Он игнорирует меня, и я стараюсь отвечать ему взаимностью.
Мне нужно очистить голову, или, по крайней мере, хотя бы постараться выкинуть из нее события сегодняшнего дня. Глубоко вдыхая и медленно выдыхая, я касаюсь экрана своего телефона, чтобы включить плейлист. Мне нужна тяжелая артиллерия, чтобы по-настоящему перезагрузить свой разум и тело и снять стресс.
«Lioness» Сары Фимм — единственное, что мне подойдет.
Восемнадцатая глава
Нико
Пока никаких совпадений.
Это все, что содержит сообщение Рэйфа. Черт. Кто, черт возьми, дал Оливии этот некролог?
Я исподтишка наблюдаю за Оливией, когда она двигается, обхватывая шест, как будто это самое естественное занятие для нее. В голове всплывает тот же вопрос, что мучает меня уже несколько дней.
Кто, черт возьми, такая Оливия Райт? Или Оливиана Изабелла Сантилья-Хименес, думаю, я должен так ее называть. Она выглядела искренне озадаченной, когда я рассказал ей о ее матери. И сегодня, когда ворвалась в мой кабинет с некрологом в руках, она была заметно потрясена.
Но в ее истории слишком много пробелов, чтобы она могла быть абсолютно невиновной во всем этом. Она не появлялась ни у кого на виду до тех пор, пока это чертово видео не стало вирусным. Как только мы увидели ее на нем, то поняли, что сорвали джекпот. Она очень похожа на свою мать, Сантилья.
Все, что мы знаем об Оливии — это то, что она обучалась на дому и прошла вступительные испытания в Кембриджский колледж. Нет ни фотографий, ни видеозаписей, на которых она была бы запечатлена на вечеринках или в клубах. Как будто она существует только на бумаге, оканчивая школу с отличием.
Получив диплом о высшем образовании в Университете штата Огайо, она устроилась туда преподавателем. Неудивительно, что с самого начала своей карьеры она была силой, с которой приходилось считаться. Оливия возглавила исследования рецидивизма в пенитенциарных учреждениях штата и использовала сканирование мозга для изучения преступного сознания. Ее работы были опубликованы в нескольких научных журналах.
С момента ее ухода оттуда до поступления на работу в Университет Южного Майами проходит несколько лет. Этот промежуток времени оставляет у меня много вопросов. Моя интуиция может утверждать, что она невиновна, но я не могу избавиться от затаившегося подозрения, что она что-то скрывает.
Я заставляю себя сосредоточиться на электронных письмах, многие из которых уточняют сроки доставки и передачи.
Ненавижу возиться с Боманом и его напыщенной задницей, но часть нового крыла университета дает нам возможность безопасно упаковывать грузы, поскольку он позаботился о том, чтобы считыватели пропусков на каждом входе в здание были закодированы только для ограниченного доступа. Я получаю прямую цифровую квитанцию, идентифицирующую каждого, кто подносит свой пропуск и получает доступ.
Покончив с электронной почтой, я прислоняюсь к стене от усталости. Кажется, что эта работа прикончит меня раньше, чем я успею это осознать. Я так чертовски устал от этого дерьма, что хочу просто послать все к черту и оставить это позади.
Но я не могу. Слишком многое поставлено на карту. Мне нужно, чтобы Джоанна, мать ее, Сантилья убралась с глаз долой, раз и навсегда.
Поднимаю голову и смотрю на женщину, которая двигается с элегантностью, отличающей ее от тех, кто зарабатывает этим на жизнь, побуждая мужчин засовывать деньги в свои стринги, и понимаю, что она — ключ к разгадке.
В ней есть нечто большее, чем кажется на первый взгляд. И я чертовски решительно настроен докопаться до истины.
Девятнадцатая глава
Оливия
Нико проезжает мимо поворота к своему дому и продолжает двигаться на восток в сторону Атлантического океана. Я молча сижу на пассажирском сидении, пока он паркуется неподалеку от пешеходной дорожки Серфсайд, идущей параллельно пляжу.
Он оставляет машину работать на холостом ходу, из вентиляционных отверстий вырывается охлажденный воздух. Он смотрит в лобовое стекло, когда наступают сумерки, и своим молчанием навевает на меня тревогу.
— Не буду врать. — Его голос приглушен. — Я ожидал другого.
Я молчу, ожидая, к чему он клонит. Он проводит рукой по своим коротким волосам, издавая вздох.
— Твоя мать — гребаная Мать смерти. La Madre de la Muerta. — Он смотрит на меня, не сводя с меня пристального взгляда. — Это имя она дала себе сама, видимо. Потому что не боится убивать тех, кто стоит у нее на пути. Пошла по стопам своего старика.
Я встречаю его взгляд, желая, чтобы он рассказал мне все.
«Он дает тебе только фрагменты правды, дразня тебя хлебными крошками, чтобы получить то, что он хочет».
Неразумно доверять словам человека, который даже не называет своего имени и не позволяет взглянуть на себя. И все же я почему-то знаю, что эта женщина не лжет, когда речь идёт о Нико и его полуправде.
Может быть, теперь моя очередь попытаться переломить ситуацию. Пусть он увидит, что мне можно доверять. Именно это заставляет меня сказать.
— Единственные родители, которых я когда-либо знала — это Лиам и Бет. — Мои глаза умоляют его поверить мне. — Мы часто переезжали из-за их работы. — Я всматриваюсь в его черты, ища хоть какой-то признак того, что он не сомневается в каждом слове, которое слетает с моих губ. — Я не знаю эту Джоанну. Клянусь.
Он долго смотрит на меня, его черты лица напряжены, ожесточены.
— Она должна была унаследовать бизнес своего отца. Занималась наркотиками и отмыванием денег. Твой отец, Антонио, не хотел такой жизни. Поэтому он подкупил людей в больнице, чтобы они приняли у нее роды. Твою маму накачали наркотиками так, что она не поняла, что произошло. Вместо тебя ей показали мертворожденного ребенка.
— Твой отец забрал тебя оттуда и отдал людям, которым доверял. Он знал, что она его убьет, потому что не хотел иметь ничего общего с той жизнью, в которую она ввязалась. Не хотел, чтобы ты оказался в центре этого. И он оказался прав, потому что она его убила.
— Откуда ты это знаешь?
Он делает паузу, внимательно оглядывая меня, как бы анализируя все мельчайшие нюансы в моем выражении лица.
— Дело в том, что кто-то всегда готов поделиться информацией, если получит что-то взамен. Просто надо спросить нужных людей.
Глядя в лобовое стекло, я наблюдаю, как люди катаются на велосипедах, бегают и ходят по дорожке, занимаясь своими делами так естественно, в то время как моя собственная жизнь, и все, что я о ней знаю, разрушается прямо на глазах.
— А как же… — я не могу заставить себя назвать его своим отцом. Мои губы отказываются произносить эти слова, потому что Лиам был отцом, которого я всегда знала и любила. — А как же Антонио? У тебя есть его фотографии?
Он качает головой.
— Похоже, фотографий твоего отца не существует.
Какая-то часть меня вздрагивает от этого, потому что было бы здорово, если бы вместе с именем появилось и лицо. Даже на самой зернистой или потертой фотографии.
— И что ты думаешь? Что она захочет иметь со мной что-то общее? — я не представляю, как мне удается контролировать свой голос. — Почему? Она меня даже не знает.
— Неважно, знает она тебя или нет. Ты — ее кровь. — Он изучает мои черты лица, его выражение ничего не выдает. — У нее нет детей, кроме тебя. Она знает, что ты жива, благодаря тому видео. Ты умна, профессор. И должна понимать, что я не делаю ничего, если не уверен на сто процентов.
Каждый мускул в моем теле напрягается.
— Что ты имеешь в виду?
Его указательный палец тихо постукивает по рулевому колесу, но его глаза не отрываются от моих.
— Кое-кто получил твою ДНК со стаканчика кофе, который ты пила. — Ухмылка касается его губ. — Прямо из мусорной корзины в твоем офисе. Сравнил с ДНК Сантилья. Некоторое время назад она была доставлена в полицию, и ей пришлось сдать образец, но она была освобождена без предъявления обвинений.
От жуткого осознания того, что у Нико есть связи в местном полицейском управлении, мой желудок завязывается в узел.
