Он упорно зовёт меня прозвищем, которое дал когда-то тренер.

— Если только ты поделишься секретом, как сдать историю на сто! — весело соглашаюсь я, высвобождаясь из захвата.

— Замётано! Напишу время и место. — наклоняется и целует меня в щёку.

— Не делал так никогда, и не стоит начинать! — журю мягко, но требовательно. — Всё, пока!

Разворачиваюсь, чтобы отправиться на поиски Атласова, но он находится сам. Стоит и испепеляет нас взглядом. Меня…

— Иди, Пума, приручай. А то от рук отбился! — хохотнув так, что смех прокатился по всем углам комнаты, Дима уходит.

У Атласова сейчас такой грозный вид, что я невольно отступаю. А он, наоборот, двигается мне навстречу, как в замедленной съёмке. Подходит почти вплотную, исследует моё лицо, всматривается в глаза, пристально, долго.

— А почему пума? — внезапно интересуется Родион, мягко стирая напряжение, а не разрывая его в клочья. Много стоит за такой выдержкой и самообладанием.

— У меня любимым костюмом был чёрный с красивыми бархатными вставками, в нём я чувствовала себя кошкой. Вот тренер и сравнил с пумой. — делюсь отчего-то шёпотом.

— А тебе нравится это прозвище? — продолжает удивлять вопросами Атласов.

Они такие аккуратные, тактичные; на него совсем не похоже. Даже температуру хочется проверить, вдруг жар на фоне перевозбуждения. Мало ли!

— Отвыкла. Теперь не очень… — сознаюсь всё так же шёпотом, словно кто-то запретил разговаривать нормально.

— А Василинка? — Атласов тоже переходит на шёпот и враз становится ближе.

Штормит. Это уже не лёгкий флирт, а тёмное обольщение.

— Только от папы…

— Хорошо, — говорит спокойно, заглядывая в душу. — Пошли, Василин, нам нужно повторить татаро-монгольское иго.

Озвучил предложение и план, а сам стоит как вкопанный. Смотрит, вглядывается, сканирует.

— Пойдём, — зачем-то вторю, хотя сама тоже остаюсь неподвижной.

— Я теперь понимаю, почему ты отбрила меня с вальсом, — весело хмыкает, но глаза по-прежнему серьёзные.

И я впервые чувствую укол совести, что поступила так…грубо.

— Глупо сравнивать…

— Да, глупо, — повторяет болезненным эхом.

— Я всё равно не буду танцевать, не дави! — чувствую, как внутри закипает негодование.

— Тянет совершить какую-то глупость… — повторяет слово в слово, как в прошлый раз.

И я наконец отмираю, судорожно вздохнув, отступаю назад и предупредительно выставляю руки перед собой. Мало ли!!!

Атласов смотрит на меня насмешливо, но взгляд тяжёлый, хищный. Не хотелось бы мне знать, что у него на уме, такой ужас нагоняют даже возможные варианты.

Пытаюсь нацепить на лицо маску безмятежности, но получается плохо. Понимаю это, когда Родион одной рукой захватывает мои и подносит к своим губам похолодевшие пальцы.

— Что ты всё проверяешь? Испытываешь? — дёргаюсь и вырываю руки. Хмурюсь, смотрю требовательно и сердито.

Глаза Атласова покраснели от пристального всматривания в меня и душу мою, вдруг он оживает и охрипшим голосом выдаёт невероятное:

— Будешь моей девушкой?

37. Василина

Хочу выпалить «нет» в то же мгновение, но не успеваю, Родион сам продолжает.

— Нет, нечестно это. Забей. Пошли Батыя, Мамая и иже с ними повторять! — отворачивается, уходит в другую комнату.

Оглядываюсь, понимаю, что эта была сама что ни на есть «грязная». И Атласов ушёл отсюда. Стало интересно, какую выделит, и через минуту понимаю, что выбор пал на краски.

Внял моим недовольствам!

Подхожу со спины, заглядываю через плечо, замечаю, как Атласов берёт с маленького столика краски разных цветов, густые, хорошие.

— Садись, пол здесь не холодный, — говорит не оборачиваясь, всё так же набирая тюбики.

— Спасибо, что краски. И вообще спасибо… — благодарю шёпотом и отхожу подальше, присаживаюсь на белый пол.

Провожу рукой, приятное покрытие и действительно тёплое.

— Так мало посетителей сегодня, — говорю, рассматривая комнату.

Она небольшая, но уютная.

— К нам сюда никто не зайдёт.

— Почему? — не страшно, а жгуче интересно.

— Я арендовал эту комнату. Приступим! — Родион садится в позе лотоса напротив меня, но между нами остаётся расстояние примерно с холст А3.

— Кто такие монголы, татары или монголо-татары? Откуда пришли, с кем сначала столкнулись? — выдавив жёлтую краску на указательный палец, Родион стал выводить на полу какие-то узоры или символы.

— Я не помню, не повторяла… — признаюсь, зачарованно следя за его рукой. — Ты умеешь рисовать?

Между нами на глазах вырастает стена, и меня это гложет, поэтому болтаю, что-то спрашиваю. Пытаюсь показать, что мне небезразлично.

— Родион! — зову, когда не отвечает мне.

— К северу от Китая обитали родственные племена, которые управлялись кочевыми родами. Занимались кочевым скотоводством, вели постоянные войны. В начале тринадцатого века победу одержали монголы и объединили соседние кочевые племена. Начало государства или Монгольской державы связывают с именем Темучина, у нас известен как Чингисхан. Его выбрали великим ханом на курултае в 1206 году. Помнишь, что такое курултай? — прерывая рассказ, спрашивает Атласов, не поднимая глаз.

— Не помню, — отвечаю и встаю, чтобы тоже взять краски. — Наверное, совет какой-нибудь, раз племён много, родов тоже, значит и знать у каждого своя. Такую либо истребить кому-то сильнейшему, либо договориться.

— Правильно мыслишь, это совет знати, нойонов. Их по-другому у нас в учебниках переводят «господами». А Чингисхан, он же Небесный хан, и хотел создать государство, в котором все и всё будет покорно ему или доверенным помощникам.

— Хорошо, поняла. Давай дальше, — возвращаюсь на своё место и тоже открываю один из тюбиков.

Краска густая, прохладная и ужасно приятная на ощупь.

Не думала, что рисовать пальцами так притягательно, невозможно остановиться, успокаивает и завораживает, словно переносит в мир ощущений.

— Государство, созданное Чингисханом, не могло без войн, поэтому в 1211 году они обрушились на северокитайскую империю Цзинь. Монголы показали свою доблесть, отменное мастерство стрельбы из лука, приобрели опыт, а самое главное — уверенность в собственной силе и военной мощи. Они быстро переняли и китайскую военную технику. Вообще интересные были люди, как губки всё впитывали, Чингисхан в своё войско включил китайских военных специалистов.

— Интересно рассказываешь, как сказку… — пытаясь нарисовать колчан со стрелами, говорю, когда Родион умолкает.

— Тренируюсь быть учителем, — наконец в привычной своей манере отвечает Атласов и ложится на спину, вырисовывая теперь что-то на левой руке. — Вдруг на следующий год в день самоуправления мне доверят провести урок.

— Выберешь историю? — заглядываю на его половину, чтобы нормально посмотреть его рисунок. — Ого!

Схематично, больше похоже на скетч, но сюжет различить можно. Атласов нарисовал нас с Димой в виде комикса.

Родион резко поворачивает голову и в ту же секунду правой ладонью проводит по полу, стирая следы творчества.

— У тебя получается всё, за что ты берёшься? — ничуть не смутившись, спрашиваю я.

Прищуривается, садится.

— Мне всё само в руки не идёт, — отвечает, припоминая фразочку Титова.

— Так лучше, поверь, — улыбаюсь.

— Сашка вытаскивает меня на пленэр в июне, когда с художкой выбираются писать на природе.

— Я не хочу быть твоей девушкой, потому что…

— Не будем об этом! — обрубает резко и сухо.

— Нет, мы обговорим это, чтобы недосказанность потом не съедала изнутри! — твёрдо говорю и я.

— Я не хочу быть твоей девушкой, потому что не могу доверять тебе до конца. Думаю, что от тебя можно ожидать какого-то подвоха, ведь твой интерес ко мне вспыхнул на ровном месте. А в случайности и внезапности я не верю.

— Но тебе со мной интересно? — и взгляд у него такой плутоватый, не располагающий к серьёзному разговору, словно закрывает свои чувства.

— Да, ты интересный человек, — киваю для пущей убедительности. — И мне нравится проводить с тобой время, готовиться.