Звучали даже предложения сделать их конными арбалетчиками. Но толку от этого Иоанн не видел. Ибо стреляли арбалеты редко и недостаточно продуктивно. Мощных-то всадникам не выдашь.

Конечно, можно было и луки оставить, сохранить всё как есть. Но эффективность их стрелкового боя получалась чрезвычайно слабой. Против татар ещё куда ни шло, ибо те имели очень слабое прикрытие доспехами. Но с татарами король ныне не воевал. Основной противник находился на западе. И пользы от этих луков оказывалось не больше, чем от баяна в стойле у козы.

В общем – боль и печаль.

В очередной раз поднимался вопрос хозяйствования в степи, что было жизненно важно для ханов. Ведь набеговая экономика стала невозможна. Да, Иоанн её частично канализировал, направив на Литву, Польшу и юго-восточное направление. Но как-то компенсировать прекращение грабежей Руси ему требовалось. Ведь Литва с Польшей крепко оборонялись от таких набегов, а грабить нищую степь на юго-востоке – дело бестолковое по определению.

Король раз за разом предлагал разводить в степи тонкорунных овец – мериносов. Всем это очень нравилось. Но была проблема. Этих овец требовалось ещё как-то добыть, закупив в Бургундии. А товар это стратегический, и переговоры с купцами из Фландрии шли пока безрезультатно. Из-за чего его предложение продолжало оставаться благим пожеланием на тему, как жить хорошо и богато. Но делать-то что-то всё равно требовалось, поэтому в качестве временной меры Иоанн предложил организовать регулярную пограничную службу степных дружин с выплатой им жалования от короля. Для чего их требовалось свести в роты и, упорядочив, переписать.

Ну и наконец, те же самые ханы подняли вопрос о выплатах за полон. Ведь татары в 1476 году выводили из Великого княжества Литовского население – крестьян и посадских, – угоняя их в Поволжье. И заселяли их от Минас – Итиля в устье Волги до Юрьева-Камского на слиянии Волги с Камой, где эти вынужденные переселенцы и пытались как-то обжиться.

Король положил за каждого доведённого туда человека в здравии по два волка[15], а за больного – один. Вне зависимости от пола и возраста. За увечного же не давали вообще ничего. Из-за чего татары угоняли на Волгу только молодых за здоровых и старались вести их осторожно. Но положил он эти монеты на словах, а на деле, как дошло дело платить, отправил на Волгу учётчиков, которые начали вести перепись населения. И уже по факту наличия переселенцев платил татарам. С ледоставом процесс этот переписи приостановился, что вызвало немало возмущения у вассалов…

– Перемрут же людишки! – возмущался Тимур-хан. – От бескормицы и морозов. И вои мои волков не получат.

– А вы их что, без скарба и припасов гнали? Я ведь как постановил?

– Всё одно – зима в степи – не для этих неженок. Перемрут с непривычки.

– И что ты хочешь от меня?

– Заплати по заявленному.

– Как я тебе могу заплатить за несчитанный и непринятый товар? Вон, под Юрьевом-Камским твои ухари заявили, что пригнали тысячу двести семнадцать человек. А сколько их там оказалось? Семьсот одиннадцать. Куда остальные делись?

– Передохли.

– А отчего они передохли? Август же был. Конец. И рыба ловилась, и какие-никакие, а запасы имелись.

– Почём мне знать? – развёл руками Тимур-хан.

– Так, может, твои люди тебя обманули и привели туда меньше полона?

– А если учётчики твои врут?

– Им какой в том резон? – усмехнулся король. – Им, наоборот, надо завышать число полонян сверх меры да разницу себе в карман класть. Занижать им выгоды нет. А твоим завышать – сплошная польза.

Тимур-хан нахмурился.

– И такие расхождения повсеместно. Что вызывает у меня вопрос – это ты меня дуришь или твои воины решили выставить тебя дураком передо мной?

Тишина. Все три хана молчали.

– Не хочешь ничего сказать?

– Пусть учётчики твои и далее перепись ведут, – тихо произнёс Тимур-хан. – Коли кто подохнет, то, стало быть, такова судьба.

– Ты заявил, что твои ухари увели на Волгу семьдесят три тысячи двести пятнадцать человек. Да ещё восемьдесят девять тысяч пятьсот девять привели твои племянники. Учётчики показывают, что слова ваши расходятся с делом в средним на две пятых. Я готов вам прямо сейчас выплатить всю сумму, но только из расчёта за три пятых названного вами количества. И закрыть в этот раз глаза на эту проказу, приняв во внимание то, что твои люди просто не умеют считать. Людей считать, не деньги. С деньгами у них всё в порядке. Такое решение вас устроит?

– Вполне, – охотно согласились все три хана.

– Три пятых от названного вами количества это девяносто семь тысяч шестьсот тридцать четыре человека, – прочитал по бумажке Иоанн. – Из них тридцать семь тысяч двести семь – здоровых. Что даёт нам шесть тысяч семьсот сорок два рубля и один волк сверху[16]. Так? – уточнил король у казначея.

– Всё верно, – кивнул глава казначейского приказа. – Из них тысяча двести рублей и семнадцать волков уже выданы.

– Вот разницу им и возмести.

– Слушаюсь…

Сумма, в общем-то, небольшая на фоне тех средств, которые король сумел захватить во время последней военной кампании. Но татары во время того набега неплохо пограбили. Да и фактор обмана играл немаловажную роль. Раз спустишь – потом только так вести себя и станут. Понятное дело, что даже такая сумма для них – немало, примерно по рублю на каждого участвовавшего в набеге татарина.

Но ведь не все занимались выводом людей на восток. Хорошо если тысяча, группами по двадцать-тридцать человек. Из-за чего на каждого участника такой ловли выходило уже рублей по шесть-семь. Куда как лучше. Ведь чистая прибыль одного крестьянина, что пашет на земле доброй-угожей, порядка рубля в год. И имея пятнадцать таких трудяг, поместный дворянин спустя век мог выезжать конно, бронно и оружно. Причём с двумя конями. Да, выжимал при этом помещик из крестьян все соки. Но выезжал же. А тут степной дружинник. Для него эти шесть-семь рублей и за пару лет не собрать. Так что в целом он должен был остаться доволен. Если, конечно, хан не зажмёт слишком уж большую сумму себе. Но ведь на Москве бывают не только ханы, но и чины поменьше встречаются. Вот король и задумал об этой выплате заявить публично, чтобы расположить простых степных дружинников к себе в случае чего. Он-то им денег выдал, он-то молодец…

Пока ещё крестьянин Устин сын Первуши подходил к Москве с каким-то особенным трепетом в душе. Он наслушался баек на тульском торжище, куда ходил с отцом. А потом взял, да и сбежал, чтобы записаться в королевское войско.

Его семья жила очень бедно. Да, крестьяне они свободные, но землицы мало. А он, ко всему прочему, ещё и младший сын, которого в семье считали едва ли не приживалой и лишним ртом. Все, кроме отца. Мать-то померла уже пару лет как, а братишки с сестрицами особой добротой не отличались. Так что он, улучив момент, и сбежал. Отец-то не пускал, а то бы открыто ушёл.

Битва при Вильно в 1476 году в какой-то мере потрепала королевское войско, особенно пикинёров, что приняли на себя колонны швейцарцев и фламандцев. Однако в целом эти потери оказались ничтожны на фоне продолжения развёртывания современной армии по служилым городам, ведь король распустил городовые полки и прочие старые формирования, ставя вместо них на местах войска Нового строя.

Понятно, что оголтелого наращивания численности уже не шло. Но всё одно – вербовка добровольцев не останавливалась и двигалась своим чередом. Под контракт с дачей присяги, разумеется, а не просто внаём. Королю пока что удавалось на волне своих успехов обходиться притоком людей по доброй воле, не прибегая ко всякого рода хитростям и тем более рекрутским наборам…

И вот – Москва.

Устин стоял на Воробьёвых горах и заворожённо смотрел на неё. Столица! И она была огромной! Во всяком случае, в его крестьянском понимании.