Я не осознаю, что задерживаю дыхание, пока она осторожно не придвигается ближе, устраиваясь рядом со мной. Медленно выдыхая, я смотрю в потолок, заставляя взять себя в руки. Не могу позволить себе лишних осложнений, а она создает самое серьезное из них.

— Постарайся отдохнуть. Теперь ты в безопасности.

Проходит два часа, пока моя ярость хоть немного утихает — по крайней мере, настолько, чтобы я смог закрыть глаза и попытаться заснуть.

Я не хочу признавать, что причина этого — профессор, которая во сне шевелится и прижимается ко мне еще ближе, упираясь ладонью в центр моей груди.

Не-а. Я не собираюсь признаваться в этом.

Никогда.

Двадцать восьмая глава

Оливия

Я медленно просыпаюсь и обнаруживаю, что обхватываю рукой подушку, словно это мой спасательный круг. Моргая от затянувшегося сна, я начинаю приподниматься и издаю стон от мгновенного протеста моего тела. Затем на меня обрушивается осознание двух вещей:

1) по ощущениям, сейчас гораздо позже того времени, когда я обычно просыпаюсь на работу;

2) я не в своей спальне.

Все, что произошло прошлой ночью, всплывает в памяти.

Я осторожно откидываю одеяло и спускаю ноги с кровати, судорожно ища часы. Телефон лежит в комнате, где я его оставила. Иначе я бы проснулась от звонка будильника. Черт, черт, черт! Декан Харрод будет в ярости от того, что я не предупредила факультет о своем отсутствии.

Внутренняя сторона губы болит от того, что я впилась в нее зубами, когда этот придурок ударил меня сзади, и мои мышцы сопротивляются каждому движению, когда я поднимаюсь на ноги и оглядываюсь по сторонам в поисках хоть каких-нибудь признаков Нико.

В комнате царит полная тишина, поэтому я приглаживаю волосы и направляюсь к двери. Тревога охватывает меня, когда я берусь за ручку, но когда поворачиваю ее и выхожу, то обнаруживаю только двух мужчин, стоящих на страже.

Они бегло кивают мне, и я отправляюсь по коридору в свою комнату. Любопытство нарастает по мере того, как я приближаюсь к звуку мужских голосов, доносящихся из открытого дверного проема.

Голиаф стоит в дверях моей спальни, а Нико находится у большого окна, выходящего на залив, спиной к живописному виду.

Нико стоит, скрестив руки, рукава его рубашки на пуговицах обтягивают бицепсы. Внешне его поза может показаться расслабленной, когда он облокачивается на подоконник. Но напряженные складки по обе стороны рта и сжатая линия губ говорят об обратном.

Мужчины прекращают разговор, как только я захожу внутрь. Первое, что я замечаю — это то, что в моей комнате больше нет беспорядка. Все выглядит так же безупречно, как и в самом начале.

Однако ледяная атмосфера не может остаться незамеченной. Выражение лица Голиафа ничего не выдает, а от Нико исходит арктический холод, и это заставляет меня напрячься всем телом.

Это не тот мужчина, который залез в душ полностью одетый, чтобы обнять меня.

Это не тот человек, который держал меня за руку прошлой ночью, когда я рассказывала о своем прошлом. Тот человек исчез, а на его место приходит хладнокровный ублюдок, тот, кто поднялся до высокого положения в преступном мире. Отсутствие человека, который нежно заботится обо мне и утешает меня, глубоко вонзается в мое сердце.

— Хорошо, что ты к нам присоединилась. — Нико поднимает подбородок, жестом указывая на кресло за столом, развернутое лицом к комнате. — Присаживайся. У меня к тебе вопрос.

Я настороженно наблюдаю за ним и Голиафом, когда решаюсь подойти ближе и опуститься в кресло. Перемещая взгляд с одного мужчины на другого, я молча жду, понимая, что это игра власти. Он хочет, чтобы я нервничала. Была на грани. Но почему?

— Ты была единственным ребенком. Не так ли, профессор? — глаза Нико жесткие, безэмоциональные, голос как сталь.

Я смотрю на него, не понимая, к чему ведет его вопрос.

— Да.

— Хм. Тогда, может быть, ты выросла, тау и не научившись делиться? — его острый взгляд впивается в меня.

Теперь я действительно в замешательстве.

Он наклоняет голову в сторону со злобной ухмылкой.

— Ты выглядишь так, будто не понимаешь. Может быть, это поможет тебе вспомнить. — Нико протягивает мне небольшой предмет. Как только я смотрю на него, мой желудок падает.

Я бросаю взгляд на Голиафа, изображая недоумение, и возвращаю свое внимание к Нико. Не сводя с него глаз, я медленно произношу.

— Я не знаю, откуда это взялось.

— Чушь! — взрывается он. Его челюсть напрягается, кулак крепче сжимает флешку. — Лучше скажи мне гребаную правду прямо сейчас.

— Я не знаю! — кричу я в ответ.

Все в этот момент зависит от того, насколько я буду следовать одному из главных принципов, когда речь идет о лжи.

Всегда держитесь ближе к правде. В это проще поверить, и вы с меньшей вероятностью запутаетесь сами, или позволите другим сделать это с вами.

Я поднимаю подбородок и окидываю его надменным взглядом.

— Если ты не помнишь, один из твоих людей пришел сюда, угрожал мне и пытался изнасиловать. А теперь ты бросаешься обвинениями в мой адрес.

Я вскакиваю, игнорируя каждое болезненное ощущение в своем теле, и подхожу ближе.

— Да пошел ты! — когда мы оказываемся лицом к лицу, я чертовски жалею, что босиком и без лифчика. Тыкая пальцем в центр его груди, я сердито шиплю. — Иди и спроси об этом своего мальчика, Лоренцо! Это с ним ты должен говорить!

Он с усмешкой смотрит на меня.

— Ты думаешь, я поверю, что ты ничего об этом не знаешь?

— Ты пришел ко мне, помнишь?! — я хмуро смотрю на него, ярость переполняет мои вены и прочно овладевает мной. — Это не мое желание находиться здесь, — я машу рукой, показывая вокруг нас, — и вообще быть частью всего этого!

Нико выглядит непреклонным, его тело напряжено. Он буравит меня тяжелым взглядом, пока тот не становится расчетливым.

— Тогда, я думаю, мы должны посмотреть, что произойдет сегодня.

От злобы, прозвучавшей в его словах, меня пронзает дрожь беспокойства.

— Что ты имеешь в виду?

Его губы растягиваются в мрачной улыбке.

— В сообщении говорится, что тебя ждут сегодня после последнего занятия. — Выпрямившись, он опускает скрещенные руки и наклоняет голову, глядя глаза в глаза. — Одевайся, профессор. Надо посмотреть, что за чертову игру ты затеяла.

Двадцать девятая глава

Оливия

Увидимся завтра после последнего занятия. Сядь перед входом в Miami Smoothie Company за столик № 2. Сядь на стул лицом на восток.

В этом сценарии я буквально подсадная утка. Нико мне не доверяет, и я понятия не имею, кто, черт возьми, прислал это сообщение на флешке.

Оставшись в неведении и не имея никаких ресурсов для защиты, я чувствую себя так, словно барахтаюсь в кишащем акулами море после того, как меня выбрасывает за борт.

Единственным моим утешением сегодня было то, что Нико связался с моим факультетом и сообщил, что меня не будет по «личным обстоятельствам». К счастью, по вторникам у нас самая низкая нагрузка, и мое последнее занятие заканчивается без десяти два.

Мы с Нико подходим к магазину смузи после того, как Голиаф уходит, бормоча что-то о «бдительности».

С каждым шагом меня все сильнее охватывает жуткое чувство уязвимости, вызванное тем, что кто-то там, снаружи, наблюдает за нами. Хуже того, я не знаю, кто может быть моим злейшим врагом.

Она или он.

Нико подводит меня к выделенному столику в патио, который сейчас освобождает студент. Не говоря ни слова, Нико выдвигает стул, указывая мне, чтобы я присела.

Я колеблюсь, мой взгляд мечется к нему, но, видя, что он злобно сжимает челюсти, я молчу и принимаю предложенное им место. Опустившись на него, я кладу сумочку на стол и настороженно наблюдаю за тем, как Нико занимает стул, обращенный на восток. Он поворачивает его так, чтобы нам обоим открывался вид на оживленный тротуар и улицу.

Погода пасмурная и влажная. Я оглядываюсь вокруг, пытаясь понять, кто прислал мне это сообщение. Среди привычной болтовни и шума до моего слуха доносится знакомый звук.