Особенного огонька добавлял тот момент, что они понимали – если не здесь, то нигде более этой науки не обретут. Во всяком случае, на Москве того им никто рассказать не мог. Да и, по слухам, в Новгороде тоже, как и в Киеве. Так что для этих людей, что ещё пару лет назад даже букв не различали, подобная учёба выглядела чем-то сродни божественному откровению.

Да, она была предельно однобокой и упрощённой. Да, в норме тех лет её и учёбой-то назвать было нельзя, ибо ни Святого Писания, ни греческого, ни латыни, ни прочих гуманитарных фундаментов классического образования им не преподавали. Однако Иоанну не требовались творцы или универсалы широкого профиля. Ему требовались нормальные прикладные специалисты как административного, так и военного толка. Плевать он хотел на всякие местные нормы. Тем более что как такового мощного церковного аппарата на Руси не было в те годы. Ещё толком сложиться не успел, а то, что было в 1471–1472 годах, разгромили, оставив жалкие обрывки. И образованной интеллигенции, косной в своих классовых предрассудках, также не наблюдалось. Если, конечно, не считать едва несколько сотен человек на всю Русь, что умели читать-писать сносно. А значит, возражать было некому…

Ну вот и конец занятий.

Большие песочные часы отмерили час. И король, попрощавшись со всеми, покинул класс, напомнив всем потушить свечи, чтобы зря не горели. Их ведь зажигали тут только во время урока, чтобы писать легче.

Король ушёл. И молодые артиллеристы, собрав свои записи в специальные папки из толстой кожи, засобирались кто куда. Семён тоже. Он вышел в сени. Переобулся в валенки. Накинул тулуп с шапкой. И выбравшись на свежий морозный воздух, глубоко и блаженно вдохнул. В классе было душновато. Его проветривали, но не очень часто, иначе тепло убегало. А дров на отопление улицы не напасёшься.

– Ну что, ты куда сейчас? – хлопнув Семёна по плечу, спросил его друг Кирьян сын Зайцев. Тот на кулеврине стоял и был из посадских мелких ремесленников. В обычной жизни даже бы и не общались, а тут – сдружились. Ещё по первому классу. – Пошли в кабак?

– Нет. Мне к отцу надо зайти.

– К отцу? Зайти? Ой шутник! – воскликнул Кирьян. Он ведь прекрасно знал, откуда парень родом.

– Он вчера с сестрой приехал. У большого Афони на постое.

– С сестрой? – оживился Кирьян. – А давай я с тобой.

– Ты смотри у меня, – шутливо погрозил Семён. – Не шали. Девка она молодая, дурная.

– А чего тогда в Москву отец её взял?

– Обещался. Как матушка умерла, так не может устоять перед её просьбами. Жалеет.

– Совсем-совсем?

– Не дури, – серьёзно произнёс Семён. – Я знаю твою любовь до бабьей ласки.

– Слово даю – ничего дурного от меня сестрица твоя не увидит. Мне же любопытно.

– Ну коли любопытно, пошли, – после несколько затянувшейся паузы ответил сын Безухов. И оправив тулуп с шапкой, пошёл вперёд. А Кирьян за ним.

Не молча, само собой, пошли.

Поначалу-то Кирьян пытался про сестру расспрашивать, но очень быстро разговор скатился к их страсти – к артиллерии. И к тому, что новые знания вызывали в их умах только новые вопросы. А почему так? А отчего этак? И вопросам этим не было числа. Время государя было строго регламентировано. Он не мог часами напролёт уделять своим ученикам, поэтому многие вопросы зависали в воздухе. Вот ребята и решили их обсудить да покумекать – может, что получится сообразить.

Но не всё коту масленица.

Едва они отошли от кремля шагов на двести, как услышали какую-то возню в переулке. Заглянули туда и немало удивились.

– Ефим, ты?! – воскликнул Семён, увидев знакомого купца.

Тот подавленно кивнул, продолжая прикрывать сына-недоросля от обступивших их удальцов с дубинками в руках.

– Что этим от тебя надобно? Кто вы такие?!

– Катись, мил человек. Катись, – холодно, с шипящими нотками произнёс один из этих удальцов. Его лицо перечёркивал шрам. Один глаз был подёрнут бельмом. Да и вообще вид он имел удивительно матёрый и опасный.

Вместо ответа Семён потянулся за эспадой, что ему полагалась как пусть и младшему, но командиру. Король специально ввёл боевую шпагу, которую в эти времена именовали эспадой, как отличительный признак командного состава.

Так вот. Выхватил Семён свою эспаду. И повёл ей из стороны в сторону, демонстрируя, так сказать. Его клинок испанской работы с развитым эфесом выглядел до крайности хищно.

Боевая шпага – это ведь не тростиночка из советских фильмов про мушкетёров. Это меч. Узкий, длинный меч, клинок которого годился и для того, чтобы рубить, и для того, чтобы колоть. Понятно, с акцентом на укол, однако если супостата рубануть таким оружием, то мало не покажется. А развитый эфес прикрывал кисть, улучшая управляемость оружия.

Ясно дело, что Семён этой шпагой почти что сражаться и не мог. Он упражнялся помаленьку, но не более того. Всё же не пушка. Статусное оружие. Но всё одно – опасное, от вида которого бандитская братия явно напряглась. Там хочешь не хочешь, а демонстрация такого «шампура» вызовет нужные эмоции.

Рядом раздался звук второго извлекаемого клинка. Это Кирьян решал поддержать Семёна.

Они приняли стойку, какой их обучали. И заведя левую руку за спину, пошли вперёд. Молча. Медленно. Осторожно. Сохраняя голову и держась плеча друг друга.

Разбойнички отреагировали очень здраво и сразу в драку не кинулись. Они стали окружать Семёна с Кирьяном, поигрывая дубинками. Очень примитивным на первый взгляд, но весьма опасным оружием. У парочки даже имелись простенькие кистени на верёвочке. А кистенём по башке раз приложить – и всё – можно отпевать, если там шлема нет или хотя бы какой крепкой и толстой меховой шапки для смягчения удара.

Осторожно сблизились.

Медленно сошлись. И оказалось, что Кирьян с Семёном прикрыли Ефима с сыном, что прижались к стене безоружными. А эти работники ножа и топора окружили их.

– И что дальше? – хрипло спросил их тот самый одноглазый, что был явно их главным.

– Что вам от Ефима нужно?

– Деньги, вестимо. Что ещё от купчишки нужно честным людям? – произнёс он и заскрежетал очень неприятным смехом.

– Ясно, – кивнул Семён, глянув на развороченный воз саней, стоящий невдалеке. Его видно обыскивали, но желаемого так и не нашли.

– СТРАЖА! – что есть мочи заорал Кирьян, отчего все вздрогнули, особенно разбойнички.

– Заткни пасть! – процедил главарь.

– СТРАЖА! – нарочито улыбнувшись, вновь проорал Кирьян. – НА ПОМОЩЬ!

На что разбойнички, повинуясь приказу своего предводителя, пошли вперёд. Но лезть на обнажённые эспады им совсем не хотелось. Очень уж опасно выглядели клинки, время от времени ныряющие вперёд в выпадах. Всем им было совершенно очевидно: нарвёшься на такой – и всё – пронзит насквозь, ни одежда не поможет, ни кожа.

Секунд пятнадцать пляски.

Наконец один разбойничек попытался достать Семёна своей дубиной, но тот оперативно отреагировал и ткнул эспадой, пронзив противнику живот, отчего бедолага в высокой тональности завыл и, схватившись за рану обоими руками, упал на снег, начав перебирать ногами.

– СТРАЖА! – вновь заорал Кирьян.

– НА ПОМОЩЬ! – поддержал его Семён.

«Танец» затягивался. Судьба раненого, что выл, истекая кровью на снегу, всех разбойников заставила сильно задуматься. А ещё они стали озираться, потому что с улицы стал доноситься какой-то шум.

– Что вы мнётесь?! – наконец взревел главарь. – Добивайте эту падаль и уходим! Они нас в лицо знают. В живых их оставим – сдадут. И в Москву нам больше хода не будет.

Ноль эффекта. Никто даже не дёрнулся. Они, видимо, с воинами ещё не имели дела. Не столько по мастерству, сколько по духу. Что Семён, что Кирьян улыбались, а глаза их горели нехорошим блеском, в котором просматривался азарт. Они ведь оба тогда на Шелони стояли с Иоанном, ожидая атаки конницы. С тех пор страх из них и выбило, оставив только азарт. Хотя тогда чуть штаны не обделали, очень уж страшились первого боя. До отчаяния. А тут… ЭТО не литовская или новгородская конница и уж тем более не латные всадники имперцев или итальянцев. ЭТО не швейцарцы или фламандцы. В их глазах ЭТО было простым отрепьем, перед которым у ребят не было даже отголоска страха после всех тех битв, что они прошли.