— Прослушивание в консерватории состоится в воскресенье утром. У них есть рояль в одном из помещений для проведения мероприятий, которым, по их словам, я могу воспользоваться. Завтра я смогу на нем позаниматься и отточить свои навыки.
— Ты репетировал несколько недель подряд. Я бы сказала, что у тебя уже все отточено.
— Ладно. Я отлежусь следующие тридцать шесть часов, и все завалю, — категорично заявляет Дэш. — Похоже, это надежный план.
— Придурок.
— Прости, любимая. Это просто чудо, что я вообще получил приглашение на прослушивание, — говорит Дэш, в его голосе слышится волнение. — Есть только одно место. Одно. Если я его не получу…
— Все будет хорошо, — подбадриваю я. — Это временно. Летняя консерватория. На следующий год. У тебя все равно будет место в чрезвычайно конкурентной музыкальной программе в одном из самых признанных университетов мира.
Дэш задумчиво кивает, соглашаясь, но я могу прочитать, что происходит у него в голове, потому что это написано на его лице. Он нервничает. И так сильно хочет выиграть это место, что чувствует его вкус.
— Если бы это был кто-то другой, мне было бы насрать. Но этот парень — талант, Кэрри. Музыка, которую он написал…
Дэш надувает щеки, изумленно качая головой. Чтобы он так реагировал на чужую музыку? Скажем так, парень, которого они выбрали для преподавания в летней композиторской консерватории Сиэтла, должен быть гением. С тех пор как мы переехали в Англию, Дэш постоянно играет музыку этого парня, в частности, одно потрясающе красивое произведение, и даже я должна признать, что оно хорошее. А я далеко не эксперт в таких вещах.
— Он просто так молод, — бормочет Дэш. Неужели я уловила в его голосе нотки ревности? Ха! — Двадцать пять, — удивленно выдыхает он, не обращая внимания на мою ухмылку. — Ты не понимаешь. До того, как этот парень занял это место, самому молодому композитору, возглавлявшему летнюю консерваторию, было шестьдесят три года. Шестьдесят три!
— Если он такой особенный, то почему занимает это место только на год? — Этот факт — единственная причина, по которой мы сейчас возвращаемся в Сиэтл. Если бы парень собирался преподавать дольше, то Дэш подождал бы, пока закончит учебу, прежде чем пробовать поступить в консерваторию. Но нет, этот конкретный композитор согласился возглавить двенадцатинедельную программу только один раз.
— Он изучает себя. В этом году он заканчивает биологический факультет, а затем поступает в медицинский. У него не будет ни сил, ни возможности преподавать в течение многих лет…
— Но почему, черт возьми, он идет в медицину, если такой замечательный музыкант? — Все это не имеет для меня смысла.
— Он попал в какую-то аварию. Раньше он играл на каком-то инструменте, но не знаю, наверное, сейчас у него страсть к обоим областям. Что-то в этом роде. В любом случае, упустить такую возможность было бы… — Надув щеки, Дэш принимает мрачное выражение лица, его песочные брови сошлись вместе. — Не думаю, что я когда-нибудь смогу оправиться.
— Это самая мелодраматичная вещь, которую я когда-либо слышала от тебя.
Он усмехается. У Дэша есть кое-какая особенность. Независимо от того, как усердно он тренируется, как долго спит или насколько измотан, стоит ему провести рукой по своим густым волнистым светлым волосам, и парень выглядит безупречно. Я же выгляжу так, словно меня только что перепутали с пиньятой на дне рождения пятилетнего ребенка. Я стараюсь не отвлекаться на то, что парень до смешного красив — задача, требующая колоссальных усилий — и бросаю строгий взгляд в его сторону.
— Ты пройдешь это прослушивание на отлично. Сам знаешь, что справишься. И у нас есть еще одна причина для того, чтобы приехать сюда.
Его брови взлетают вверх. Повернувшись, чтобы посмотреть на меня, Дэш притворно удивляется.
— О? Правда? Должно быть, вылетело из головы.
Я знаю, что он издевается надо мной.
— Завтра мы обедаем с Майклом в честь его нового ресторана. Торжественный обед в честь открытия, только для друзей и семьи. А вечером будет празднование открытия.
— Я не понимаю, почему мы должны присутствовать и там, и там. Обед и открытие в один день — это уже перебор, тебе не кажется?
— Нет, не кажется. Этот человек был рядом со мной, несмотря ни на что. Уделить ему целый день моего времени совсем не кажется излишеством.
Каменное выражение лица Дэша мало что выдает.
— Да. Он был добр к тебе. Я восхищаюсь и уважаю этого парня. Ты обязательно должна быть там, чтобы отметить его новое предприятие. Но этот человек ненавидит меня, Кэрри. Прямо-таки чертовски ненавидит. Не боишься, что он попытается убить меня, как только закончатся закуски?
— Да ладно. Майкл — плюшевый мишка. Он и мухи не обидит.
Брови Дэша взлетают вверх.
— Обычно я доверяю твоим суждениям, но в этот раз ты ошибаешься. Этот человек уже убивал людей. Трупы его жертв захоронены по всему штату Вашингтон. Я бы поставил на это деньги.
Мелодрама, клянусь богом.
— Не тратьте свои деньги, лорд Ловетт. Я знаю Майкла. Да, он жесткий, но что, по-твоему, разозлит его больше? Прийти к нему на обед и открытие ресторана или остаться в отеле, чтобы потренироваться перед прослушиванием? Ты пропустил ту часть, где я сказала, что завтрашний обед для семьи и друзей? Майкл специально сказал мне, что хочет, чтобы ты пришел. Это что-то да значит.
— Что он хочет мучить и унижать меня на глазах у своих приятелей?
Я могла бы пнуть его.
— Это значит, что он считает тебя членом семьи, тупица. Майкл не из тех, кто делает подобное приглашение дважды. Откажешься сейчас, и он больше никогда не протянет тебе оливковую ветвь.
Кончики ушей Дэша становятся ярко-красными; когда я увидела это в первый раз, то подумала, что это от смущения, но теперь знаю лучше. Он расстроен, потому что не может добиться своего. Пыхтя, тот скрещивает руки на груди, держит спину прямо и смотрит вперед, пока стюардесса движется по проходу, доставая багаж людей из верхних отсеков.
— Полагаю, мы поговорим об этом, когда приедем в отель, — сухо говорит он.
— Так и сделаем.
«Крестон» — непритязательное заведение. Снаружи вообще трудно догадаться, что это отель. Фасад из красного кирпича выглядит совсем новым, кладка свежая. По обе стороны от входа, на котором нет ни вывесок, ни указателей на то, что это один из самых роскошных отелей в стране, растут фигурно подстриженные деревья. Это скромное двадцатитрехэтажное здание расположено в самом центре Сиэтла. В большие окна невозможно заглянуть — стекла затонированы, отливая едва уловимым золотистым оттенком, который днем отражает небо и вечную мантию облаков над головой.
В ночное время «Крестон» оживает благодаря бесчисленным светильникам, которые отбрасывают эффектные тени на фасад здания, делая это место похожим на что-то с пропагандистского плаката эпохи сороковых годов. До переезда в Нью-Гэмпшир я часто проходила мимо «Крестона» и задумывалась о том, что же происходит за закрытыми дверями такого секретного и элитного заведения. Но я и представить себе не могла, что в конце концов остановлюсь здесь. Чтобы получить доступ к их сайту бронирования, необходимо иметь такую титановую кредитную карту, на которую я никогда не думала, что смогу претендовать. То, что я с Дэшем изменило ситуацию.
Не поймите меня неправильно: деньги Дэша — наименее интересная вещь в нем. Я бы влюбилась в него, если бы он был без гроша за пазухой и ни разу не задумалась бы о том, что мы не богаты. Но это не тот случай. Он лорд, черт побери. Его отец грозился отречься от него, когда узнал, что Дэш собирается вернуться в Англию, чтобы изучать музыку, но через некоторое время несчастный ублюдок успокоился и согласился восстановить счета сына. А что это за счета? Скажем так, Дэш может решить сидеть на заднице и ничего не делать до конца своих дней, и ему никогда не придется беспокоиться о деньгах. У него больше денег, чем человек может потратить за всю свою жизнь, даже если активно пытается их растратить.
