Он пробежал вперёд. Туда, где на возвышении, отчего-то напомнившем Кате недавно выкопанную, но уже подсохшую на солнце могилу, одиноко росла невероятных размеров сосна. Она слегка кренилась к северу, а на южной стороне холма корни её проступали из земли, как вены.

Катя остановилась перед подъёмом. Других деревьев на холме не было – только кустарники. Но рядом с девушкой росла берёза. За все пять или шесть часов пути берёз им не встретилось ни единой. И в череде бесконечных сосен, эта низенькая, хилая берёзка, с тонкими, склонившимися до самой земли ветвями, показалась какой-то близкой и родной.

Так что Катя аккуратно повязала на её ветвь синюю верёвочку – Славик поделился ими около часа назад, решив, что девушка заскучала. Повязала не как остальные – для возможности ориентироваться. А скорее, признавая это родство с деревом, неизвестно как оказавшимся там, где ему совсем не место.

Затем она мельком обернулась, словно почувствовала на себе чей-то взгляд. Частокол одинаково строгих и ровных, как вымуштрованные солдаты, стволов уже через двадцать или тридцать шагов превращался в сплошную стену. В тьму. А это ведь даже ночь не наступила.

Катя поёжилась и поспешила за остальными. Казалось, никто из них не замечал её тревоги, да и не чувствовал того же. И это могло бы успокаивать, могло бы помочь ей поверить, что страх её надуман и глуп, но, почему-то, от этого становилось лишь страшнее.

Она тоже поднялась на холм. Вокруг сосны почти не было мха, земля была сухой, кое-где покрытой пожухлой травой, и усыпанная иголками. И от того казалась рыжей, почти что красной.

– Эй, а ну-ка взгляните! – крикнул Славик и пробежал ещё вперёд, к зарослям кустарника. Прошёл сквозь него, а вернее, провалился, как медведь. – Ну! Подойдите же! Посмотрите, как красиво! Не зря же я вас сюда притащил!

Катя, Лена и Макс послушно приблизились. И уже через несколько шагов увидели, что холм, на который Славик их привёл, заканчивается небольшим обрывом. Расстояние до земли – не больше пяти или шести шагов, а склон не такой уж крутой, однако деревья снизу были низкими и редкими, из-за чего вид открывался на всю долину.

Метров через двести деревья исчезали совсем, сменяясь кустарниками. А дальше – почти исчезали и они, а земля становилась зелёной с жёлтым и казалась отсюда ровной, словно водная гладь. Только ещё через несколько сотен метров начинался подъём на новый холм, на котором вновь появлялись тонкие и высокие очертания сосен.

– Ого! – выдохнул Макс. На его лице Катя видела искренний, нескрываемый восторг. Было даже странно, что Макс дольше всех отказывался от поездки. Он смотрел вперёд так мечтательно и заворожённо, что даже не обратил внимание на комара, вонзившего хоботок ему в щёку. – Как будто бы и нога человека не ступала…

– И не ступит, пока я рядом, – усмехнулся Славик. А затем подошёл к Кате и обнял её за талию. Через плотную куртку и свитер она едва почувствовала это прикосновение, и всё же вздрогнула, испугавшись на секунду, что он собрался столкнуть её вниз. – Видишь таких карликов – стороной обходи. Там топь дальше. Сейчас сентябрь – мох ещё крепкий. Но всё равно на болота лучше не соваться.

– Зато красиво, – даже не повернувшись к Славику, заметил Макс.

Катя промолчала. Пожалуй, даже густой частокол сосен казался ей привлекательнее, чем эта болезненно-жёлтая, отпугивающая своей пустотой низина, куда из-за окруживших её холмов почти не попадают солнечные лучи.

– Я же говорил! – Славик, довольно ухмыльнувшись, ткнул кулаком свободной руки Макса. – Нашёл! Правда, мы с отцом сюда часа за два добирались, а сегодня целых шесть шли. Но ничего. Завтра ускоримся, и я вам ещё одно красивое место покажу. Холм, с которого Каму видно. Вы и представить себе не можете, какой там закат. Только надо будет выйти пораньше.

Он снова мечтательно улыбнулся, словно уже видел тот закат, о котором рассказывал, и поцеловал Катю в щёку. Она тоже улыбнулась в ответ. Хотя и сама не знала, зачем.

– Ну что? – Славик отвернулся от низины. Солнце теперь было за его спиной, отчего сам он, хоть и стоял рядом, казался чёрным и мутным силуэтом на фоне леса. – Все готовы к первой ночёвке?

К тому моменту, как они установили палатки и разожгли костёр, начало темнеть.

Ночь, как поняла теперь Катя, в лесу наступала совсем не так, как в городе. Не было фонарей, свет не лился из соседних окон. Тьма опускалась медленно, но в тоже время неотвратимо. Сверху: сперва потушив солнце и окрасив небо в тёмно-синий. Потом делая его фиолетовым, с тусклыми алыми росчерками. Накрывая лес одеялом. Забирая всё новые и новые его участки. Уменьшая мир вокруг до радиуса десятка шагов вокруг костра.

Окутывая лес тишиной. Не той, городской тишиной, которую мы слышим каждые несколько секунд в пустом доме между рыком проезжающих на улице машин, лаем собак и пением подвыпившей молодёжи. Не тишиной, сотканной из шёпота колонок, принимающих сигнал радио, гула электрических ламп и системного блока, отправленного в спящий режим. То была настоящая тишина – густая, первобытная. Когда лишь порывы ветра заглушают пульс, стучащий в ушах. И когда понимаешь, что, стоит всем замолчать хоть на мгновение, и вокруг не останется ни звука, кроме едва слышного треска костра.

Но они не молчали. С того самого момента, как Катя и Лена начали насаживать замаринованный свиной шашлык на шампуры, а Славик и Макс разжигали второй костёр в мангале, разговоры окружали их, не подпуская тьму, как москитная сетка не пускает насекомых.

Славик рассказывал всем о том, как охотился здесь с отцом, хотя и признавал, что ему самому отец лишь дал сделать несколько безуспешных выстрелов по птицам. Говорил, как любил те времена, как радовался возможности провести с отцом выходные, практически не разговаривая, но в тоже время отчётливо ощущая, что он рядом.

Он не стал упоминать – и Катя была ему за это благодарна – о том, как отцу несколько лет назад пришлось переехать в Москву. Как он был плох последние месяцы. Как он умер, и как Славик нашёл его, вернувшись с работы, накануне их с Катей первой встречи. Всё это, что уже писал ей когда-то в телеграмм, будучи, как она поняла, в стельку пьяным, сейчас Славик свёл к одной единственной фразе: «Что-то кончается, что-то начинается». И даже улыбнулся, посмотрев Кате в глаза.

Лена, когда они уже сидели все вместе, уплетая мясо за обе щеки, а ветер трепал две установленные за их спинами палатки, без умолку трещала про свою работу. Рассказывала про начальника, который во вторник довёл её до слёз. Про отчёты, продажи и про то, что скоро обязательно наступит понедельник. Конечно, куда ж он денется. Однако, даже это было лучше, чем молчать.

Макс, слушая её, быстро захмелел, в промежутке между первым и вторым тостом выпив ещё трижды. А после мечтательно пересказывал свою экспедицию в космос в какой-то игре. Он жаловался – искренне, чуть не плача, – на то, как не повезло им всем родиться в это бессмысленное, скучное время. Время, когда все открытия на Земле уже сделаны, каждый клочок суши изучен и просматривается со спутников, но в тоже время технологии ещё не дошли до того, чтобы он смог пуститься в путешествие к звёздам.

Все смеялись. Смеялись без всякой злобы, несмотря на то, что понимали, конечно, что он, уже несколько лет неспособный найти работу и сидевший у Лены на шее, вряд ли вошёл бы в первую сотню колонистов. И вряд ли покинул бы Землю, даже если бы это было также просто, как сесть на метро.

Катя тоже не молчала – наоборот, она старалась заполнить словами каждую паузу. Она говорила о недавно прочитанных книгах. О прошлогоднем путешествии в Польшу, после которого у неё появились там две подруги по переписке. О том, как она зачем-то начала учить финский и датский и собиралась переехать в одну из этих стран, но сейчас вряд ли вспомнила бы даже алфавит и цифры.

Рассказала, не в первый раз, конечно, и об их первой встрече со Славиком. О том, как её взгляд зацепился за него в той кафешке. О том, как ей понравились его глаза, а ещё руки в рубашке, подвёрнутой до локтя. О том, как он подошёл к ней, неловко и смущённо предложил ей выпить. О том, как она заказала себе ром с колой, а он – молочный коктейль, и ей было чертовски стыдно (хотя ром она всё же выпила). О том, как они едва слышали друг друга, потому что компания детей праздновала день рождения за соседним столом. И о том, как сбежали, а после начался дождь – уже августовский, унылый, – и они гуляли под ним до тех пор, пока зубы у Кати не начали громко стучать.