— Что вы делаете? Она помогала нам!

— Оставьте ее в покое.

— Молчать! — снова прогремел Эберли. Громкий раскатистый голос – это единственное, чем его щедро наградила природа.

И тут, на глазах у всех, передо мной встал Даррен:

— В чем ты ее обвиняешь?

— С дороги!

Светлый даже не шелохнулся:

— Я не получил ответа на свой вопрос.

— Она ударила моего сына!

— Твой сын хотел ее изнасиловать.

Эти слова прозвучали как гром среди ясного неба. Все замерли, переводя настороженные взгляды то на побагровевшую морду Главы города, то на его побелевшего сынка, то на мои голые коленки.

— Да как ты смеешь клеветать!

— Я нашел Лил ночью, когда твои люди гоняли ее по городу. Она мне все рассказала.

— Ложь. Сплошная ложь. Она напала на моего сына в моем же доме! Сначала требовала денег, а когда он отказался, ударила его!

Требовала денег?

Я чуть не рассмеялась. Зачем мне что-то требовать, когда у меня есть Кот, который может утащить все, что угодно?

— Один раз уже чуть не погубила Юджина, — продолжал свирепствовать Эберли, — а теперь решила предпринять еще одну попытку! Но я это так не оставлю. Тогда ей удалось выскочить замуж и сбежать, но теперь так просто не отделается! Отправится в темницу!

Пока он грозно тряс кулаком, Даррен бросил на меня взгляд, словно спрашивая, правда ли это. Я покачала головой. Мне было все равно, что говорил толстый боров, но почему-то не все равно, что подумает обо мне Светлый. Удивительно.

— Уйди с дороги, Даррен. Она должна ответить за все, что сотворила. За нападение, за клевету…

— А я уверен, что Лил не врет.

— Забываешься! — Глава дернул поводья, будто хотел отхлестать ими тех, кто посмел перечить.

— Кто еще из нас забывается.

Это было сказано таким тоном, что Эберли заткнулся. Глянул на меня – словно ушат помоев опрокинул — и снова переключился на моего защитника.

— Тебя прислали из Столицы проверить, все ли у нас по закону. А ты смеешь мешать правосудию?

— Я и есть правосудие.

Я глянула на него с интересом. Кто ж ты такой? Ведь не просто Светлый, случайно оказавшийся в этой дыре?

Он обернулся ко мне. Взгляд темный аж мурашки по коже.

— Ты можешь чем-то доказать свои слова?

Я скользнула взглядом по напряженному Юджину, с удовольствием вспоминая, как он катался по полу с передавленным голом, и под прицелом десятков глаз произнесла:

— Я отбивалась и укусила его до крови. Вот сюда, — показала место на своей груди, — у него должна быть рана.

— Опять вранье! — снова взвился Глава города, но тут внезапно кто-то из деревенских выкрикнул:

— Пусть покажет!

— Да, пусть снимет рубашку! — его поддержали другие голоса.

И даже те, кто приехал вместе с главой присоединились к ним.

— Нельзя ее в темницу! Она помогала нам! Детей спасала! А этот, — какая-то женщина бесцеремонно указала на Юджина, — только банты на шее крутить умеет! Небось потому и опоздали, что возле зеркала крутился, да красоту наводил.

— Снимите с него рубашку!

— Мы хотим видеть!

Гвалт голосов нарастал и уже никто не слушал, что пытался сказать Эберли.

— Заткнулись все! — в какой-то момент он не выдержал и просто заорал.

Это помогло. Народ притих, но ярости не убавилось. Во взглядах по-прежнему пылала жажда правосудия.

Даррен прохладно улыбнулся:

— Как надзиратель, присланный из Столицы, я имею право обязать Юджина снять рубашку. Прямо сейчас. И ты это знаешь. Если будет оказано сопротивление – я вправе отправить его в Столицу. К дознавателям. И от них уже никто и ничего не сможет скрыть. Выбор за тобой.

Глава 40

Понимая, что его загнали в угол, глава Эберли метнул на сына яростный взгляд:

— Раздевайся.

Одновременно с этим на небе полыхнуло, и после раскатистого грома на землю упали первые тяжелые капли дождя.

Юджин покраснел, но вовсе не от смущения. Он злился. Настолько, что руки тряслись, когда пытался справиться с пуговицами на аккуратном камзоле. Справился. Следом распахнул рубашку, оголяя гладкую грудь. Ни отметины.

— Видели, — торжествующе воскликнул Эберли, — нет ничего.

Хорошая попытка, но увы…

— Он не ту сторону показывает, — спокойно возразила я, — рана слева.

Юджен покраснел еще сильнее и замер, не торопясь показывать вторую часть.

— Я не понимаю, почему должен…

— Показывай уже давай! — выкрикнул мужской голос из толпы, — как девица не целованная мнется.

Парень возмущенно обернулся к отцу, но тот лишь коротко приказал:

— Показывай.

Медленно, словно через силу Юджин сдвинул край рубахи, обнажая левую часть груди. Чуть выше соска красовалась повязка, на которой выступали капли крови.

— Снимай!

Делать нечего. Пришлось подчиниться. Вне себя от возмущения он сдернул бинты, и все увидели след от укуса.

— Это собака, — буркнул Юджин.

— Что мы, по-вашему, совсем дураки? Человеческий это укус! — староста обличающе указал на него пальцем, — правду девчонка сказала!

Тут же поднялась волна яростных криков:

— Мерзавец!

— Наказать его!

— Совсем совесть потерял!

Под яростным напором толпы Юджин совсем стушевался. Схлестнул края рубашки и что-то невнятно бормотал.

Даррен, до этого молча наблюдавший за происходящим, поднял руку, призывая к тишине, и люди тут же замолчали.

— Что скажете, глава Эберли?

Отец опозоренного недотепы уже взял себя в руки и с тяжким вздохом произнес:

— Не досмотрел я. Заверяю, что несмотря на родственные связи, будет проведено расследование. И виновные понесут наказание, — после этого он тронул поводья, разворачивая жеребца в обратный путь, — за мной!

И уехал, увозя с собой прихвостня-сына и городских стражников.

— Помог называется, — фыркнула хозяйка приюта, — пустомеля.

Дождь уж разошелся в полную силу.

Измученные деревенские жители, едва держась на ногах от усталости и потрясения унылой вереницей потянулись в город. Следом за ними увязались собаки, скот и прочая живность, а в самом конце равнодушно помахивая хвостом плелась пегая корова. Те, кто приехал на помощь – теперь шли пешком. На лошадей посадили детей и тех, кто не мог идти самостоятельно.

Мы с Дарреном уходили последними. На мне все так же висла Эля, отказавшись присоединиться к остальным детям.

— Понравилась ты ей, — усмехнулся Даррен, наблюдая за тем, как девчонка старательно встает между нами, пытаясь прикрыть собой мои голые коленки.

Светлый то ли не замечал этих коленок, то ли плевать ему на них было, но ни во взгляде, ни в выражении лица интереса я не заметила. Даже обидно стало.

К городу мы уже подходили в кромешном ливне. Он стоял стеной, скрывая все на расстоянии десятка метров, а над головами непрестанно сверкало и громыхало. Небо ярилось, будто вознамерившись смыть то, что уцелело после разгула реки.

В Сандер-Вилле уже знали о случившейся беде. Жители выходили на улицы с плащами и накидками. Звали пострадавших к себе, предлагали им кров, пищу, сухую одежду. Хозяин постоялого двора принял у себя всех приютский.

Никто не остался без пристанища.

Я передала снова замолчавшую Элю Жанне, а сама отправилась в усадьбу. Переодеться хотелось, выпить горячего отвара и лечь спать. Слабое человеческое тело отработало на пределе своих возможностей и теперь требовало отдыха.

— Далеко собралась? — раздалось за спиной, когда я уже вышла за город и устало шлепала по размытой дороге.

Я даже не обернулась:

— Домой.

— Давай, довезу.

— Не стоит, сама…

Договорить я не успела. Меня просто оторвало от земли и в седло закинуло. Прямо перед Светлым. И теперь я сидела впереди, он позади, а по обе стороны от меня – его руки удерживали поводья.

В былые времена королева бы возмутилась, и это возмущение стоило бы наглецу крови, а сейчас я сидела и думала о том, какой этот гад теплый. И удобный несмотря на то, что Светлый. И сердце у него сильное. Его размеренный бой я ощущала спиной, и он приятным гулом расходился по венам.