Я слушала и чувствовала, как с каждым словом мне становится всё гадостнее. Такое развернутое вступление с признанием не обещало ничего хорошего. Хотела дернуться, прекратить это словоизлияние, но меня уверенно удержали, крепко придавив обратно.

— Ира, я не закончил.

— Я не хочу это слушать. — тихо пробормотав, подняла на него покрасневшие глаза. Я не хотела, чтобы он это видел, но удержаться не могла. Слез ещё не было, но если он продолжит, то будут обязательно.

— Почему?

— Потому что слишком больно слышать подтверждение моим домыслам. Намного проще считать их всего лишь домыслами. Но стоит услышать их... услышать их от того, кто знает это лучше всех, как... — судорожно вдохнув, отвела взгляд, уставившись на свои судорожно сжатые руки, заставила себя успокоиться и продолжить: — Это разочарование. Это так, словно теряешь. Навсегда. Это как маленькая смерть больших надежд. Разбивающиеся розовые очки с острыми осколками, впивающимися в плоть...

— Ира...

— Нет, дай мне сказать. — не в силах посмотреть ему в глаза, смотрела четко на свои руки. — Ответь мне всего на два вопроса. Пожалуйста.

— Говори. — заледеневший тон не обидел. Сейчас мне было так гадко, что какой-то там тон...

— Ты сегодня был в моём сне?

— Да. Был. И слышал всё, что ты говорила. Именно поэтому я так торопился и боялся опоздать.

— И... ты... ты был в моих снах тогда... — сглотнув, едва слышно закончила: — Когда я спала после приворотного зелья?

— Да.

Одно короткое и ёмкое "да". И всё. Ни слов оправдания, ни слов объяснения. Да, был.

— Ясно... — на мгновение сердце сжалось, стало куском льда, а затем треснуло. Было слишком больно услышать это да. Можно миллиард раз обвинять его во всех мыслимых и немыслимых грехах мысленно, но стоит услышать одно единственное "да" вслух, как мир рушится.

Это уже не блажь, это уже не ложь, это уже насилие над душой.

Я боялась и ненавидела насильников. Боялась и ненавидела так сильно, что даже убивала. Не сама, нет, моя сила... но сути это не меняло.

— Эйнар, убери руки. Пожалуйста.

— Нет.

— Нет?

— Нет, потому что я не договорил.

— Я не хочу. Я не хочу тебя ни видеть, ни слышать. Никогда.

— А помнишь слова шефа? — немного подождав, но не дождавшись ответа, Эйнар вкрадчиво продолжил: — Что у каждого должен быть второй шанс?

— У тебя он был. И ты им воспользовался. Очень сильно воспользовался. Качественно. — дернув плечом, чтобы он убрал подбородок, ничего не добилась. Он не давил, но и не убирал.

— Иного шанса ты мне не дашь?

— Солгав и воспользовавшись однажды...

— Тш-ш-ш... — напряженно перебив, он рывком опрокинул меня на спину и закрыл мой рот своей ладонью. Несмотря на рывок, падение оказалось мягким, но замершая было паника моментально накатила вновь и отчетливо отразилась в глазах, так что даже Эйнар её увидел и чертыхнулся. Но руку не убрал. — Ира, я не трону тебя, я просто хочу договорить. Просто молчи и слушай. Я хочу рассказать очень многое, но вижу, что ты не готова это услышать. Я обязательно расскажу тебе это позже... чуть позже. Сейчас прошу услышать лишь одно. Те сны... и этот и те, предыдущие — подобные сны невозможны без желания обоих. Твоему подсознанию я нравлюсь, именно поэтому оно позволяет мне войти в твои сны. Если бы этого не было, я бы просто не смог. Эротики бы не было. Понимаешь? Ир... ну не плачь... Иришка... 

Я рыдала. Рыдала со вкусом. Размазывая сопли по его рубашке, подвывая и хлюпая, выплескивая на него всю обиду и все разочарование. В нём, в жизни, в себе...

А он молчал и обнимал. Обнимал и укачивал. Укачивал и гладил...

Я не знаю, сколько я рыдала, но когда слезы кончились, когда кончилась обида, когда кончились вообще все эмоции, бушевавшие внутри, наступило оцепенение. Не хотелось ничего. Ни говорить, ни обвинять, ни идти, ни что-либо делать в принципе. Даже его руки, до сих пор крепко меня обнимающие, не казалось чем-то противоестественным. Наоборот. Хотелось укутаться в них, как в толстое тёплое одеяло, которое может спрятать от всех бед и печалей. От лжи, от предательства, от зла окружающего мира...

Хочу ли я ему довериться? Он ведь такой... он старается, я чувствую. Сейчас, смыв слезами все обиды, я чувствую это так остро, как никогда раньше. Я или венец? Какая разница...

Да, я хочу. Те сны... точнее этот, последний. Я ещё помню свою глупую утреннюю улыбку и те чувства, что испытывала, когда проснулась. Я чувствовала уверенность и защиту. Я точно знала, что он приедет и поможет. Накажет всех виновных, а мне мягко улыбнется, подмигнет и обязательно скажет, что всё хорошо.

Да, я очень хочу, но... но я очень боюсь. Я не трусиха, нет. В пределах... Но именно этого я боюсь. Боюсь поверить в то, что это не блажь. Боюсь поверить и однажды разочароваться. Боюсь, что однажды он наконец поймет, что я не та, ради кого стоит... ради кого имеет смысл меняться.

— Эйнар... — шепот вышел хриплым, так что пришлось несколько раз сглотнуть, а затем ещё и прокашляться.

— Да?

— Ты... — шмыгнув, всё не могла заставить себя посмотреть наверх. Сейчас я снова сидела у него на коленях, заключенная в кокон рук, а нос всё шмыгал в районе его груди. — Зачем ты это делаешь? Расскажи мне до конца. Я знаю, что я не самая умная и красивая. Я не самая фигуристая и сногсшибательная. У меня нет такой харизмы, как у Марины и дара, как у Милы... Я всего лишь ссыльная царевна, дефектная дочь кощея и валькирии. Почему ты... почему твоя блажь не проходит?

— Может потому, что это уже не блажь? — пальцы, словно стесняясь, прошлись по затылку, а потом нежно погладили по голове. Затем словно невзначай почесали за ушком, практически как кошку... — Ой, прости.

— А мне нравится... — прижавшись ещё крепче, тут же смутилась на явный подтекст своих собственных слов. Ойкнула, покраснела, сжалась в комочек, ожидая его насмешки, но её не последовало. Робко посмотрела наверх, потому что он тоже молчал, а наверху...

Снова защипало в носу, но уже не от обиды, а от... от чего? Я не знаю.

— Ир...

— Да?

— Это правда не блажь. — его неуверенная улыбка была настолько робкой, настолько нежной, что мне показалось, что её вообще не было. — Ты мне нравишься не потому, что красивая, хотя тут я не соглашусь — красота у каждого своя. Не потому, что умная и опять же — не в уме дело и кандидат наук мне не нужен. Не потому, что харизматичная — этого и у меня самого с избытком. Пойми, нравятся не почему-то конкретному. Нравятся порой вопреки. Ты славная, милая, добрая. Очень сообразительная, но не во всем. Очень ответственная, но не для всех. Очень загадочная... и совсем капельку глупая. Просто лапушка. Моя лапушка.

Взгляд резко посерьезнел, словно эти два слова были чем-то большим, чем просто словами. Но так ли это? А как узнать? Поверить? Ему? Себе? Венцу, черт возьми??? Почему это происходит со мной? Как в каком-то бульварном романе? Почему просто не понять, что это на самом деле? Любовь, не любовь? Правда, ложь? Дурь, блажь? Почему так сложно???

Сейчас я не знала ответа. Надо было все тщательно обдумать, трезво взвесить, посоветоваться, в конце концов. Или... не надо?

Нет, пожалуй, надо.

Сейчас я вообще не могу думать. Сейчас в голове такая каша, что я могу лишь нервничать и глупо улыбаться.

— Эйнар...

— Да?

— Мне надо подумать. Сильно. Обо всём.

— Хорошо. — он просто кивнул и прикрыл глаза, чтобы не мешать.

Проблема была в том, что думать я не хотела. Сейчас мне было комфортно. Просто тепло и уютно. Но это сейчас. Очарование момента... Но так не бывает навсегда.

Или бывает?

Господи, ну почему я такая трусиха?!

В кошачью деревню мы отправились где-то через час и то, потому что я захотела есть. Казалось бы глупость, но после того, как в животе буркнуло раз, затем другой, Эйнар понимающе хмыкнул, поставил нас обоих на ноги и резко свистнув, позвал Малыша.