…Воздух в квартире был пропитан запахом недавней стирки, ветхих тканей, давно открытого алкоголя. Измученный пол, облупленные двери, шкафы и полки, с которых вываливались напоминающие перегной вещи.

Лера положила руку на плечо Эдуарда и заглянула из-за него в кухню. У раковины лежал молодой мужчина. В его груди торчал нож с засаленной деревянной ручкой. Дряхлая майка отяжелела вокруг раны и прижалась к коже. Мышцы сохранили последнюю попытку подняться, и человек замер как бы ненадолго. Голова убитого прижалась, остывая от горячки, к помойному ведру. Лицо без выражения напоминало увядшие листы капусты.

На столе – бутылка водки, остатки которой были не толще отражения в донышке, закуска, покрытая слизью, замшелая пепельница.

На старом диване, продавленная яма в котором грозила провалиться до самой земли, сидел ранний от выпитого старик, кое-как сотканный из жил и пропахшей мочой одежды. Старик закрыл лицо ладонями, и его плечи беззвучно сотрясались. Сидящий рядом сотрудник полиции настойчиво и терпеливо повторял свой вопрос.

Отец и сын, бытовой конфликт; учитывая период, вероятно, спор о политике. Сцена, слишком часто виденная, чтобы вызвать сопереживание.

– Какая сука, – вполголоса возмутился Эдуард, – ударил бы сантиметром левее – и дознание бы бумажками занималось.

– Тебе что не нравится? Такое шикарное раскрытие на блюдечке.

– Скучно и гнусно, – буркнул Эдуард. – Пошли?

Коллеги выбрались из подъезда, отделявшего, как шлюз, ненадежные убежища от полной чужаков улицы.

– Кеды бы в химчистку отдала, а то тебя над каждым трупом задерживать можно.

– Андрей сегодня выходит, – вспомнила Лера. – Может, купим ему что-нибудь?

– Например?

– Я видела у него кота.

– И тот у него поломанный. Купи лосьон для бритья и шампунь. Или что там принято дарить, когда торопишься перейти к напиткам?

– Жадный ты, Перс.

Эдуард не позволял как-либо переиначивать свое имя, поэтому товарищи называли его по происхождению. Это ему нравилось.

– Я практичный. У меня старшая дочь истерики закатывает, потому что у нее телефон не той модели, а младшая дуется, потому что теперь ей больше нравится то платье, которое сестре купили. Сдался мне твой Андрей. Ты труп свой из гаража когда обратно закопаешь?

– Да уже закончили.

– Муж?

– Представь себе, нет. Любовница, без пяти минут новая жена раскололась. Она и с мужиком, и с его сыном спала. Подговорила парня убить мать, а взамен пообещала, что отец к ней переедет, переписав на сыночка квартиру.

– И, конечно, обманула наивного идиота.

– Не-а. Уже через месяц вдовец жил у любовницы, оформив хату на сына.

– Какая редкая в наша время честность! А любовнице это все на кой черт?

– Любовь, Перс, – вдохновенно провозгласила Лера и, ища тепло анемичного солнца, посмотрела в небо, покрытое трещинами темных ветвей. – Человек готов поверить в правоту любого воняющего трупами дела во имя любви.

– Какое неженское заявление. – Эдуард потрясенно уставился на коллегу и несколько непоследовательно спросил: – Влюбилась, что ли?

– Да какое там… – пробормотала Лера и тоже несколько непоследовательно добавила: – Весны хочется, пробуждения.

Построенный недавно отдел полиции походил на крепость чародея из мрачной сказки. Черный бетон, выдвигающийся неожиданными эркерами – будто челюсти великана; запутанные и непостоянные, как течение уголовного законодательства, коридоры. Поговаривали, что где-то ремонт еще ведется забытой бригадой рабочих. Даже сами сотрудники до сих пор терялись в лабиринтах здания, и уже ходили легенды о Темном дознавателе, поджидающем припозднившегося коллегу в отдаленном закутке.

– Андрею ничего не купили, – спохватилась Лера.

– И хрен с ним.

Сунулись сперва не в тот кабинет. После ремонта заказанные для отдела номера на двери уехали в другой город. Там их быстро приспособили, и теперь для разрешения ситуации запрос должен был пройти бюрократические этажи до самого департамента. А пока сотрудники вешали распечатанные номера, ориентировались по витиеватым описаниям, отмечали свои кабинеты наклейками и значками.

У начальника отдела уже сидел Хайруллин; он поднялся, чтобы поздороваться. Михаил Потапович, скупо качнув головой, кивнул на свободные стулья.

Если на Хайруллине форма смотрелась чужеродно, то шеф отдела сам представлялся неподходящим ей: уже пожилой, не пытающийся скрыть свою усталость, с рассохшимся, как у трухлявого дерева, лицом, глухо-строгое выражение которого готово было вот-вот осыпаться. Форма хранила все правильные линии, оставшиеся во владении начальника, и являлась геометрическим продолжением прямых этого кабинета. Даже осанку, казалось, помогает сохранить ему китель.

Однако засыпающие глаза Михаила Потаповича по-прежнему могли щелкнуть, как волчьи челюсти, а голос, в котором слышалось рычание, еще не сдал командную зычность.

В кабинет последним протиснулся Андрей, ощущавший себя лишним и немного смущенный. Михаил Потапович сухо поздравил подчиненного с возвращением на службу. Хайруллин приветствовал вошедшего внешне безразлично, но с благожелательными интонациями. Севший было Эдуард шагнул навстречу, пожал руку, хлопнул по плечу. Лера с улыбкой кивнула.

– Совещание и так откладывалось из-за известных событий, так что приступим, – обозначил Михаил Потапович, когда все заняли места. Он посмотрел в монитор и процитировал с экрана: – «Главное геополитическое событие века – Birliği – стало поворотным моментом для истории континента и открыло новую эпоху межнационального сотрудничества. Насколько успешным оно будет, зависит не только от политиков, но и от каждого, кто имеет честь защищать интересы граждан в крупнейшем городе Европы и всей Державы – Москве».

– Что называется, почувствуйте исторический момент, – хмыкнул Эдуард.

– Бумага из главка, – пояснил Михаил Потапович. – Это преамбула, дальше там больше смысла. Сводится он к тому, что турецкая мафия, считающаяся самым значительным криминальным фактором Европы, пытается осесть в городе, где мы имеем счастье нести службу.

– Культурный обмен, – внес в совещание толику легкомысленности Эдуард. – Достопримечательности Ангоры изучают русские бандиты, а в Moskova к Кремлю присматривается türk mafyası. Вы, кстати, поосторожнее с формулировками, товарищ начальник. Нынче нельзя говорить «турецкая мафия».

Михаил Потапович тяжело, но блекло посмотрел на него.

– А как можно? – удивилась Лера.

– Устойчивое преступное сообщество, созданное по этническому принципу.

– С этими формулировками скоро не поймешь, то ли мы ансамбль «Алтын» обсуждаем, то ли сборище подонков! – взбрыкнул Михаил Потапович. – Короче: турецкие ОПГ – явление для города, к сожалению, не новое. Но раньше они в основном были представлены на строительном рынке. И с тех пор как большинство экономических составов у нас перешло в ведение департамента предпринимательства, они, чуть что, сбегали от нас под юбку его инспекции. – Михаил Потапович покривился. Человек негибкий, помнивший менее либеральные времена, он считал, что последние перемены не к лучшему. – Эта вялотекущая борьба привела к тому, что у турок в Москве появился хороший плацдарм. Те, кого мы считаем эмиссарами преступного мира нашего «великодушного соседа», стали у нас под боком уважаемыми людьми. И теперь эту проблему приходится рассматривать не только в криминальном или экономическом аспекте, но и в политическом. А проблема эта стала и нашей с вами. Турки в больших объемах начали везти в город «кипарис». С этим козырем они претендуют на контроль над столичным наркорынком. В связи с этим у нас на совещание присутствует Андрей как представитель отделения по борьбе с оборотом запрещенных веществ. Предлагаю сперва заслушать его доклад.

Все знали, что сидеть в этом кабинете должен был другой представитель, но начальник отделения слег на больничный, а его заместитель был в командировке. Андрей же, хотя его показатели были слабыми, чаще других имел дело с «кипарисом». Он включил на проекторе презентацию, которую, оглушенный накануне реальностью, усердно готовил допоздна.