На ползуна ей начихать,

Жестокая она.

На ней бы целину пахать,

Ведь ростом со слона.

Ползун вернулся и сказал,

Как деловой мужик:

«Но ты, ушастая, борза,

Что вездеход во ржи».

Она сидит на мощном пне,

Кричит ему в ответ:

«Пожалуй, что пора бы мне

Купить велосипед!».

Ползун был раньше моряком

И знал, где фронт и тыл.

Теперь он с белочкой знаком

И снова перепил.

На речке пил, а не в селе

Он водку и всёрьёз.

Прошёл три метра по земле,

Упал, потом пополз.

На пне огромном, как всегда,

Ждёт белка каждый день…

Резва, нахальна, молода,

Огромная, как пень.

Ползёт вперёд ползун тропой,

Ползти ему дано.

За перепоем – перепой,

Но белке всё равно.

Земная стезя

Путь у идущего далёк,

Но, может быть, и нет…

Жизнь – с экскрементами кулёк

На горсточке конфет.

А за плечами тяжкий груз

Потерь, тревог, забот.

Здесь возведён в герои трус,

Здесь всё наоборот.

Здесь уважают не за труд,

А за грехи и лесть.

Но люди добрые идут,

Дорог не перечесть.

Остановиться бы на миг,

Но вдаль ведёт стезя.

Уткнуться носом бы в тупик,

Но не дано, нельзя.

Какая глупая игра…

В ней путник – жалкий смех.

Он, что личинка комара

В надежде на успех.

В дороге куплей и продаж

Он ищет отчий дом.

Ведь этот мир совсем не наш,

Мы потерялись в нём.

Мы заблудились чёрти где,

Зажатые в тиски…

В чужой безрадостной среде

Дороги нелегки.

В дорогах нищий и богач,

Палач и вертопрах…

Здесь нерешённых тьма задач

И миллиарды плах.

В дороге жалкой даже те,

Кто часто, невпопад,

Магнатам в жалкой суете

Свой подставляли зад.

Смешон в абсурде странный путь,

По воле тайных сил.

В нём невозможно отдохнуть,

Пощады попросить…

В пути ни мысли, ни ума,

Путь выпал трудны нам.

Лачуги, замки, терема –

Всё это здешний хлам.

Но путник твердь пробьёт плечом

И обретёт покой.

Не пожалеет ни о чём

Нал Летою-рекой.

* * *

Выбирающий самое лучшее

В заблуждениях утомлён.

А прозрение – дело случая,

Пара мыслящих на миллион.

Выбирающий – не умирающий,

Он пока не рождён на Земле.

Но теперь в господах товарищи,

В славе, сытости и тепле.

Им почудилось, померещилось,

Что дозволено выбирать

Или бублик, или затрещину.

Престарелая детвора…

Не порадуют их «Ленд Крузеры»,

Как и лондонские дворцы

Потому, что, по сути, лузеры –

Они сами, да их отцы.

Ничего им Свыше не дадено,

Ничего они не нашли.

…На пенёчке пригрелась гадина,

Ей позволено… пошалить.

Пошалила, но вдруг представила,

Что в иллюзиях погребена.

Не бывает, как факт, как правило,

У колодца желаний дна.

Выбирающий всё непрошено -

Просто гусеница во ржи.

Даже камень, в могилу брошенный,

Только Господу принадлежит.

Выбирающих пересытили

Заползающие на трон…

Выпрямляется знак вопросительный,

Восклицательным станет он.

* * *

Пламенная мура

Меня веселит порою.

Мне никогда не постичь

Братства дворцов и халуп.

А те, кто кричит «ура»,

Чаще всего не герои.

Этот великий клич

Без героизма глуп.

Жердину в землю воткну,

Она обретёт свои корни.

Под ней среди тёплой травы

Вспомнит меня юнец.

Переживёт он войну,

Взращённую на попкорне.

У дерева вместо листвы

Миллионы сердец.

Величественный обман

Расчётливых «патриотов».

«Ура» прокричать готов

Лакей за уют и мзду.

Не умирает план

Иуды Искариота.

Но выдумки новых скотов

Позорны и на виду.

У золотого тельца

Поклонники всё тучнее,

Но только украден он

У нищих и голытьбы.

Выкрики наглеца

Или «ура», точнее,

Слушать уже не резон,

Если мы не рабы.

* * *

О чудесах я толкую…

Один известный вандал

Скорость развил такую,

Что сам же себя обогнал.

Ведунья ему нагадала

Сто гор золотых на веку.

Встретил в лесу я вандала,

Сидящего на суку.

Себя ожидал терпеливо,

Потерянного в бегах,

И улыбался криво,

Будто Кот в сапогах.

В стремлении небывалом,

Потерянный навсегда,

Пока что остался вандалом

Без совести и стыда.

Всё это бы стало сказкой,

Если б ни тысячи «но».

Он смотрит на мир с опаской,

Себя найти не дано.

Вы доигрались, милый…

Допрыгались, супостат.

Чёрт вас возьмёт на вилы

И перебросит в ад.

О чудесах извечно

Мы слышим немало вестей.

Сидит на суку человечек,

Жертва чумных скоростей.

Деятельный, без лени,

Но жалок полпред Сатаны.

Ретивым был в ограбленье

Народов своей страны.

Теперь раздвоился чётко,

Продемонстрировал прыть.

Осталось его с почётом

В горькую землю зарыть.

* * *

В глубине большой планеты,

Где на прахе прах, что жмых,

Мертвецы несут портреты

Всех, пока ещё живых.

На портретах лица наши

Среди вечной, чёрной тьмы,

И оплакивают павших,

Потому что пали мы.

Пали так, что не подняться,

Не воспрянуть, не восстать.

Правят нами тунеядцы,

Грабят с чистого листа.

Под землю плач великий,

Над планётой вьётся стон.

Под землёю наши лики,

С ними тысячи колон.

В глубине Земли, пожалуй,

Скорбь усопших глубока.

Смерти мы не избежали,

Пусть ещё живём пока.

Плачет пращур наш в могиле,

И ругать его грешно…

Мертвецы похоронили

Нас уже давным-давно.

День настал, пожалуй, судный,

Предвещающий конец…

Нынче разобраться трудно

Кто живой, а кто мертвец.