Его стон на этот раз более хриплый.

— Черт, это не помогает. — С грубым смешком он добавляет, — но раз уж я мазохист, скажи мне, какую реакцию.

Я закрываю глаза и шепчу.

— От этого я становлюсь мокрой.

— Блядь, детка. — Снова шорох. — Клянусь тебе, я этого не просил.

Я улыбаюсь искренности его голоса.

— Я знаю.

Я так по нему скучаю. Засыпая в его объятиях и просыпаясь рядом с ним, я довела себя до привыкания за то короткое время, что мы были вместе. Теперь я каждую ночь обнимаю свою подушку, хотя она и является плохой заменой ему.

— Черт возьми, Оливия. Я бы все отдал, чтобы поцеловать тебя. Прикоснуться к тебе.

— Где?

Его дыхание становится прерывистым.

— В любом месте, где ты мне позволишь.

Я включаю громкую связь и кладу телефон рядом с собой. Когда просовываю руку под пояс шортов для сна, представляя, что это его пальцы раздвигают мои и без того скользкие складочки, я не могу подавить резкий вздох.

— Господи, черт. Скажи мне, что ты трогаешь эту киску для меня.

— Да, — выдыхаю я.

— Засунь палец внутрь и дай мне знать, что ты вся мокрая.

Мой средний палец легко проникает внутрь, и я задыхаюсь.

— Я такая мокрая.

— Я хочу, чтобы ты представила, что я там с тобой. Что ты хочешь, чтобы я сделал?

— Я хочу, чтобы твой язык был внутри меня.

— Да? — это слово звучит так, как будто его тащат по самому крупному гравию. — Ты хочешь, чтобы я попробовал на вкус твою прелестную киску, профессор?

— Боже, да.

— Ммм, от одной мысли о том, чтобы попробовать тебя на вкус, я возбуждаюсь.

Я обвожу свой клитор, палец блестит от моей собственной влаги.

— Я хочу посмотреть, как ты его гладишь.

— Блядь, — хрипло произносит он. Тихие звуки его движений усиливают мое возбуждение. — Черт возьми, я хочу твою киску. Очень сильно, блядь.

Мое дыхание становится рваным.

— Хочу быть сверху, чтобы иметь возможность прокатиться на тебе.

— Я буду играть с этими красивыми сосками, пока буду трахать эту такую необходимую мне киску. — Он резко выдыхает. — Я так хочу тебя. От одной мысли, что ты будешь на мне… — его дыхание становится затрудненным, пока он надрачивает свой член. — Как бы я хотел оказаться внутри тебя. Черт, Оливия…

Представляя, как он растягивает меня, а основание его члена трется именно там, где мне нужно, я лихорадочно кружу по клитору.

— Лука, — задыхаюсь я, — мой оргазм уже совсем близко.

Он издает гортанное ругательство.

— Приготовься, детка. Я собираюсь кончить так сильно…

Тело выгибается дугой, мои мышцы становятся невероятно твердыми, прежде чем меня охватывает сильное наслаждение. Мои внутренние мышцы сжимаются и разжимаются, пока я ловлю свой оргазм. Его рваный стон смешивается с моим, и вскоре тишину заполняет лишь наше сбивчивое дыхание.

Наконец он хрипло шепчет.

— Я скучаю по тебе, Оливия. Но не только из-за этого.

Я тихонько смеюсь.

— Я тоже скучаю по тебе. И не только из-за этого.

— Да? — единственное слово, вопрос, но в его голосе чувствуется уязвимость.

На моих губах появляется улыбка.

— Определенно.

Шестьдесят девятая глава

Оливия

Месяцы спустя

ВЫНЕСЕНИЕ ПРИГОВОРА ПОСЛЕ СУДА

Пресса сконцентрировалась на совместных усилиях ФБР и УБН по ликвидации наркокартелей Вега-Альканзар и Сантилья.

В недавних новостях появились хвалебные статьи в адрес наших агентств:

Смертельно опасная операция по задержанию лидера наркокартеля Альканзар и знаменитой роковой женщины из картеля Сантилья, известной своими безжалостными убийствами La Madre de la Muerta, произошла на территории университета…

Обвинения в рэкете, торговле наркотиками и сговоре с целью совершения убийств, связанных с войной между картелями Альканзар и Сантилья, предъявлены мэру и начальнику полиции Майами, а также сотрудникам Университета Южного Майами…

В отношении членов конкурирующих картелей Майами было вынесено более 100 обвинительных приговоров и 202 обвинительных заключения…

В связи с характером судебного процесса и необходимостью принятия повышенных мер безопасности зал суда был закрыт на время дачи показаний каждым агентом под прикрытием. К счастью, судья также разрешил нам носить маскировочные костюмы из-за угрозы быть узнанными.

— Планируешь отпраздновать хорошо выполненную работу? — спрашивает Тим, пока мы идем к лифту.

Хотя я очень рада, что суд наконец-то закончился, и довольна приговорами, которые все получают, я страдаю от глубокого истощения, умственного, эмоционального и физического. Между дачей показаний и принятием жестких мер, чтобы избежать прессы, что означает необходимость ждать более часа после того, как суд начнет свою работу в пять часов, я выбилась из сил.

— Нет. Я планирую отправиться домой.

Озабоченность окрашивает его черты.

— Ты в порядке?

— Честно говоря, я измотана. Все, чего я хочу — это пойти домой, принять душ и уснуть.

— Ты молодец. Не многие могут сделать то, что сделала ты.

Я нажимаю кнопку вызова лифта с чуть большим усилием, чем нужно.

— Ты имеешь в виду, что не каждый смог бы дать показания против своей биологической матери, которая, как оказалось, является наследницей наркокартеля и к тому же убийцей? — спрашиваю я с язвительной ухмылкой, пытаясь отнестись к этому легкомысленно.

— Ты понимаешь, о чем я. Это дерьмо было жестким для свидетелей, и я знаю, что для тебя это было чертовски тяжело.

— Да. — Это все, что я могу честно сказать.

— Значит, ты не планируешь говорить об отставке?

Я вскидываю голову.

— Что?

— Я видел бумажную копию на твоем столе, когда пришел взять у тебя степлер. — Его улыбка, слабая и терпеливая, полна грусти. — Я надеялся, что ты скажешь мне заранее, а не просто исчезнешь.

Его слова пронзают мое сердце.

— Я бы так не поступила. — Мой тон мягкий, когда я признаюсь. — Я планировала сказать тебе.

Как только двери лифта открываются, и мы заходим внутрь, он нажимает кнопку парковки. Я вздыхаю и прислоняюсь к стене.

— Я просто хочу незаметно ускользнуть. Без всякой шумихи. — Мои губы кривятся. — Чтобы остальные не радовались, что я ушла.

Тим поджимает губы.

— Они мудаки. Мы с тобой оба это знаем. Наступает короткая пауза, прежде чем он шепчет. — Я чертовски горжусь тобой.

— Спасибо.

Я опускаю подбородок, чувствуя себя неловко от похвалы, особенно после того, как мои коллеги избегали меня как чумы на протяжении всего процесса и вынесения приговора. И неважно, что улики доказывали, что я не имела никакого отношения к Сантилья и не знала о своей связи с ней до тех пор, пока наша операция под прикрытием не пересеклась с операцией Луки.

Мы выходим из лифта, и я направляюсь к своей машине с ключами в руке, но останавливаюсь от удивления.

— Что… — Тим остановился на полуслове, видя блондинку, ожидающую у моей машины. Он бормочет что-то невнятное и спрашивает. — Ты ее знаешь?

— Да. — Улыбка, появившаяся на моем лице, становится гораздо менее хрупкой. — Знаю. — Повернувшись к нему, я говорю. — Увидимся завтра.

Он переводит взгляд на нее, затем кивает.

— Хорошо. — Отходя назад, он усмехается. — И завтра я приглашаю тебя на обед, так что не строй планы.

Я добродушно закатываю глаза. Как будто у меня были какие-то планы.

— Поняла.

Он разворачивается и идет к своей машине, стоящей в другом конце прохода, а я направляюсь к своей.

И к сестре.

Подойдя к своей машине, я нажимаю на брелок, чтобы отпереть ее, и приподнимаю бровь.

— Я вообще хочу знать, как ты попала на охраняемую парковку?

Когда она ухмыляется, у меня перехватывает дыхание от того, насколько мы похожи.

— Наверное, нет. — Она пожимает плечами. — Я бы все равно тебе не сказала.

Как только мы забираемся на свои места, я кладу свою сумочку и портфель на заднее сиденье, за среднюю консоль, и пристегиваюсь.