Привычным и отработанным движением министр культуры расстегнула ширинку брюк создателю чугунных литых фигур, извлекла наружу не такой уж и великий, но временами устойчивый «инструмент» давнего друга и знакомого. Со слезами на глазах она впустила в свое влажное и обширное вместилище родного и до боли знакомого «малышка». Как бы, проглотила его своим лохматым нагромождением всякого рода нижних и верхних половых губ. Денису ничего не оставалось, как просто лежать и вдумчиво получать удовольствие.

Но, как обычно, уже не в первый раз при этом он размышлял о том, занималась ли Римма Афанасьевна в далёкой юности верховой ездой. Наверное, да. Потому что она скакала сейчас, как лихой гусар и что-то невнятное, но довольно громкое выкрикивала. Может быть, даже обращалась к высшим космическим силам. Как бы, таким образом, не совсем молодая, но пока ещё страстная женщина благодарила их за доставленное ей удовольствие.

Ведь они тоже пусть не прямо, но косвенно по мере сил и возможностей помогали ей активно участвовать в процессе соития.

Заворожённый всем происходящим молодой, двадцатилетний поливальщик цветов Вася Рупин задумчиво и без всякого злого умысла направил шланг с мощной струёй воды под приличным давлением в одно из окон мэрии, на первом этаже. Ничего страшного, в принципе, не произошло. Просто, благодаря внезапной водной процедуре с ног сшибло одного из мелких чиновников по должности, но довольно крупногабаритного по телосложению.

Мордоворот Силантий Иванович Гаврилюк только тем и занимался в мэрии, что время от времени контролировал работу дворников, нанятых владельцами частных магазинов. И всё! Но за солидные деньги. В стране абсурдов возможно если не всё, то многое из того, что разумом постичь невозможно, да и не нужно. .

Этот богатырь, валяющийся сейчас в луже, в центре своего кабинета, весьма неумело и хаотично принялся использовать в своей сумбурной речи довольно устойчивые фразеологические обороты ненормированной лексики. Но его постоянно утешало совсем иное. В свои двадцать пять лет он твёрдо знал, что сумма его ежемесячной пенсионной выплаты будет почти в десять раз больше, чем у самого знатного и опытного сталевара.

Впрочем, скоро сказка сказывается, но не скоро дело делается. Ему ещё и дожить надо будет до этого самого, пенсионного возраста. Ведь ситуация в Разгуляндии пусть не очень быстро, но менялась. Наверняка, в лучшую сторону, потому, что хуже уже и не могло быть. Хуже никогда, нигде и ничего не было.

Пока Гаврилюк поднимался на ноги, поддерживая двумя руками свой живот и думая, как бы наказать поливальщика цветов, Римма Афанасьевна с воплями завершила свой четвёртый «заезд» и соскользнула с пока ещё относительно активного «штыря» Дениски. А поливальщик цветов и прочих растений Вася Рупин, перекрыв воду, скромно подошёл к давним друзьям, только завершившим половое слияние, и тихо прошептал:

– Я тоже хочу, Римма Афанасьевна. Я тоже… человек. Тем более, я вышел в ваш мир, в ваше замечательное сегодня и мощное завтра, прямиком из народа, из самых нижних слоёв. Ведь вы слышали о детях трубопроводов?

– Заткнись, Вася, – сказала министр культуры областного уровня и значения, отряхиваясь и вставая на ноги, – я ничего о них слышать не желаю! Это десятки миллионов дармоедов! Кто им мешает становиться миллиардерами или, хотя бы, обычными миллионерами?

– У них это… как-то, не получается, – пробормотал Вася. – А я вот в люди выбился. Теперь – поливальщик цветов. При такой работе всегда можно что-нибудь съесть. Но я хотел бы попробовать… вас, Римма Афанасьевна.

– Я подарю тебе кусочек счастья, вечером на столе, у себя в кабинете, –пообещала Васе министр культуры областного уровня, – если, конечно, тебя через пятнадцать минут не замочит наш инструктор Силантий Гаврилюк.

– Я владею приёмами рукопашного боя, – ответил поливальщик. – Не замочит. Пока что я его замочил. Натурально. Это был протест…

Выбрался из зарослей цветочной клумбы и Дениска, медленно, но настойчиво заправляя свой натруженный «инструмент» в штаны. При этом Друков сделал строгое замечание почти юному поливальщику, обратив внимание на то, что лично у него с министром культуры, госпожой Курдюминой деловой разговор. А Рупин без всяких церемоний в него встревает. Ничего культурного в таком поведении не просматривается.

Глубоко уважая авторитет скульптора и поэта Друкова, застенчивый не в меру Вася Рупин ретировался, покорно побрёл в сторону небольшой каменной хозяйственной постройки, где хранились шланги, лопаты и мётлы. Там его терпеливо и упорно уже ожидал инструктор Гаврилюк, мокрый, как курица после трёхчасового ливня, и мстительный, но справедливый, подобно голливудскому герою с именем «Зорро».

Одним словом, мастер восточных единоборств Вася Рупин, всё же, попал под его кулаки. Причём, он даже и не успел вспомнить, что владеет приёмами смертельного рукопашного боя. Крупный мордоворот и бугай, но мелкий чиновник Силантий, состоящий на службе у ещё более крутых господ, чем сам, вырубил незадачливого поливальщика цветов одним ударом. Пробормотал что-то похожее на мантру и с некоторой гордостью удалился прочь.

Курдюмина и Друков вновь присели на скамейку, переходя к деловой части их общения. Но при этом она не дала Денису Харитоновичу никакой возможности окончательно спрятать в штаны один из своих, не очень больших, но действующих фрагментов усталого тела.

Римма Афанасьевна, времени от времени с придыханием теребила изящными длинными пальцами с замысловатым маникюром несколько «увядший пестик», подробно и тщательно объясняла гениальному скульптору и такому же поэту, что «добро» на оборудование его мастерской в Хэллоуине получено, и сумма очень скоро будет переведена на счёт господина и одновременно товарища Друкова.

В знак благодарности или, может быть, от наплывающей на него страсти Дениска, тяжело дыша, вцепился левой рукой в густую и смолисто-чёрную шевелюру прекрасной дамы, а правой попытался отвести конец своего «парнишки» в сторону. Но не успел. Стремительная струя живительной влаги влетела Римме Афанасьевне в широко раскрытый рот. Она, как голодная синица, моментально проглотив солидную порцию сексуального завтрака, с нежностью произнесла:

– Ты – баловник, Денис Харитонович. Но это хорошо и… полезно для здоровья. Так в мои юные годы мне часто говорила ещё моя покойная прабабушка. Она неплохо в этом разбиралась.

– Но я бы хотел вернуться к самой главной теме нашего разговора, Римма, – добродушно улыбнувшись, сказал Друков. – За то, что вы для меня сделали, Римма Афанасьевна, я готов вас… тебя обожать практически каждый день.

– Ловлю тебя на слове и, непременно, скоро возьму отпуск и обязательно приеду к тебе в гости, в твои пенаты, Дениска.

– Завтра у меня, в детском саду Хэллоуина, состоится открытие трёхметровой чугунной скульптуры. Она называется «Негодяй». Это важное событие, мне кажется. Причём, не только для меня лично.

– Как бы я хотела там побывать, Денис Харитонович. Но мне необходимо срочно отправляться в столицу, в командировку. Там рушится и ломается архитектурный памятник, вроде как, семнадцатого века. Моё участие в этом мероприятии остро необходимо.

– Ну, да! Культурная ценность, я понимаю. Поедешь спасать памятник архитектуры, Римма Афанасьевна?

– Чудак ты, Денис Харитонович! Никто и ничего спасать не собирается. На этом месте будет стоять ещё один центр, воздвигнутый в честь одного из самых великих политиков конца двадцатого века. Веление времени. Разумеется, это наш замечательный господин и самый ответственный чиновник, президент страны Игнат Игнатьевич Клюкин и он же – Задорный Теннисист.

– Понятно. Фигуры другого человека на этом почётном месте я себе не представляю. Он многое сделал для самых главных и уважаемых людей Разгуляндии. Они ему памятник при жизни даже на Луне поставят. А мне ведь в молодости казалось, что он должен заботиться о благосостоянии народа, а не о тех, кто грабит людей.