Литмир - Электронная Библиотека

– Шишига3. За что дядя ненавидел моего отца?

– Из-за меня. Из-за ревности. Всеволод любил меня тайно. Решил убить моего мужа, чтобы я вышла за него замуж.

Я отказалась. Всеволод стал домогаться. Я ушла в монастырь. Как мне было тяжело.

В наказанье мне запретили десять лет тебя видеть. А тебе сказали, что твоя мать умерла. Лишь потом сердце Всеволода смягчилось. Мне разрешили видеться с тобой.

Но из монастыря мне нельзя было выезжать. Приставили охрану. Проверяли почту. Я находилась словно в темнице.

Если Всеволод погубил брата ради чувств, то по сравнению с ним Пепелюга – настоящий дьявол, из-за корысти связался с Казимиром, угрожал убить тебя, если я не уговорю, совершить покушение на московского князя Ивана.

Что мне делать, сын? Я всю жизнь оплакиваю твоего отца, не хватит слёз оплакивать тебя.

Видела перед твоим приездом сон. Икону, плывущую в реке. По воде расходились красные круги. Колояр подтвердил мою тревогу.

Я подумала, значит, проведение мне посылает Всевышний! Колояра отправила обратно за другой иконой.

Игуменья поднялась. Подошла к часовне. Достала из киота материю.

– Вот посмотри, Зеленя, я вышивала орнаментом полотенце, когда был жив твой отец.

Боярин развернул. Цветными шелковыми нитями были вышиты три портрета: Всеволода, младенца и удивительно красивой женщины.

– Это я, сынок.

Зеленя перевёл взгляд на монахиню. Сходство поразительное. Никогда боярин не видел лица игуменьи. Черты лица, несмотря на пожилые годы, оставались красивыми.

– Матушка, прости меня! – зарыдал Зеленя, – я чувствовал сердцем твою нежность. И присно с радостью искал с тобой встречи. Не понимал только за что, ты хотела меня сделать убийцей? Невыносимо переживал.

– Бог покарал виновника наших несчастий. Болтливость злодея помогла нам.

Пепелюга, смеясь, говорил в московских харчевнях о Полонеи, как о дурочке в монастыре. Об этом узнал к счастью Микула.

Разве я могла, сыночек, отдать тебя в руки палачей?! Я бы их всех отравила, если бы они покушались на твою жизнь. Взяла бы грех на душу. Спаси меня, Бог!

Хорошо, что я встретилась тайно с Микулой. Договорились с ним, что он тебе пособит. Монахи, псы Пепелюги, повели тебя на казнь в слепом мщении, зная, что ты безоружный.

Спешите, сын и Микула, я всё знаю, вам предстоит долгая дорога, чтобы успокоить сердце астраханского воеводы. Полонея здорова. Это я научила её изображать помешанную, чтобы монахи не причинили ей зла.

– Идите, – игуменья улыбнулась, – теперь у меня появились новые силы служить Господу. Не забывай, сынок, что у тебя есть мать Верея, так меня звали в мирской жизни.

Святая книга

Морозный воздух колыхнулся от звона колоколов. Построенная на взгорье холодная деревянная шатровая церковь по благословенной грамоте, полученной из Вологды, услаждала крестьян своим видом.

– Радуйся, Благодатная! Господь с Тобою; благословенна Ты между женами… Ты обрела благодать у Бога…

С возведением храма Пресвятой Богородицы рядом с деревней жизнь прихожан оживилась. Да не всё было в ладу сердечном от тревожного времени.

Протопоп Бреслав с гневом говорил:

– Разве можно подымать Русское вселенное царство на кострах, сжигая христиан по их отчаянью, и добровольно предавать мучениям и страданиям за старую веру! Позабыли по ожесточению и упрямству обряды древности! В рукописных книгах славян и греков нет оплошек. А то, что греки затеряли веру, сам Никон, имя которого не упоминаем ныне в церкви, не отрицал.

Из-за турецкого рабства твердыни и добрых нравов у греков не стало. Их книги печатают иезуиты, папство и лютеранство и потешается над их простодушием. А наши служебники сведены с древнегреческого до взятия Царьграда, в них истая вера!

– Отец, я преклоняюсь пред вашей бестрепетностью! – кивал Есеня, молодой певчий дьяк.

– Сын мой, тебе вверяется тяжкое испытание. Сыскать старопечатные книги: служебник, устав, псалтырь, евангелие, – голос Бреслава зычно гремел в трапезной.

Неистово плясало пламя свечей. По всему периметру трапезной стояли, врубленные в стены, лавки-воронцы.

– Пройдём, Есеня, в святилище.

Под куполом церкви в подвесных “Небесах” расписан художниками лик Христа-Вседержителя. Горели в три яруса огни свечей в паникадило, призрачный дым заволакивал стены.

Поклонившись иконе на аналое, и устремив свой взгляд на иконостас, на главную икону Пресвятой Богородицы, вдвоём долго молились.

Протопоп Бреслав, растроганный со слезами на глазах, сказал:

– Грозит нам отпадение от веры, сын мой. Не признаю новые Никоновские книги. В них много изъяна, а русского духа нет. Недаром смута от них идёт. Бесовские в них мысли упрятаны на поругание наших привычек.

Силятся из них слова дьявольским наваждением выскользнуть, да персты наши обгрызть, чтоб не крестились мы, как отцы, деды и прадеды. Смотри, опасливо допытывайся о правдивых книгах, а не то скинешь зазря голову.

– Попытаюсь, батюшка.

– В подмогу тебе вручаю пономаря Велигу. У него хватка дюжая. Запальчив порой. Ты его смиряй. Оградит от наскока обидчиков, либо такую кашу заварит, что не извернуться от жарыни страстей. Но другого заступника у меня нет. Путь ваш по лесам к Белому морю.

– Батюшка, кто же будет звонить в колокол?

– Я сам, и с гулом колокола громче пропою молитву, чтобы она помогла вам справиться с препонами в стези. Пусть мой звон услышит вечевой Новгородский колокол, повисевший в уныние в воротах Кремля да вернувшийся в Поморье на радость зверобоям и рыбакам. Поклонитесь святому угоднику Николаю!

На следующее утро в сторону Николо-Корельского монастыря пегая лошадка повезла сани по льду замёршей реки Онеги.

Закутавшись в чёрные тулупы, гордыми воронами восседали путники. Свистел ветер, заметая снегом дорогу. До монастыря две недели добираться.

К концу третьего дня как стало темнеть, пономарь, отряхивая от снега бороду, с удовольствием крякнул:

– Чую, весной пахнет! Лёд в проталинах и пороша мокрая.

– Может статься, до обиталища доедим?

– Нет, скоро ночь. Заночуем, как и в минувшие ночи, в лесу, там меньше дует! – сказал Велига, ростом причётник был в сажень.

Оглядываясь по сторонам, путники поднялись по отлогому берегу. Укатанная полозьями саней хорошо просматривалась колея.

В ельнике выпрягли лошадь, привязали её к оглобле, дали сена и овса. Легли в сани, прижавшись друг к другу.

– Велига, сколь тебе лет?

– А что?

– Отчего не женишься? Скоро будешь старцем.

– Сердцем я один раз влюбчив. Вот и не найду подходящую суженую.

– А у тебя была уже зазнобушка?

– Да, но мурмане её сокрушили. Пристали к ней у проруби. Попросили злыдни для забавы воды испить. Я поспешил на помощь. В побоище вместо меня, её лицо пометили шпагой. Бес попутал. Лучше бы я не влезал в драку. Затмился от горя, колотил всех повинных и невинных, кто оказывался под жгучую руку.

Благо стрельцы окрутили, окунули с головой в прорубь, дабы очухался от беды. Потом ретиво, смеясь, как мокрого гуся с сосульками на бороде вытащили.

Моя Голуба сказывали, ушла в монастырь. А потом куда-то исчезла. Дом её родных сгорел в одночасье. Ни матери, ни её брата Афанасия не нашли. Пятнадцать лет с той поры минуло.

Поклонился я родной сторонке и пошёл с котомкой по деревням скитаться. Вот так оказался в Погосте. Второй год служу Бреславу.

Дикий крик пронёсся по округе, гулкое эхо по реке повторило его многократно.

– У-у-у! И-и-и!

– Что это? – с испугом спросил Есеня.

– Кикимора надрывается из болота.

– А ты её видел?

– Да эдакая зелёная лохматая. Встал раз, чаял, на кочку в мороке, а она со сна зашипела и из-под ног испарилась, я от внезапности в трясину повалился.

– А почему она живёт на болоте, а не в деревне?

вернуться

3

Шишига – злобная нечисть у славян. Живет в лесу, нападает на случайно забредших людей, чтобы потом обглодать их косточки.

3
{"b":"913611","o":1}