— Почти каждый, да, — отвечаю машинально, дописывая последний абзац в сочинении по русскому.

— Пиз…Звездец! — выдаёт Атласов, снова вовремя заменив слово. — Не знал, что у вас такие дураки учатся.

— Они просто ленятся.

— А, понял. Ты им помогаешь, чтобы устранить конкурентов!

— Что? Ты о чём? — резко разворачиваюсь, чтобы посмотреть в эти мега понятливые глаза.

— Они ж без тебя ничего не смогут на экзах решить, это называется медвежья услуга, Белова! — подмигивает и, откинув голову назад, падает на кровать звездой.

— Не могу отказать, если в силах помочь… — признаюсь шёпотом, понимая, что больше похоже на отговорку. — Я же не просто решение скидываю, а объясняю, почему такой ход, а не другой.

— Они тюленят, а ты за год с такими запросами кони двинешь, — потягиваясь, говорит Атласов.

— Когда объясняешь другому, лучше понимаешь сам! — не сдаюсь уже из голого принципа.

— Кстати, об объяснишь другому. Пошли, нам через сорок минут нужно быть в другом месте, — говорит, приподнимаясь на локтях. — И лучше надеть то, что не жалко испачкать.

— Спрашивать, что за место, бесполезно? — закрывая тетрадь для сочинений, интересуюсь я.

— Ты ж мой смышлёный напарник! — снова развалившись на кровати, протягивает Атласов. — А пока собираешься, напомни-ка мне, в каком году княгиня Ольга отомстила древлянам и почему не могла поступить по-другому.

Рассказываю на автопилоте и только, когда замолкаю, понимаю, что описала всё именно так, как хотел Родион, ведь он тогда на кухне, под запеканку, всё разъяснил.

— А ты способная ученица, Василинка! — подтверждая мои догадки, хвалит Атласов и поднимается с кровати, потому что я уже собралась. — Погнали!

34. Родион

Комната Беловой удивительно ей подходит и так многое может о ней рассказать.

Я надеялся увидеть хоть что-то розовое или пёстрое, цветастое, но всё выдержано в светло-бежевых тонах с примесью золотистого.

Удобная кровать, хоть и с невероятно жёстким матрацем, светлый шкаф, который словно встроен в стену и не сжирает пространство комнаты, такой же светлый стол на всю стену вдоль вытянутого окна.

Другое подобное расположилось на соседней стене, отчего пространство никогда не бывает без естественного света. Сделано всё по уму. Природные материалы, сплошное дерево, да бамбуковые обои.

Уютно, просторно и скрытно. Ни одной фотографии, сувенирчика или кубка. Голову жалила прорва вопросов, но я лишь обошёл по периметру и плюхнулся на мега удобный стул. Да, на таком можно выдержать и двенадцать часов игры.

Для доченьки всё самое лучшее у Беловых. И ведь она реально этого заслуживает, не думаю, что приносила хоть когда-нибудь им проблемы.

А родаки у неё мировые, такого отца папашкой не назовёшь. И хоть проверяли они меня сто пудов, но настолько мастерски, что я почти не заметил.

Возможно, сработало то, что я сын Нади.

Не планировал потратить весь день на Белову, ноги сами принесли. Дома после вчерашнего тёплого вечера было заметно прохладнее, хотя папашка не вернулся, а Натали засела в своей комнате и не высовывалась.

Мама вчера уснула поздно, сначала убиралась, хоть мы с Сашкой посильно и помогли. Потом фотоальбом рассматривала, а затем слушала проигрыватель. На неё редко нападает такое настроение, но это хороший знак — значит день рождения удался.

— Круто, что ты позвал Василину! — нашёптывала мне сестрёнка, выудив разрешение ненадолго прилечь рядом со мной.

— Она отблагодарила за тот случай, — признаюсь, закидывая руку за голову.

— Она же будет твоей девушкой, да?

— Стрекоза, ты торопишь время.

— Ну, она же тебе не противна? — нависая над моим лицом, серьёзно уточняет Сашка.

— А что, можно подумать иначе? — усмехнувшись, спрашиваю я. Реально стало интересно, как выглядит наше с Беловой общение со стороны.

— Не-ет, — тянет не слишком уверенно, но потом добавляет шокирующее. — Ты ею так любуешься, а ж дух захватывает.

И за моей реакцией следит.

— Дразнишь?

— Не, бро, я серьёзно. Зарина красными пятнами пошла вся, она ж поэтому с тобой поговорить захотела, — сдаёт, что ничего в этом доме не укроется от любопытных ушей и глаз стрекозы.

— Она не поэтому захотела поговорить, — нехотя признаюсь ей.

— Поверь, если б на месте Василины была другая какая-нибудь, Зарина и пальцем бы не пошевелила! — хмыкает со знанием дела.

— Ну-ка, ну-ка? — переворачиваюсь на левый бок, чтобы удобнее было наблюдать за Сашкой.

Она на удивление оживлена и словоохотлива.

— Заринка что тебе всегда говорила?

Выгибаю бровь, призывая продолжать самой. Вздохнув, сестрёнка продолжает:

— Что ты никуда не денешься, всё равно будешь выбирать её, даже если она сама хе…болт на тебя положила.

— Ты утрируешь. Такого она не говорила, — улыбаюсь.

— Ой, она всем своим поведением давала это понять! Со стороны виднее! — вспыхивает возмущением, но кураж берёт своё. — А теперь представь, что с тобой тусуется не кто-нибудь, а сама Василина!

— Что за фанатизм? — шутливо предостерегаю, хотя понимаю, что за сегодняшний вечер Белова оправдано числится у Сашки в фаворитах.

— Только реализм! — грозно обрубает. — Зарина и в подмётки Василине не годится!

— Не впадай в крайности, — морщусь, ведь сказанное ею бьёт по больному.

— А что я? Сама Амирханова так решила, — фыркает и отворачивается.

Ложится на спину и не мигая смотрит в потолок.

— Ага, конечно, — усмехаюсь, ведь мы оба знаем, что самомнения у Зарины три метра над уровнем неба.

— Она безумно завидует подруге и при любом случае с ней соревнуется, — серьёзно поясняет сестрёнка изменившимся голосом.

Когда она такая повзрослевшая, даже язык не поворачивается назвать привычно Сашкой, кажется слишком мелким для неё. Всё-таки в девчонках больше толку, они эмоционально и интуитивно всегда на шаг ближе к истине, будь хоть семиклассницами.

В глубине души я давно подметил то, о чём она говорит. Но, наверное, не хотелось признаваться в этом, ведь Зарина была для меня в прямом смысле всем.

Я смотреть на неё не мог, не затаив дыхание. Всё жгутами стягивало, тело немело, лишь только она окажется рядом. Пусть и бросала слова, ядовитые, обидные, но обращала внимание. А мне и это было в радость.

Если б подобный разговор завёл кто-нибудь другой, мама, например, или Маффин, я давно бы пресёк. Но Саша умеет сказать так, словно это аксиома, а не гипотеза. Будто всё давным-давно принято, осталось только признать. Поэтому, наверное, я её не в силах остановить. Да и не больно-то хочу останавливать.

Она всегда за меня, что бы я не учудил. Всегда! С самого детства защищала перед родителями, всю вину на себя брала, хотя мелочью пузатой ещё была. Во всё впрягалась ради меня, след в след шла. И продолжает идти.

— Родь, ты ведь их тоже сравниваешь? — перекатываясь на живот, повеселевшим голосом спрашивает Саша.

Поджимаю губы вместо ответа, но ей большего и не нужно. Белова номер два: догадлива до одури.

— Сравниваешь! И счёт в пользу Василины, отвечаю! — бьёт меня кулаком в плечо. — Фух, наконец-то!

— Ты о чём?

— Наконец-то эта противная Амирханова не будет иметь над тобой такой власти!

— Это давно уже так, — намекаю на то, что причина вовсе не в Беловой.

— Ага, конечно! Ещё в августе сорвался к ней, хотя обещал покататься со мной! — включает злопамятную сестрёнка и снова превращается в Сашку.

— Вот, где собака зарыта! — тянусь, чтобы взъерошить ей чёлку, но она вовремя уклоняется и шипит. — Мелкая ревнивица!

— Я не хочу, чтобы тебя использовали!

Смеюсь, не могу остановиться.

— Что?! — удивлённо спрашивает Сашка.

— Амирханова думает, что это я всех и всегда использую, — сквозь смех, отвечаю ей.

— Она и не такое сейчас Василине начнёт в уши лить! — прыскает неодобрительно. — Всё, забей на неё! Лучше расскажи, куда ты завтра пригласил Василину?

Глаза Сашки загораются, словно фонари в ночи.