Идём не спеша и молча, у нас целый день впереди, поэтому не торопимся.
Знаю, что Белова ещё вчера всё сделала, а, увидев её без привычных в последние дни синяков под глазами, понял, что заниматься после выходки Витька она не прекращала. Железная леди, которая всегда находит силы управиться с делами.
Тем страшнее увидеть Василину потерянной, испуганной. Правду говорят, невозможно смотреть на то, как ломается сильный человек.
Когда она накрылась пледом с головой, я почувствовал освобождение, ведь не знал, куда себя деть, как не помешать. Хотелось отвернуться, чтобы она не боялась и не стыдилась, прожила минутную слабость, но ей самой, к счастью, было безразлично, смотрю я или нет, рядом или ушёл.
Если бы я исполнил свой заказ, дошёл до победного конца, разбил бы её репутацию вдребезги на последнем звонке, она стала бы вот такой? Вмиг хрупкой, маленькой, растерянной? Знаю, что ответ мне не понравится.
Я больше не хочу причинять ей боль! Хочу помогать, оберегать, укрывать от обидных, завистливых взглядов и злословий. От друзей, которые и не друзья вовсе. От всего, что досаждает, пугает, высасывает энергию.
До сих пор не понимаю, какая чёрная кошка пробежала между Василиной и Амирхановыми; что им делить? Особенно с Кариной…
— Куда мы идём? — гася безмолвие, интересуется Белова.
— Сначала в канцтовары, а потом на лыжную базу, погуляем в хвойном лесу, — отвечаю, кратко обрисовывая план.
— А в канцтоварах нам что нужно?
— Судоку.
— Что, будем решать наперегонки? — хмыкает, выказывая недоверие.
— Именно так! — поддакиваю ей, не давая понять, шучу или говорю правду.
— А запасной план есть?
— Нет, не люблю их! — признаюсь и останавливаюсь, чтобы заправить Василине выбившуюся от ветра прядь.
Она наблюдает за мной, исследует, прищуривается, но не отступает, не включает "я сам" Агуши. И это греет сердце, которое стучит всё сильнее, стоит мне замереть рядом с девчонкой.
— У тебя красивые глаза… — говорю, всматриваясь в зеленовато-рыжий зрачок, тёмную радужку, что делает его ещё ярче.
— У тебя тоже, как капель…
— Мои обычно сравнивают с морем, — улыбаюсь, замечая Василине её удивительное сравнение.
— У каждого таракашки подсказывают свои версии, — отвечает она без грамма смущения.
Заправив прядь за ухо, подушечками пальцев провожу по прохладной щеке Василины, спускаюсь к подбородку.
— Что это ты удумал? — спрашивает она, немного развеселившись, словно решила отпустить ситуацию.
Не плыть по течению, нет, но, сидя на берегу, выжидать, пока мимо не проплывёт труп врага. Возможно, не всем по душе такая философия, однако нам пока остаётся только это, противопоставить что-либо дипфейку сразу достаточно трудно.
Надеюсь, что Карина не зайдёт ещё дальше и не будет клепать видео каждый день, ведь была уже неприятная история с одной азиатской знаменитостью, когда с помощью искусственного интеллекта разрушили её карьеру, выставив в сеть порно видео с якобы её участием.
С умением Богдана, можно и не такое заказать ИИ. Когда он на кураже, ввяжется в любое дерьмо; знаем — проходили: однажды сокомандника вынес, потому что пацана в жизни невзлюбил и решил отжать скины. Если Карина и ему наплела невидаль про Василину, то он с радостью возьмётся уничтожить даже заочно провинившегося.
Вагоны мыслей сбиваются в кучу, словно им навстречу выехал КАМАЗ какой-то шаловливой идеи, не желающей оставаться в тени. Хочется касаться Василины ещё и ещё, обхватить её и не отпускать, пустить в сердце и в будущее. Это, наверное, неправильно…
Хорошо, что она не умеет читать мысли, испугалась бы ещё больше.
— Поцеловать. Разрешишь? — хриплю своим басом, потеряв самообладание из-за очередного виража фантазий.
— Нормальные люди вроде бы сначала целуются, а потом спят вместе, — сдерживая смех, выдаёт эта отличница, примерная дочь и внучка.
Мои глаза округляются от такого невероятного выпада. Белова флиртует или мне чудится?!
— Хм… «нормальные мы» звучит как оксюморон! — поддаюсь на её игру, мечтая узнать, к чему она приведёт.
Нас обходят спешащие по делам прохожие, осеннее солнце путается в наших золотистых волосах, ветер теребит одежду и подбрасывает листья под ноги.
Калейдоскоп этих ежесекундных метаний зажигает и в нас мятежный дух. Ведь ни я, ни она ещё неделю назад не давали и шанса таким своеобразным отношениям, когда стоишь посередине улицы и забываешь про весь мир вокруг.
— Звучит достаточно…
— Интересно?
— Филологично, — продолжает удивлять меткими словечками Василина и, поддавшись очередному порыву ветра, отступает, увеличивая расстояние между нами.
Сразу становится прохладнее и тоскливее, поэтому делаю шаг навстречу и, аккуратно обхватив её талию руками, притягиваю ещё ближе к себе. Её глаза блестят изумрудами, ресницы забавно подрагивают, а брови взмывают вверх. Оторопь налицо, но возмущения нет. А значит: это зелёный свет.
И я рискую дальше.
56. Родион
Левой рукой нахожу запястье Василины, маленькими нежными шажками пальцев добираюсь до локтя, замираю, чувствуя её сбившееся дыхание. Двигаюсь дальше невесомой осторожностью, добираюсь до плеча. Словно воздухом касаюсь вытянутой шеи. Застываю, ловя мелкую дрожь — одну на двоих.
Балдею от осознания, что Василина позволяет мне быть так близко. Сглатываю, а она наконец разрешает себе моргнуть.
Мои пальцы живут своей жизнью, им абсолютно безразлично, какие микровзрывы пронзают наши мысли. Когда догорает последний уголёк, от костра веет теплом, так же и у нас. Только это не ощущается как окончание, точнее прекращение прекрасного, наоборот, предвкушается новый закоулок неизведанных чувств.
Мы, как два магнита, которые не спешат соединиться, потому что кайфуют от притяжения. Наше общение вызывало привыкание, пора признаться хотя бы себе, что чувствую себя хорошо только когда вижу Василину.
Мир соединяется в одной точке, меня колотит изнутри.
Если она сейчас меня остановит, я запру все чертовы чувства, что рвутся наружу. Если Василина установит табу, я отступлю. Но она выжидает мой следующий шаг, и я срываюсь. Обхватываю её шею двумя руками и целую. Жадно, напористо, заглушая страх, что она отвергнет, отступит, закроется. Пусть не ответит, лишь бы приняла…
И Василина в какой-то момент перенимает инициативу, кусая мою нижнюю губу. Сладкая дерзость!
Такая мягкая, но умеет быть бесшабашной, смелой, неистовой. Когда наше наваждение спадает, поцелуй срывается на нежность, ещё больше воруя дыхание, мысли. Руки уже не мечутся, как ошалелые, я крепко прижимаю Василину, а она обхватывает мою шею, льнёт ближе, требуя большего…
Тягучее наслаждение! Волнующее безумие!
Прерываем его, словно по обоюдному согласию. Открываю глаза, чтобы увидеть её лицо, её эмоции. Её!
— Будь со мной… — шепчу, еле справляясь с нахлынувшей эйфорией.
Боюсь спрашивать, отказ сломает меня, но и настаивать не смею. Надеюсь, хочу, жду…
Я готов благодарить сейчас весь мир, даже Карину за её заказ, иначе я так и тянул бы со знакомством, петлял по другим дорогам, упуская единственно важную. Пропустил бы самое лучшее знакомство в своей жизни.
— Буду! А ты со мной… — искренне улыбается Василина, и я тянусь за новым поцелуем к самой лучшей девчонке на свете.
Теперь мы двое сумасшедших, которые прорвались в рай. Сбитое дыхание и рваный пульс перемешивались со смехом, заражающим нас по очереди.
— Стой, погоди, у меня уже губы болят! — уворачиваясь, захохотала Василина. — И мозг взрывается на атомы!
— Я не могу годить! — обнимаю её с спины, утыкаясь носом в шею.
Дурман! Какой запах…
— Василина… — шепчу, пробуя её имя на вкус. Обалденная, потрясающая. И моя!
— Всё, всё! Мы куда-то вообще-то шли! — подаётся чуть вперёд, желая выпутаться из моих объятий, но я ломаю это хрупкое сопротивление фантазиями, из которых не хочется выплывать.
— И идём, просто чуть помедленнее, чем планировалось. — целую её шею, и чувствую, как Василина перестаёт трепыхаться и сдаётся моим ласкам.