Итак мною использован, как стиль литературной, так и рациональной философии. Литературная философия отличается от рациональной философии по следующим критериям. Во-первых, если для рационального философа главное – это мысль, последовательность мыслей, а язык, слово важны для него лишь постольку, поскольку дают возможность выразить мысль, то для литературного философа главным становится сам язык, языковая форма текста, создаваемый художественный образ, а мысль оказывается чем-то второстепенным, порой даже несущественным. Во-вторых, если рациональный философ сначала формулирует мысль, аргументирует ее, а потом излагает на бумаге, то литературный философ облегает предложения в слова, постепенно и образно просвечивая какую-то мысль. В-третьих, в текстах литературной философии вместо рациональной аргументации используется внушение, когда философ старается передать читателю какое-то чувство, на основании которого у читателя постепенно формулируется соответствующая мысль.

Именно этим объясняется широкое использование художественных образов, метафор, сравнений и прочих литературно-художественных приемов. В-четвертых, невозможно построить критическую дискуссию с философом, так как его мысль еще только зарождается в виде неясной догадки, и еще не обрела четкой языковой формы. В этом случае вполне объяснимо то, что формируется «мозаичный» текст, некая бессвязность, расплывчатость, умозрительность.

Если аналитическую философию можно считать типичным образцом рационального стиля философствования, то литературная философия представлена текстами философов экзистенциалистской ориентации. В их сосуществовании выражается двойственная природа самой философии, которая колеблется между наукой и искусством и стремится пробуждать как мысль, так и чувство, пользуясь как понятием, так и художественным образом. С учетом сказанного выше, мною использован, так называемый компромиссный вариант – художественно-философский текст. То есть некий сплав рациональной и литературной философии. Однако, как бы я не старался сочетать разные стили философствования, пришлось каждый труд разделить на две части по степени доминирования того или иного стиля: философский и литературно-философский.

Итак, как уже говорилось выше, я как автор книг, вошедших в серию «Экспериментальная философия» выступил одновременно в двух качествах – как ученый и как писатель. Книга представляют собой новый синтетический жанр литературно-философского толка, тексты которых порождены авторским сознанием и представляют собой не что иное, как индивидуально-авторское смысловое и структурное единство. Если говорить, почему я взялся и за литературное творчество, то хотелось бы отметить, что для логико-философского анализа и комментарий академическое поле явно ограничивает горизонты размышления и интервалы абстракции.

Как известно, у важнейших философских вопросов нет окончательных ответов, как нет и «правильных позиций», а потому остается лишь выдвигать аргументы в пользу теорий, которые, на твой взгляд, ближе всего к истине. Для этого, как мне кажется, литературное творчество наиболее подходящая технология. С другой стороны, много лет занимаясь медициной и философией мне постепенно пришлось сменить манеру написания логико-философского письма. Почувствовал, что легче самому выстраивать логико-философские модели, чем разбираться в таких же выкладках других ученых-философов.

Вот-так постепенно отказался от строгого научного и философского мышления, в пользу более контингентному, более текучему, более расплывчатому литературно-филососкому стилю изложения своих мыслей. В этом аспекте, примечательно то, что философия старается разрешить досаждающую ей проблему тремя способами: во-первых, либо вынося отдельные вещи за скобки своего рассмотрения; во-вторых, либо приравнивая их к классам; в-третьих, либо опровергая саму себя. Возможно, мы не достигли ни того, ни другого. Но важен сам путь и траектория философского размышления, возможно, до уровня метатекста.

Год тому назад клиника отметила свой полувековой юбилей. Просматривая почту с поздравлениями и приветствиями в честь этого знаменательного события, к нам в руки попали два письма, одно из которых было адресовано профессору Каракулову, который полтора года тому назад был уволен из клиники по собственному желанию, а второе – было адресовано пациенту клиники Айкенову Салиху. – Да, тому самому знаменитому нашему пациенту, которому года четыре тому назад Каракуловым была пересажено новое тело. – Да. Это было нашумевшее в свое время событие, но, к сожалению, та операция была из категории эксперимента на человеке. Что подвигло профессора пойти на такую операцию, до сих пор остается загадкой.

Указанные выше письма пришли с далекой Канады, и прислала их, как потом выяснилось, наша соотечественница – Лим Лира, уже давно выехавшая туда на ПМЖ. Обстоятельства были таковы, что оба письма остались без ответа. Во-первых, нам так и не удалось отыскать профессора Каракулова, а что касается другого адресата, то с ним произошла трагедия – он добровольно ушел из жизни спустя некоторое время после выписки из клиники. Что заставило его сделать такой критический шаг, до сих пор также остается загадкой. В прессе тогда писали о том, что трагичность судьбы этого пациента в какой-то степени перекликается с таковой профессора Каракулова, так как именно после этого события он уволился, и больше нигде его фамилия уже не звучала.

Когда журналисты пронюхали, что есть письма, адресованные этим двум людям, то они долго осаждали администрацию клиники, чтобы ознакомиться с их содержанием. Признаться нам самим хотелось бы разузнать не только о причине ухода из клиники Каракулова, причине смерти его знаменитого пациента, но и о судьбе той женщины, которая прислала письма этим адресатам. Нам всем было интересно узнать, что связывало судьбу всех трех личностей. Но как об этом узнаешь? Может быть вскрыть и прочитать письма? Ну, а как быть с неприличием заглядывать в чужие письма. Тем не менее, наконец, любопытство взяло вверх, и мы вскрыли их.

«Здравствуй мой дорогой Салих! Как ты себя чувствуешь? Надеюсь, мое письмо застанет тебя в добром здравии и хорошем настроении. Я бесконечно была рада тому, что мы снова свиделись. Это судьба! Я ведь и приехала в родной город только ради того, чтобы хотя бы взглянуть на тебя со стороны в последний раз. Если бы ты погиб в той аварии, то нам никогда не суждено было бы встретиться. Это подарок судьбы и тебе, и мне. Я бесконечно благодарна твоему доктору – великолепному хирургу Каракулову. Я ему так и написала: «Благодарю Вас за то, что пересотворили человека – мне близкого, родного, любимого». В какой-то миг мне самой захотелось открыться ему, потому что он внушал такую уверенность и спасительную для меня надежду. Дело в том, что у меня обнаружили рак печени, а оперироваться у себя я воздержалась, считая, что это мне уже не поможет. А тогда мне рассказали, как он чудесным образом пересотворил тебя и у меня появился какой-то проблеск надежды. Те несколько дней, которые я провела там с тобой, признаюсь, провела в раздумьях: рассказать ему или промолчать о своей болезни. Уверена, что он обязательно помог бы мне, но… я так и не решилась на операцию. Ты же знаешь, что я всегда была фаталисткой. Ведь судьбу не обманешь, не обойдешь. Жизнь прожита, впереди вечная мгла. Жалею лишь о том, что судьба нас так и не свела, а как мы мечтали и строили планы на будущее. Наша судьба оказалась неумолимой. То, что мне удалось с тобой немного пообщаться, уже хорошее утешение. До скончания своих дней я буду молить бога, что бы ты прожил еще долгие годы, в том числе и за меня, и за твоего младшего брата, тело и лицо которого ты сейчас носишь. Перед лицом вечности, которая для меня скоро откроется, я хочу исповедоваться перед тобой. Ты знаешь, что у меня, кроме тебя, нет никого из родных и близких. Так сложилось, нет и детей. Спасибо тебе за то, что оставался со мной до конца искренним. Можно было бы завершить оставшуюся нашу жизнь вместе, хоть в старости быть вместе. Я долго думала, но, извини меня, я не хотела быть обузой для тебя. Тебя и так потрепала судьба. Понимаю, каково тебе быть в теле своего же брата. Это чувствовалось у тебя в глазах, словах. Но что сделаешь? Такова судьба. Прости меня, что оставила твои просьбы без ответа, что оставила тебя наедине с твоими тяжелыми думами о дальнейшей жизни. Жаль, что не в моих силах изменить все обстоятельства, которые держат нас на расстоянии. Тяжело любить и переживать за близкого человека на таком расстоянии и иногда просто с ума схожу. Твои чувства ко мне остались теми же, от этого мне хорошо даже за много тысяч километров. Странная штука происходит. Вот когда люди рядом, они не ценят свои встречи и проведенное вместе время. А когда случается, что приходится им расстаться или реже встречаться, тогда дорога каждая минутка. Те несколько дней, которые я провела возле тебя, мне очень дороги. Только здесь я осознала, что тратила время на ненужное, лучше бы чаще говорила о том, что любила, ждала, а теперь молю бога, чтобы ты окончательно выздоровел. Ты так тепло и радостно встречал меня, никогда не забуду твои счастливые глаза. Ты, я, мы оба, хранили нашу любовь. Возможно, мы оба сожалеем, что так много времени нам понадобилось, чтобы ценить важное, смотреть на очевидное, а на мимолетное не обращать внимания. Расстояние и редкие встречи расстраивали и меня, надеюсь, и тебя… обида рождала мысли, лишенные смысла. А сейчас смотрю со стороны… глупо, очень глупо мы поступали. Хочу тебе сказать, что ты действительно дорогой мужчина для меня, несмотря на твои очевидные глупости и как никогда я сейчас понимаю это. По-прежнему люблю тебя, стал намного ценнее после нашей последней встречи. С таким признанием и умереть теперь не страшно. Время и лечит и прощает. Что я могу сказать? Перечитав письмо после написания, я вдруг понимаю, что оно совсем никуда не годится, так как вышло слишком грустным и пессимистичным, и отсылать его никак нельзя, тем более тому, кого любишь…, кого хотела бы видеть всегда…, кому сейчас очень непросто…. Долго не решалась послать. Проходили дни, недели… появлялись еще мысли, которые хотелось бы отразить в письме. Но затем все-таки решила отослать, а что касается еще невысказанного и недосказанного, то о них напишу в следующем письме, когда дождусь от тебя ответа. Не тяни с ответом. Знай, что часы мои уже заведены, так что не откладывай. По-прежнему любящая тебя Лира».