И когда она выпила уже четыре или пять шотов – щедро налитых Максом до половины пластиковых стаканчиков с коньяком, – когда отвлеклась и даже вспомнила, как смеяться. Когда ей уже показалось, что тревога растворилась в выпивке, вкусном и сочном мясе и дружеских разговорах…

Именно в этот момент где-то в лесу раздался крик.

– Ау! – прокричал кто-то. А затем повторил ещё раз: – Ау!

Голос походил на женский, но точно сказать было трудно. Звонкий и сильный, отдающий каким-то отчаянием, он разлетелся по воздуху, петляя между деревьями и растворяясь в кронах. Было невозможно определить, откуда он донёсся, тем более рассчитать расстояние. Но Кате показалось, что второе «ау» было куда ближе первого.

– Это что ещё за хрень? – услышала Катя свой дрожащий голос. Сердце готово было вырваться наружу. Ладони вспотели. А желудок, наполненный мясом, вдруг подскочил к горлу.

– Лисы! – усмехнулся Макс и отпил из пластикового стакана. Он напустил на себя уверенность, граничащую с надменностью, однако всё же и сам косился в сторону леса. – Помните то видео? Так вот, это именно то, что «говорит лиса».

– Да ну, – недоверчиво посмотрела на него Лена. – Лисы ведь лают.

– Вот и я так думал, – улыбнулся он и подмигнул ей. – У них крики почти человеческие. Сношаются сейчас небось.

– Это не лисы, – тихо и жутко произнёс Славик и немного склонился к костру. – Это – люди. Сами же слышите – голос человека, зовущего на помощь. Говорят, где-то в этих горах была детская школа. Или детской дом какой-то.

– Лагерь, – подсказал Макс, похоже, сразу догадавшись, что Славик их разыгрывает.

– О, лагерь, – закивал Славик, на мгновение выходя из роли. – Да, в лесу был детский лагерь. А потом он исчез вместе со всеми детьми. И теперь, бродя по лесу, дети зовут к себе заблудившихся путников. Если подойти к ним, они отведут тебя в этот лагерь. В лагерь, где не замечаешь течения времени, и десятки лет проносятся за секунды.

– И что, останешься с ними в игрушки играть? – хмыкнула Лена, но, похоже, тоже расслабилась. – Глупость какая-то.

– Точно, – закивал Макс. – Какая-то дурацкая вариация «Бесконечного лета». Если ты хотел нас напугать, тебе стоило бы придумать историю получше. Например, что в лесу есть избушка. А в ней – старуха, которая поедает тела, но головы оставляет, чтобы те развлекали её историями. И иногда старушка уезжает в отпуск – на море там, например. И пока её нет, головы эти зовут на помощь.

– Я видел их, – сказал вдруг Славик, и прозвучало это серьёзно и мрачно, так что у Кати мороз пробежал по коже. По крайней мере, она надеялась, что это мурашки, а не насекомое, забравшееся под куртку. – Я видел тех детей.

– Да ну, – отмахнулся Макс. – Просто отпусти уже это, Слав. Не каждому дано рассказывать страшилки. Для этого нужен талант, а главное, нужны насмотренность и начитанность. Я читал одну статью, где говорилось, что за творчество отвечает раздел мозга, который…

– Без шуток, видел, – прервал его Славик. – Мне тогда лет десять было. Не детский лагерь, конечно – его я выдумал.

– Я его выдумал, – поправил Макс, подняв указательный палец.

– Я видел в лесу ребёнка. Он был один и стоял возле дерева. Метрах, наверное, в трёхстах от меня.

– Ага-ага, – кивнул Макс. – Ребёнок – это, хоть и клише, но вариант беспроигрышный.

– Да не вру я, – зло рявкнул на него Славик, и Макс примирительно поднял руки. – Честно, видел. Ещё подумал тогда, как же мальчишка так далеко от дороги забрался. Это впереди было, ближе к реке – идти оттуда часов пять, и то если путь знаешь. Ну и вот, стоит там. Один, без родителей. Я подойти думал, спросить – может, потерялся. Но… Не знаю…

Славик надолго замолчал, глядя в сторону леса. Очертание его лица подрагивало, освещённое всполохами костра, а в глазах маленькой оранжевой точкой танцевало пламя. Катя видела, как там, куда он смотрит, мелькали едва различимые тени. Словно за стволами деревьев прятались призраки, не способные выйти на свет и ожидавшие, пока костёр погаснет.

– В общем, я сбегал за отцом, – сказал наконец Славик, так и не оторвав взгляд от леса. – Привёл его, но мальчика уже не было. Мы потом его битый час искали – ничего, как сквозь землю провалился.

– А сам-то почему к нему не подошёл? – поинтересовалась Лена.

– Он… Не знаю, как объяснить. Он стоял впереди, бледный, худой, прямой как палка. И улыбался, понимаете? Широко так, во все тридцать два. За всё время, что я на него смотрел, он даже в лице не изменился. И рукой махал – одинаково, настойчиво, как маятник у гипнотизёра. В общем – жуткий он был до чёртиков. Как будто не ребёнок, а кукла какая-то.

– Так может и правда кукла? – усмехнулся Макс. – Например, отец тебя разыграть решил, чтобы ты без него по лесу не шастал.

– Уж не знаю, какие у тебя были отношения с родителями, но мы с отцом…

Катя резко поднялась на ноги. Сердце билось в груди запертой в клетку птицей. От приятного опьянения осталась лишь тошнота. Голоса друзей злили – казались слишком громкими. Она вновь почувствовала, как лес окружает их, как сближаются стены сосен, как наступает тьма. Вновь почувствовала, что тонет в своём страхе, захлёбывается им. Почувствовала себя напуганной, несчастной. Уставшей от этого до чёртиков. А ещё она не могла отделаться от ощущения, что из-за веток за ней кто-то пристально следит.

– Ну вас нафиг со своими страшилками, – смогла она выдавить из себя.

Славик потянулся к ней, но она вывернулась и быстро пошла к палатке. Тьма будто сгущалась вокруг, и Катя еле сдержалась, чтобы не побежать. Не сделала этого, боясь, что так станет только хуже.

Пулей влетев в палатку, она мгновенно почувствовала себя набитой дурой. Или ребёнком, старающимся привлечь внимание. И ей мгновенно стало очень стыдно, но… Она просто не могла больше оставаться на улице, в темноте, окружённая тенями. Не могла больше вслушиваться в бесконечный стрекот. Или в шорохи, когда кузнечики и сверчки решали на время замолчать.

Она представляла себе ребёнка, о котором сказал Славик. Представляла, каково это – заблудиться в этом бескрайнем лесу, остаться одному в темноте. От одной мысли об этом, страх пробирал её до костей и льдом разбегался по венам. Однако, хуже этого, хуже, чем вообразить себя заблудившимся ребёнком, было то, что и заставило её сбежать. На миг, всего на одно крошечное мгновение, она отчётливо представила, каково будет в этой чаще кого-то встретить.

Прошло всего несколько секунд прежде, чем Славик вбежал в палатку вслед за ней. Лицо его было раскрасневшимся от жара костра и выпивки. Он старался скрыть улыбку, но всё равно, казалось, радовался, что его выдумка возымела на кого-то такой эффект.

– Кать…

Катя, едва не зарычав, отвернулась от Славика, но он взял её за плечо и развернул обратно к себе.

– Ну Кать… Чего ты? Это же дурацкие истории. Нет здесь ничего такого – просто лес.

Она почувствовала, что слёзы потекли по щекам. Это было так глупо! Так обидно! Но от его слов ей стало только хуже. Лес! Вот именно, этот чёртов, проклятый лес! Бесконечный, где заблудиться – раз плюнуть. Лес, в котором, возможно, и нет никаких призраков, зато есть волки, лисы и медведи.

Она зажмурилась, стараясь остановить слёзы, прийти в себя. Но перед глазами вдруг появился образ потерявшегося в лесу мальчика. В её воображении он был фарфоровой куклой – одной из тех, которые в фильмах ужасов коллекционируют сумасшедшие старухи. С головой на шарнире, неподвижным, мертвенно-белым лицом. С нарисованными краской неживыми глазами, красными пятнышками на щеках, колючими ресницами. Он был одет в бриджи до колен, маленькие ботиночки и зелёную куртку поверх рубашки. И, улыбаясь, махал Кате рукой.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.