Завораживающее зрелище: стоят полуголые, мускулистые и возбужденные под ярким солнцем, что подсвечивает их волосы золотом.

По траве пробегает волна ветра, а со стен сползают солнечные пятна.

— Пришла, что ли… — сердито шепчу я. — Вот же… Ну, могла же хоть немного повредничать, в самом деле.

Появляется солнечная красавица среди травы и скачет по святилищу вокруг нас.

— Ну? — кутаюсь в простыню поглубже, и провожаю взглядом волчицу. — Она прибежала.

Вскидываю руку на волчицу, когда притормаживает у зарослей, из которых мы сюда вывалились:

— Вон она. На вас смотрит и хвостом машет.

Глава 36. Некуда бежать

Близнецы смотрят туда, куда я показываю, затем — на меня. Не видят они волчицу.

— Может, вам в волков? — предлагаю я.

Я отворачиваюсь, когда они стягивают штаны. Хмыкают. Через несколько секунд передо мной сидят два волка. Злых и недовольных. Порыкивают на меня.

— Ой да ладно, — фыркаю я и закатываю глаза. — Сколько можно?

Призрак волчицы вальяжно вышагивает перед ними, будто красуется.

— Ну? — спрашиваю я. — Видите.

Прижимают зубы и обнажают резцы.

— Я так понимаю, что нет.

Волчица обегает Анрея и Эрвина по кругу, а затем всполохом солнца сворачивает в мою сторону.

— Нет, даже не думай! — рявкаю я и отступаю.

Несколько решительных прыжков, и эта солнечная гадина ныряет в мою грудь вспышкой света и жара.

Путаюсь в простыне, заваливаюсь назад и с коротким удивленным воскликом падаю на мягкую траву.

Ко мне кидаются Эрвин и Анрей. Заглядывают в мои глаза, отпихивают друг друга и глухо урчат.

В этой возне они сбрасывают шерсть и обращаются в двух настороженных мужчин. Волчице они нравятся.

Ее звериное любопытство переплетается с моим девичьим смущением от изумленных взглядов в теплое волнение.

— А теперь видите? — я сажусь.

— Видим, Ягодка, — Анрей касается подбородка и разворачивает мое лицо к себе.

— И что видите?

— Хороший вопрос, — Эрвин тянет меня к себе, вглядываясь в глаза. — Такого не должно быть.

Я чую его острый и терпкий запах. И я в нем улавливаю кроме возбуждения эмоции. Удивление, любопытство и растерянность. Поддаюсь в его сторону и тяну носом воздух у его шеи, чтобы убедиться, что я не схожу с ума.

Да, у эмоций есть запах.

А вкус?

Мое ли это желание сейчас лизнуть Эрвина? Или солнечной волчицы, что разлилась по телу вибрирующим светом?

Да что там лизнуть? Я хочу облизать его если не полностью, то хотя бы лицо, чтобы он знал, как я рада знакомству.

— Ягодка, — шепчет Анрей.

Я разворачиваюсь к нему с широко распахнутыми глазами. А еще мне не терпится бегать. Но не на ногах, а на четырех лапах. Это, наверное, так увлекательно.

— Вытащите ее из меня, — шепчу я, помахивая воображаемым хвостом, которого у меня нет, а после облизываюсь. — Жуть какая.

Анрей расплывается в улыбке:

— Ты такая милая сейчас.

— А вот и нет.

Близнецы переглядываются и через мгновение отскакивают от меня белыми волками. Вскидывают морды, косят на меня голубые глазищи, нетерпеливо перебирают лапами, чтобы затем обежать по святилищу круг.

Я хочу кинуться за ними. Меня рвет от желания попрыгать по траве, поваляться на спинке и покусать пушистые бока в игре.

Но лап и клыков у меня нет, а глупый человек в простыне не слушается и власти над ним нет никакой, потому что мы никак не связаны.

Волчица выныривает из меня, а затем опять с оскалом прыгает в меня.

Злится и жжет грудь огнем, будто я съела ведро жгучего перца.

— Уходи, — прижимаю ладонь к груди. — Это мое тело. Мое…

Анрей с рыком подскакивает ко мне, я его отпихиваю и отползаю, а он смыкает пасть на ладони. Его Зверь хочет выпустить волчицу на волю, на мягкую траву и увидеть не только ее отсвет в моих глазах.

Я даже боли не чувствую. Лишь вижу кровь, которая капает с нижней челюсти Анрея. Злобно всматривается в глаза и утробно урчит.

Затем в его волчьих очах пробегает недоумение, и он раскрывает пасть. Одергиваю окровавленную руку, с криком отползаю к кустам, и ко мне скачет Эрвин.

— Отвалите!

— Нет, Эрвин! — Анрей мохнатым и мускулистым чудищем кидается на него, валит с лап и прижимает к траве. — Нет! Если ты ее укусишь…

Мои всхлипы обращаются в требовательные подвывания, и Эрвин в ярости скидывает с себя Анрея, чтобы ринуться ко мне злобным зверем.

— Нет!

Клыки Эрвина вонзаются мне в пятку, когда я хочу пнуть его по его волчьему носу. Оба замираем, глядя друг другу в глаза.

— Проклятье, — шепчет голый и взлохмаченный Анрей на траве.

Руку и ногу пронзает боль, которая затем расходится по телу сильной судорогой. Она пробивает позвоночник раскаленными прутьями.

Под мой визг, что оглушает меня, стены святилища вспыхивают, переливаются и вибрируют. Мышцы и кости деревенеют, а затем будто плавятся, и опять их схватывают судороги.

Меня словно кинули в каменную дробилку. Захлебываюсь в слюнях, слезах и криках.

— Да твою ж мать, Эрвин!

— А ты будто ни при чем! У нас с тобой один Зверь на двоих, идиот! Ты кусаешь! Я кусаю!

А затем волна боли уходит в живот под мой очередной крик, рвет внутренности, а затем, будто свернувшись калачиком, затихает.

— Ягодка? — чувствую теплые руки Анрея на лице. — Эй…

— Она ушла? — едва слышно спрашиваю я. — Да? Скажите, что ушла… Что я все еще человек…

Поднимаю окровавленную ладонь и кошу на нее отчаянный взгляд. Укус затягивается в крошечные дырочки, которые розовеют в свежие рубцы.

— Вот черт, — шепчу я и отпихиваю пятерней от себя лицо Анрея, — какие же вы сволочи… Еще и кусаетесь… ненавижу вас… — всхлипываю и отползаю от Анрея кустам. — Кто бы вас покусал… Да так чтобы до костей…

Тянусь к простыне дрожащей рукой, которую я роняю от слабости. Меня к траве придавливает дикая сонливость.

— Ягодка, — слышу голос Эрвина, который сильными руками подтаскивает меня к себе. — Некуда бежать.

Глава 37. Слава Матери!

С трудом разлепляю глаза. Неуклюже поднимаюсь, подтягиваюсь, выгнув спину и пригнувшись мордой к траве. От затылка до кончика хвоста пробегает приятное напряжение и отпускает мышцы.

Так.

Замираю.

До кончика хвоста?

Медленно и со страхом оглядываюсь.

Хвост. Песочный и с рыжеватыми подпалинами. Машет, будто здоровается со мной.

— Ну, привет, — раздается мрачный голос Верховного Жреца, и аж подпрыгиваю от неожиданности и с рыком падаю, потерям равновесие. — Ага, давай еще тут порычи на меня.

Я на поляне, надо мной — ночное небо, растущая луна и звезды. И лицо недовольного Жреца.

— Я не виновата.

Вместо слов выходит невнятное обиженное ворчание. Язык в пасти меня не слушается и еле ворочается.

— А я разве начал с обвинений? — Жрец вскидывает бровь. — ты же не сама себя покусала в бывшем Святилище Солнца.

— А вы о нем знали?

— Подозревал.

— И? — поднимаю морду.

— Ты тут не для вопросов, Тина.

— Для чего? — едва слышно ворчу я. — Чтобы убить меня?

— И откуда такие умозаключения?

И тут я замечаю, что на поляне кроме Верховного Жреца, еще куча стариков в белых мешковатых одеяниях. И у всех глаза горят яркими волчьими огоньками.

— Я в принципе ничего хорошего не жду от оборотней.

— Ты сама теперь оборотень.

— Вот и от самой себя не буду ничего хорошего ждать, — фыркаю в лицо Жреца.

— Ты тут, чтобы принять милость Матери Луны, — Верховный Жрец щурится, — и чтобы признать, что ты ее дочь.

— Это какая-то подлость, — встаю на лапы и настороженно перетряхиваюсь. Вновь смотрю в морщинистое и бородатое лицо Жреца. — Тут бегала не лунная волчица, а солнечная.

— Ничего не знаю, — Жрец скалится в жуткой улыбке. — Никаких Солнечных Волчиц не видал. Молитву маленькая глупая человечка возносила Матери Луне и просила именно ее о милости для двух ее сыновей.