешь, куда ушел Майкл?
— Да, знаю! — с гордостью говорит он. — Это… он поехал к… моему папе. У них… вечеринка для больших мальчиков.
— О? Правда? — Эти ублюдки собираются бухать? Я подниму такой ад из-за этого. Клянусь всем святым и добрым…
Тостер выплевывает два горячих поп-тартса, и Кольт визжит во всю мощь своих легких.
— Кольт, а кто твой папа? — Мне следовало бы знать лучше, чем задавать этот вопрос, когда знаю, что ответ мне, вероятно, не понравится.
