— Они вам доверяют? — едва слышно отзываюсь я, а у самой сердце подскакивает к глотке.
— Мне можно все что угодно доверить, кроме женщины, — жарко шепчет Вестар в губы. — И знаешь… Я думаю, один поцелуй их тоже взбодрит. А твоя задача держать их в тонусе. Верно?
— Я не хочу… — сглатываю, — третьего оборотня…
— Не хочешь, потому что я пока в раздумьях соблазнять тебя или нет, — касается пальцами право жемчужной подвески, — и чем может мне грозить такая шалость.
— Смертью, — шепчу я.
— Да ну? Ты еще и кровожадная, да?
— Отпустите меня, — всхлипываю я.
Вестар сжимает мой подбородок в стальных пальцах. Его веселость сменяется гневом.
— Не дави на жалость, — шипит он. — Это глупо и никогда не работает. Учись быть хитрой стервой, которая может крутить и вертеть мужиками в своих интересах, — замолкает, щурится и сердито продолжает, — и почему я должен тебя этому учить?
— Я не знаю.
— Ты можешь играть в милую наивность, Тина. Глазками там хлопать, краснеть, губки закусывать, но слезы, если они не от оргазма, чаще выглядят жалко.
Резко отстраняется и шагает прочь:
— Будь хищницей, Тина.
— Я пыталась! — топаю ногой и сжимаю кулаки.
— И? — оглядывается.
— Не получилось!
— Ну-ка покажи.
Неуверенно топчусь на месте, а затем с улыбкой приподнимаю подбородок, веду плечом и кокетливо говорю:
— Советник… У вас ноги не мерзнут? А то вы босой.
Замолкаю и понимаю, что сморозила дикую глупость, которую бы настоящая хищница никогда не сказала.
— Неожиданно, — Вестар медленно моргает. — Ну, допустим… Я поддержу этот разговор, — вздыхает, но через секунду хищно улыбается. — А ты хочешь ноги мои согреть?
— Это фиаско, — разочарованно шепчу я.
— Определенно, — Вестар смеется и продолжает путь к лестнице, — но ты не опускай лапки, Тина. Практика и еще раз практика.
— Это женская наука не для меня, — следую за ним на цыпочках.
— Твоя, — Вестар зевает. — ты очаровательно краснеешь и смущаешься. И ты опять забыла о пирожных. Расценю это как то, что ты мне симпатизируешь, — оборачивается и подмигивает, — так и до поцелуя недалеко.
Я торопливо кидаюсь прочь, подхватив юбки под тихий и надменный смех. Оглядываюсь.
— Ты и мне на пробу пару пирожных приготовь, — потягивается, поигрывая мышцами живота и груди. — Я тоже люблю сладенькое
Глава 29. Мерзавец!
Аккуратно кладу малинку на завиток крема и отхожу от стола на пару шагов, чтобы оценить свои новые шедевры. В стороне стоит полная кухарка Даза и две ее помощницы. Молчат.
Я тоже молчу.
Мои пирожные каким-то образом оказались разного размера, разной высоты. Слои крема неравномерные и завитки кривые. С одного пирожного сползает ягодка и падает на тарелку, будто она сдается.
У меня дергается левый глаз.
Вся кухня в муке, стол — в джеме и креме. Такое ощущение, что тут повеселился ребенок, который решил поиграть в кондитера.
Перевожу взгляд на Дазу, которая медленно моргает, закусив губы. Я думаю, что будь я ее помощницей, то она бы меня сейчас сковородой огрела. Я потратила столько времени, а в итоге опять вылепила каких-то уродцев.
— Вы же видели, — шепчу я, — я очень старалась.
Помощницы Дазы переглядываются, и я замечаю в их глазах смешинки.
— Да что уж, — падаю на стул, — смейтесь. Насмехайтесь.
Одна из помощниц прыскает смехом и получает полотенцем по спине от Дазы. Опускает взгляд и обиженно вздыхает.
— Ну…. милочка, — тихо говорит Даза, — не твое это.
— На мне проклятье, — шепчу я, разглядывая пирожные. — Точно. Мне ведь казалось, что у меня все получается идеально.
Развязываю фартук на спине, и драматично откидываю его в сторону, чтобы затем опять вздохнуть в ожидании поддержки.
Но никто не торопится сказать, что у меня не все так плохо.
— Булочка моя ненаглядная, — с черного входа в глубине кухни за шкафом с посудой появляется Верховный Жрец, — как ты смотришь на то, чтобы прогуляться… — замолкает на секунду, заметив меня такую печальную на стуле, и расплывается в улыбке, — и ты тут.
— Вот не надо, а, — подпираю лицо кулаками, разглядывая пирожные, — вы знали, что я тут.
— Что ты так грустишь, — подплывает к столу, подхватывает пирожное с блюда и кусает его.
Я с надеждой поднимаю взгляд. Вдруг на вкус мои пирожные — взрыв магии?
— Тесто не пропеклось, — Жрец причмокивает, снисходительно взирая на меня, и откладывает пирожное. — Крем еще ничего так.
Я вижу в его глазах кроме старческого высокомерия еще и искорки лукавства. Поглаживает свою бороду, щурится и ухмыляется.
— Вы…
— Что?
— Вы… это вы меня прокляли, — обескураженно шепчу я.
— Что ты такое говоришь, деточка? — с наигранным возмущением охает Жрец. — Как ты смеешь подобное говорить Верховному Жрецу, который за добро?
— Вы-то за добро? — встаю я.
— Я тебя поддержу, если ты решишь бороденку его мерзкую повыдирать, — на кухню входит Вестар, благоухая терпким парфюмом.
Помощницы Дазы тут же краснеют и тупят глазки, пряча смущенные улыбки.
Волосы Вестра ниспадают на плечи легкими кудрями, а сам он приодет в атласный белый камзол, расшитый золотом. Поправляет пышный ворот-жабо и скалится в улыбке:
— Я уж думал, что тебя тут уже саму расчелнили и приготовили на ужин.
— Он меня проклял, — вскидываю руку на ехидного Верховного Жреца. — Это из-за него у меня ничего не получается с пирожными.
Вестар переводит оценивающий взгляд на пирожные, подхватывает пальцем крем и отправляет его в рот.
Я в отчаянии всматриваюсь в его глаза.
— Не смотри на меня так, — понижает голос до шепота.
— Все плохо? Говорите правду, — сжимаю кулаки.
— За правду женщины сладко не целуют.
Помощницы Дазы хихикают и замолкают, когда получают легкие затрещины от своей наставницы.
— Это все проклятие, — шепчу я.
— Ты же моя милая, — с ласковой улыбкой подплывает ко мне, касается тыльной стороной ладони моей щеки, заглядывая в глаза. — Твои таланты в ином.
И мне тепло от его тихих слов, а мягкое серебристое сияние его глаз завораживает.
— Никакие пирожные не сравнятся в сладости с твоими губами. И на кухне тебе не место, — берет меня за руку и увлекает к двери, не разрывая зрительного контакта. — Если ты и должна чем благоухать, то не луком и маслом.
— Вот паразит, — зло отзывается Даза. — Что творит, а? Уши ведь пообрывают.
— Не пообрывают, — недовольно отвечает Верховный Жрец. — Вестар, не играй с близнецами.
— Как тут не играть, когда у меня под носом бегает очень аппетитная девочка, — тянет за собой, продолжая вглядываться в глаза.
— А что за игры? — завороженно шепчу я.
— Те, в которых ты свое сердце отдашь мне, мой очаровательный ангел.
На одной из сковородок, что висят на стене, вспыхивает солнечный зайчик, и мой взгляд проясняется. Одариваю Вестара пощечиной, и помощницы Дазы охают и прячутся за ее спиной.
— Ах ты, дрянь солнечная! — рявкает Жрец. — Совсем охамела! Уже и сюда проползла!
Вылетает из кухни разъяренной тенью, и Даза шепчет:
— А как же прогулка?
— Ночью загляну, моя пышечка!
— Мерзавец! — толкаю хохотнувшего Вестара в грудь.
— А о какой дряни шла речь? — задумчиво спрашивает Даза.
Ее помощницы пожимают плечами.
— Бабу, что ли, новую нашел? — сипит Даза и бросается за Жрецом, — ах ты старый кобелина!
— Негодяй! — меня от очередной улыбки Вестара охватывает гневом, и я бросаюсь на него, а он ловко и, грациозно увернувшись от моей ярости, выталкивает меня из кухни.
А затем заключает в объятия, прижимает к себе и впивается в губы, нагло проскальзывая языком в рот. От его глухого рыка и от его неожиданной несдержанности я замираю в его руках.
Мазнув губами по щеке, спускается во влажных и голодных поцелуях к ключице. Я пытаюсь его оттолкнуть, но меня тянет на дно слабости.
