“Возбужден” и “увидеть” — это…?

В животе начинает щекотать, будто я вместо конфеты проглотила целый рой бабочек.

Я нервно прохожусь пальчиками по шее, разминаю плечи и только потом пишу:

Марта: «Ты живешь в номере один?»

Боженька женских оргазмов: «В этот раз да»

Марта: «Значит ли это что…»

Боженька женских оргазмов: «Мы можем пошалить и нам никто не помешает? Определенно. А тот, кто посмеет сунуться в самый неподходящий момент — получит пинок под зад и дверью в нос».

Я смеюсь. Немного нервно. Это уже вторая попытка Арса развести меня на кекс по телефону. В первый раз мы еще были на стадии недоотношений и тогда мне удалось «съехать» с темы, потому что Бессонов жил в номере с Яриком. Хотя, тот, конечно, куда-то ушел, но вы же понимаете? Это муж сестры. И это неловко. Он мог вернуться в любой момент.

Теперь вот, попытка номер два. Я мешкаю. Хотя горю. Горю так, что полыхают от желания даже кончики ушей. Хочу попробовать, но торможу себя. Не то, чтобы я ханжа. Никогда ей не была. Но секс по телефону? Это… странно.

Ладно, а еще очень горячо…

И определено за пределами моей зоны комфорта…

Немного стыдно, но запретно — от того и сладко. М-м…

Телефон в моей руке отдает троекратным коротким вибро так неожиданно, что сердце испуганно заходится.

Боженька женских оргазмов: “И замолчала…”

Боженька женских оргазмов: “Уснула?”

Боженька женских оргазмов: “Или начала шалить без меня?”

Читаю и краснею. По моим рукам разбегаются цыпки. Сделать вдох полной грудью не получается. Желание нарастает и расползается, как яд в крови, вгоняя в лихорадку. Я оттягиваю ниже футболку и свожу бедра. Трусики уже можно выжимать. Проклятье, как он это делает? Я возбудилась от одной только мысли!

Набираю:

Марта: “Думаешь, это хорошая идея?”

Судя по всему — думает. Но на сообщение не отвечает. На экране сразу загорается входящий видеозвонок по “Фэйстайм”. Я покусываю губы, чтобы чуть соблазнительно припухли, и приглаживаю пятерней волосы. Делаю глубокий вдох, как перед нырком в бездну и жму на “ответить”:

— Приве-е-ет… — выдыхаю тихо.

Сегодня я окончательно чокнулось. Безвозвратно помешалось на этом хоккеюге. Прошу это запротоколировать.

Эта серия выездных игр стала первой самой сложной в моей жизни.

Нет, не оттого, что соперник рвал и метал, в попытке удержаться на плаву и вырвать у нас победу. Спойлер: у них ничего не получилось — две игры из двух остались за нами. А потому что я оказался на целую неделю преступно далеко от Царицы. А мысль, что она каждую ночь и каждое утро засыпает и просыпается в моей постели без меня — поистине убивала!

И даже наши ежевечерние “созвоны” по видео облегчение приносили едва ли. Радость была недолгой. Стоило Марте только “отключится”, как меня тут же неумолимо накрывало тоской. По ней, по квартире и даже по шерстяному блохастому, которого Марта обозвала ласково Хаси. Я, черт возьми, скучал! Впервые в своей взрослой сознательной жизни я скучал “по дому”.

Казалось бы, все те же стены, та же мебель, но с появлением Обезьянки моя холостяцкая берлога начала ощущаться по-другому. Задышала по-новому. Другими ценностями и жизненными ориентирами. Обросла уютными мелочами и запестрела планами. А, возможно, и надеждами на то, что однажды эти — некогда одинокие — стены услышат топот детских ножек?

Ладно, с этим пока притормозим. Но в перспективе, я совсем не против. Всю неделю невольно размышляя об этом прихожу к выводу — рано или поздно это должно было случится. Мой жизненный вектор должен был сместиться. Сыт одним хоккеем не будешь. Карьерой жить не сможешь. Кто бы что ни говорил, но рано или поздно любому хочется: любви, ласки и душевного тепла. Жену заботливую рядом, дом полный ее глупых безделушек, кота, собаку и парочку спиногрызов с очаровательными мамиными глазами. Хочется же? Видимо пришло мое время. Ибо дальнейшей жизни без Царицы я себе уже не представляю.

— Во сколько завтра прилетаешь? — разомлевшая и раскрасневшаяся, разметав волосы по подушке улыбается мне в камеру Царица.

Я с величайшим трудом отвожу взгляд от ложбинки между ее грудей, выглядывающей из V-образного выреза футболки и лениво потягиваюсь, говоря:

— Ориентировочно в три, если вылет не задержат. Поговаривают, что на нас надвигается какой-то страшный циклон.

— Оу…

— Надеюсь ты меня встретишь?

— В аэропорту?

— Можно дома. Голенькой пойдет.

Обезьянка смеется:

— Ну, встретить голенькой в аэропорту будет несколько проблематично, согласна.

Я улыбаюсь.

Мы замолкаем. Просто молча смотрим друг на друга сквозь экраны смартфонов. С нами такое последнее время случается регулярно. Не знаю, зачем это Царице, а я просто люблю на нее смотреть.

Да, дьявол, мне нравится этой девчонкой любоваться! Тонуть в ее горящем диким пламенем взгляде. Таять от ее мягкой улыбки. Урчать довольным котом от мысли — моя. Только моя и ничья больше! Только я ее целую. Только я ее касаюсь. Только я ее люблю. Не трахаю, а люблю! И онлайн и оффлайн — только со мной. Это будоражит и возбуждает. Настолько, что у меня снова встает. Хотя мы только-только закончили, как Марта скромно это называет, «шалить».

Приходится стиснуть зубы, и слегка сползти по спинке кровати, в положение полулежа, чтобы все что ниже пояса к чертям себе не передавить.

Царица, разумеется, эти телодвижения замечает. Все понимает в лет. Закатывает глаза с осуждением, а у самой подрагивать уголки губ в улыбке:

— Только не говори, что ты опять!

— Не говорю.

— Бессонов — ты монстр. Теперь я начинаю понимать, почему к тридцати пяти годам ты все еще не женился. Не нашлось такой сумасшедшей, которая выдержала бы твои аппетиты?

— К слову, такие аппетиты у меня только с тобой. Что я могу поделать, если ты в таком виде — чистый секс? А его уже не вставляет моя рука.

— Я не понимаю, откуда в тебе столько сил после ваших зубодробительных игр? Скажи честно — ты киборг? Сверхчеловек? Терминатор? Супермен?

— Супермен, точно. А ты мой криптонит.

— И что это значит? — заламывает бровь Царица. — Что тебе рядом со мной хочется сдохнуть?

— Это значит, что ты моя главная слабость. Боже, Марта, — смеюсь, покачивая головой, — ты напрочь угробила момент!

Царица кусает губы в конце концов начиная тоже заливисто хохотать. Отсмеявшись, говорит:

— Нет, и все же, сдается мне, что не такой уж ваш хоккей и тяжелый вид спорта, каким кажется. А все эти ваши отдышки — профессиональная игра на камеру.

— А это, между прочим, обидно. Мы там каждую двадцатиминутку умираем на льду, а ты так безжалостно умоляешь наши заслуги.

— Тогда как объяснить, откуда в тебе столько запала на секс, после нескольких часов безжалостного ледового побоища?

— Возможно потому что член не держит клюшку? Ему без разницы, когда вставать.

— М, звучит как очень плохое оправдание. Наверное и рассказы про то, какая у вас неподъемная амуниция тоже блеф? — рассуждает коза, задумчиво накручивая локон на палец. — Да, тяжесть вашего вида спорта определенно переоценивают. Бегать по льду любой дурак может, — откровенно потешается Царица, понимаю, что не всерьез.

— М, вот так значит? — подыгрываю я.

— Мхм, — хитро стреляет глазами Марта.

— О, детка, ты встала на опасную тропинку.

— Что, неужели меня теперь найдут и пустят на клюшки за то, что я раскрыла мировой хоккейный заговор?

— Хуже.

— Что может быть хуже?

Как насчет побывать в моей шкуре, Царица?

План в моей голове созревает моментально. Я уже прикидываю, кому нужно позвонить и с кем договориться, чтобы выбить нам с Обезьянкой небольшое полуторачасовое окно в ледовом.