– Я пытался убедить ее, сэр, но она не стала меня слушать, – добавил Роберт печально. – Она слишком подавлена свалившимся на нее горем.

– Все это чушь! – вмешался Карл, размахивая перед носом Джейка запиской. – Прочтите это, Тальберт. Здесь вы найдете ответы на свои вопросы.

– Что это? – спросил Джейк, разглядывая свернутую бумагу.

– Это письмо к вам от Меган. – Губы Карла непроизвольно сложились в злорадную ухмылку. – Она написала его пятнадцать минут назад.

– Разверните его, Роберт, – попросил Джейк. – И скажите: это действительно почерк Меган?

– Вы ставите под сомнение мое слово? – Лицо Карла стало багровым.

– Разумеется! – И, не обращая больше внимания на возмущенного Карла, Джейк снова обратился к дворецкому: – итак, это писала она?

Роберт пробежал газами бумагу. Его лицо побледнело.

– Немного неровно, но… Да, судя по всему, это написала она. – Он протянул листок, всем своим видом выражая смущение.

Почва закачалась под ногами у Джейка, когда он прочитал все, что пыталось донести до него разбитое сердце Меган. До этой минуты он и сам не сознавал, как ему необходимо ее прощение… и как мало он мог на это рассчитывать.

Но он все же сохранил спокойствие на лице и, пряча письмо в карман сюртука, коротко сказал:

– Спасибо, Роберт.

И туг же, сжав кулак, со всего размаха вмял самодовольную улыбку Карла в его челюсть. Потом отвернулся, не слушая ни завываний от боли, ни потока грязных ругательств, понесшихся ему вслед. Ничто уже не могло вернуть ему радости – даже то, когда довольный Роберт выталкивал сопротивлявшегося Карла за дверь.

– Минутку, капитан, – позвал дворецкий, когда Джейк уже находился у выхода. – Мисс Меган в письме просит вас вернуть мечи в Японию.

– Они мне больше не нужны, Роберт.

– И все же, как я когда-то уже говорил вам, мне бы хотелось, чтобы вы забрали их. И поскорее. Пока клинки остаются в Сан-Франциско, дом будет в опасности. А больше всего – мисс Меган.

Джейк угрюмо кивнул.

– Благодарю вас, – сказал на прощание Роберт со вздохом облегчения. – Весь персонал знает, сэр, что мистер Маклаури сам навлек беду на свою голову, домогаясь этих мечей. Мы хотим сказать вам, капитан, что мы ценим те усилия, которые вы прикладывали, чтобы снасти его.

«Я был недостаточно настойчив. Я позволил себе потерять бдительность, забыл обо всем, кроме шашней с вашей госпожой».

– Если, оказавшись в Сан-Франциско, вам что-нибудь понадобится, без колебаний обращайтесь к нам, – закончил дворецкий.

Уилкинз кивнул, подтверждая сказанное.

Джейку была приятна их поддержка, но он очень сомневался, что когда-либо еще появится в Сан-Франциско. Слишком тяжелую рану он получил здесь. Ведь ему предстояло жить без Меган, и эта перспектива выглядела беспросветно-мрачной.

Он в последний раз переступил порог дома. Грудь, казалось, готова была разорваться от обрушившихся на него воспоминаний. Взгляд подернулся туманом.

Почти машинально он добрался до «Синидзиро». Члены команды, видя выражение его лица, расступились, пропуская его в каюту. Ярость и отчаяние захлестывали его, когда он раздевался и доставал катану.

Не видя ничего перед собой, он поднялся на квартердек, где из толстых обрубков мачты были изготовлены куклы с растопыренными руками, имитирующие противника. Там он дал выход своему гневу. Лишь через час он остановился; пот тек с него ручьями.

Спиной Джейк почувствовал, что кто-то наблюдает за ним. Оглянулся – это был Акира.

– Сколько времени ты здесь?

– Давно, – коротко ответил Акира.

– Она ненавидит меня, – с трудом выдавил Джейк. – Отказывается видеть.

В знак сочувствия Акира крепко сжал его плечо.

Боль прокатилась волной по его телу. Он должен вырваться из этой трясины! У него были какие-то планы, намерения. Но будет ли этого достаточно, чтобы продолжать жить? Даже возможность вернуть клинки в семью Мацуды казалась теперь, без Мег, пустой и никчемной.

– Что ты теперь собираешься делать, Такеру-сан?

– Забыть о ней, конечно. Что, черт возьми, я могу еще сделать? Она ненавидит меня! – повторил Джейк, резко отправил катану в ножны и направился к трапу. – А на рассвете мы выходим в Японию.

С дивана в гостиной Мег смотрела в залитое лунным светом окно. С глубоким вздохом, исходившим из самых глубин души, она взяла подушку и прижала ее к животу.

Восемь часов она провела в навеянном опием сне. Сейчас время шло к полуночи, и, сколько бы она ни пила воды, во рту у нее было сухо, словно он набит ватой.

Отец ушел из ее жизни навсегда, утром его похоронили. Карл днем совершил насилие над ней, над ее личностью – о чем, по его мнению, она не должна помнить. Все могло закончиться гораздо хуже, не вмешайся Сюзанна и Роберт. Именно они помогли ей понять, как она ошибалась в Карле.

Боже, сколько же она в последнее время сделала ошибок! Главная же заключалась в тех ужасных словах, которые она нацарапала дрожащей рукой в записке Джейку. Пусть это результат истерики, вызванной страшным горем, но все равно ей было стыдно.

Карл прав в одном: написав это письмо, она дала выход своим чувствам, очистилась от них.

Но все равно Джейк оставался единственным объектом ее размышлений.

Мег легла на подушку, прижимая ее к себе руками и коленями, но ей не становилось легче. Она уже никогда не сможет прижать к себе Джейка, никогда не почувствует на своем теле его сильные руки, не будет испытывать восторга от страсти, лежа под его могучим телом. Когда она писала эти жестокие слова, она отказывалась от него.

Готовность выполнить любое желание друга заслуживает моего абсолютного доверия. – Она сказала ему эти слова перед тем, как они в первый раз были близки. Сказала вполне искренне и считала, что и жить будет сообразно им. А потом этот шок или истерика, когда у нее не хватило духу признаться: пригласив Джейка в свою спальню, она сама лишила его возможности позаботиться об отце. В тот момент она предала свою веру в Джейка.

Муки совести стали непереносимыми. На глаза навернулись слезы.

Мег взглянула на гладкую поверхность письменного стола. Смятые обрывки письма исчезли. Слава Богу, она успела уничтожить следы своего неправедного гнева до того, как опий окончательно лишил ее воли. Если бы она не была уверена, что Джейк так и не прочел того резкого и несправедливого письма, ее терзания стали бы непереносимыми.

Да, она твердо помнит, как бумага с треском рвалась в ее руках.

Раздался робкий стук в дверь.

Вошла Сюзанна, неся в руках поднос с покрытой салфеткой горкой посуды.

– Я принесла вам поесть, мисс Меган. Хотя уже поздно, мы решили, что негоже спать на пустой желудок, – объяснила она, ставя поднос на стол.

– Сюзанна, куда девались клочки бумага с моего стола?

Тонкие брови девушки взлетели вверх.

– Ну, мэм, я выбросила их в мусорный ящик.

– Спасибо. – Все еще испытывая беспокойство, Мег все же решила, что будет выглядеть очень странно, если попросит, разыскать порванное, письмо. Есть ли смысл искать обрывки? Даже упоминать об этом глупо.

– Вы не поедите, мисс Меган?

– Попытаюсь, – ответила Меган, равнодушно глядя на еду.

– Вам надо поддержать силы, вы же сами знаете… И мы все так думаем.

– Скажи слугам, что я очень ценю вашу заботу, – сказала растроганная Меган.

– Прислать кого-нибудь, мэм?

– Нет, спасибо.

Девушка повернулась, чтобы уйти.

– Сюзанна, – позвала ее Мег. – Капитан Тальберт не приходил?

– Как же, мэм, приходил. Он был здесь после обеда.

– Почему же мне не сказали? – В волнении Меган стала комкать угол подушки.

– Вы спали, выпив того лимонаду, что дал вам мистер Эдвардс. Но вы не беспокойтесь, мэм. Мы выполнили все, как вы приказывали. И Роберт передал ваше послание капитану.