Как сказала мне как-то после очередного собрания совета госпожа Койра Саиф, женщина решительная, обаятельная и очень мудрая:
– Мой старый хитрец Сердар больше всего на свете, конечно же, хотел бы сам жениться на тебе, стать отцом наследника Аль-Нилама и присоединить замок к своим тузам в колоде. Тогда бы он вертел замком, как хотел, и никакой опекунский совет ему был бы не указ.
Эта перспектива мне очень не понравилась, и я скривилась, словно от лимона. Знаю я этого Саифа, распорядился он уже моими яблоками…
Увидев мою гримасу, госпожа Койра засмеялась и потрепала меня по щеке.
– Не бойся, детка, этого не произойдёт. Для начала ему придётся отравить меня и стать вдовцом, а я очень осторожна в приеме пищи, да и живём мы с ним уйму лет, привыкли друг к другу, притёрлись. Ну и потом, жениться на тебе и сделать тебе ребёнка – это не одно и тоже. Он ведь уже не мальчик, Сердар Саиф. У нас с ним внуки старше тебя. Хлопотно всё это, так что союз Саифа и Аль-Нилама тебе вряд ли грозит. Но будь настороже. Может быть, он не один такой умный в их сборище.
Я была настороже, да что толку? Самым точным определением моего положения было слово «неопределённое». «Подвешенное» тоже подходило.
Окончательно своё отношение к происходящему я определила в день срыва очередной свадьбы.
Дело тогда зашло – дальше некуда. Всё, что можно было предварительно подписать, было подписано. Сколько у кого чего – определено. Отдельным договором закрепили, что получающий руку наследницы Аль-Нилама становится Орионидом и принимает герб Аль-Нилама, без всяких там включений нашего пламенеющего грифона в частокол своих серебряных молний.
Уже даже и помолвка состоялась. По старинному обычаю на обнажённом лезвии меча жених подал невесте кольцо. За моей спиной непробиваемым строем пламенели грифоны. За его спиной в глазах рябило от молний. С вежливой настороженностью мы пригляделись друг к другу и сделали обоюдный вывод, что могло быть и хуже, сойдёт. Притрёмся. А если не притрёмся, постараемся как можно меньше сталкиваться лицом к лицу.
Настал определённый договором день.
Аль-Нилам сверкал полами и стенами.
На кухне нанятые в городе повара несколько дней жарили и шкварили для свадебного пира.
В полдень назначенного дня я стояла, затянутая в белое платье с длинным шлейфом, всё расшитое крупным жемчугом, и ждала, когда за мной приедут. Позади осталось несколько часов пытки под названием укладка прически, и никакая магия не сокращала здесь время процедуры.
Ангоя и другие подружки спешно выбирали мне подходящий букет из громадной россыпи, доставленной в последний момент.
Половина опекунского совета слонялась вдоль накрытых во внутреннем дворе столов, подъедая съедобные украшения с праздничных блюд, пока никто не видел. Вторая половина была у жениха.
На несколько минут я даже поверила, что всё, многолетняя игра Ориона закончена. Начинается новая жизнь. Совсем новая.
Поторопилась, надо было переждать чуть-чуть с верой в чудеса.
Появился гонец, который привез этой половине опекунского совета известие от той половины, что брак не состоится по очень уважительным причинам. Нужно срочно всем собраться и вышеупомянутые причины обсудить.
С сожалением оторвавшись от вкусностей, опекуны покинули Аль-Нилам, обрадовав мучающихся над горой цветов нежных дев известием, что букет выбирать не надо.
В этот момент я поставила точку на одном периоде жизни и начала другой. Для начала позвала первых встречных помочь справиться с массой наготовленного. Поесть на дармовщинку никто не отказался, народ с площадей Тавлеи валом повалил в Аль-Нилам.
А пока внизу бушевал пир горой, я собрала в верхних покоях младших поварят, помогавших на кухне готовить свадебный пир, и мы затеяли игру: я усадила их на свой длиннющий шлейф, полагающийся по рангу наследнице высокого дома Аль-Нилам, и принялась катать по сверкающему полу. Сыпались жемчужинки с белого платья, скакали по мраморным плитам по все стороны.
Когда холодная ярость стала горячей, хватило лишь толчка – и парчовые туфельки оторвались от земли, я побежала по воздуху. Ребятишки визжали от восторга, чувствуя, как летят на белом шелке, словно на облаке.
Мы носились по всему Аль-Ниламу, по залам и переходам, над внутренними двориками и переходами, поднимались до верхних ярусов башен и опускались почти до потоков Млечного пути. Закатное солнце золотило белый шёлк, развевались дикой гривой вырвавшиеся из оков прически волосы. Поварята вопили и требовали: «Выше, выше, ещё выше! Быстрее!»
Укатав их так, что они долго потом не могли прийти в себя от полёта, я вернулась в свою спальню. И там подвела итог сегодняшнему дню, завязав шлейф большим узлом.
А заглядывающую в окна любопытствующую ночь посвятила личной жизни и всяческим развлечениям, решив для себя, что опекунский совет пусть делает, что хочет, и я тоже буду делать, что хочу.
Иначе у меня есть все шансы так и проходить в белом непорочном платье до самой старости, с каждым годом становясь всё краше.
Ведь в Тавлее возраст женщины можно определить по тому, как она выглядит: чем идеальнее красота, тем женщина старше.
Это – особенность использования магии для борьбы со старением. Здесь не получается улучшить себя чуть-чуть, косметическая магия сразу делает лицо и тело безупречным, таким совершенным, что это сразу бросается в глаза и определяет возраст лучше любой записи в актах рождения.
Магии для таких дел требуется очень много, новое лицо и тело нужно постоянно поддерживать, минимум один раз в неделю проводить омоложение, и зрелище это не для слабых духом.
Подобная практика породила целый пласт легенд в наших мирах, потому что, вынужденные тратить на себя громадное количество магии, многие пожилые красавицы перебираются из столицы в миры, где жизнь дешевле. Идут по миру, одним словом.
Неземной красоты чаровниц с радостью берут в жены местные государи, воздушные феи не сразу, но соглашаются, обязательно при условии, что один раз в семь дней они будут проводить строго в одиночестве.
А потом, рано или поздно, начинаются проблемы.
То кто-нибудь из челяди ненароком увидит, как красавица снимет с себя голову, поставит на стол и начнёт причесывать волосы. И вместо того, чтобы радоваться, что фея свою голову снимает, а не его, лакейскую, начинает рассказывать об этом направо и налево.
То нетрезвый муж дни недели перепутает и вломится в спальню к жене, чтобы увидеть, как она, зелёная и чешуйчатая, отмокает в ванне в специальном растворе. Или облеплена целебной грязью и напоминает не красавицу, а чудовище.
Народ в большинстве миров, где верят в фей, малокультурный, объяснить, что это борьба за красоту, сложно. Супруг в испуге тычет во все стороны мечом и кричит, что его обманули.
Начинаются семейные драмы, заканчивающиеся разводом.
Мелузина, одна из столичных львиц, рассказывала, как в гневе от несправедливого раздела имущества она решила показать этим мужланам, что почём, обернулась крылатой змеёй и с упоением гоняла супруга по замку, который он в свое время назвал в её честь Лузиньяном. И шипела бедолаге в затылок, какую блестящую жизнь променяла она на его грязный хлев и как он ей за это отплатил.
А другая дама, вернувшись из подобного вояжа, делилась яркими воспоминаниями о том, как на её супружеском ложе помимо непосредственно супруга ночевало ещё полдюжины его любимых борзых, не считая щенят и блох, и как это было славно, потому что другое отопление в спальне отсутствовало.
Не дожидаясь этих весёлых времён, я изменила свою жизнь настолько, насколько это было возможно.
Бунт получился тихий и незаметный, в глаза не бросающийся.
Ещё бы – если бы я пустилась во все тяжкие, мне бы просто срезали количество получаемой оберегами магии, а большая часть её и так уходила отнюдь не на полёты и прочие чудеса.
Магию приходилось тратить на канализацию, отопление и водоснабжение Аль-Нилама.
Это вообще головная боль Тавлеи – та несоразмерно большая часть магии, которую мы вынуждены использовать на подобные неромантические цели, чтобы иметь возможность жить на болоте и пользоваться магией. Которую мы тратим, чтобы жить на болоте. На котором живём, чтобы пользоваться магией. Которую бухаем в болото. Из которого потом её получаем. Чтобы снова израсходовать. С ума сойти можно, до чего замкнут этот круг, куда до него зодиакальному!
