Хорошо все-таки быть самодержцем, подумал я, прокрутив в голове прошедший разговор. Никто лишних вопросов не задает, даже если разговор наш был совсем не похож на разговор монарха восемнадцатого века со своими подданными. Вот и Вейсман уже давно воспринимает все происходящее, как само собой разумеющееся.

И только я так подумал, как Вейсман обратился ко мне:

– Иван Николаевич, разрешите вопрос?

Получив добро, он немного замялся, а потом больше констатировал факт, чем спросил:

– Когда мы готовились к операции в Галиции, вы взяли с нас подписки о неразглашении информации о новейшем оружии из секретной императорской мастерской и выдали нам скорострельные винтовки, которыми мы сейчас и пользуемся. Власть в России теперь у Верховного тайного совета. Значит секретная императорская мастерская попадет к ним в руки и такое же оружие может быть использовано против наших друзей на Донбассе!

Вот же засада, я уже и забыл про этот разговор. Времени с той поры прошло уже больше двух лет и никто из простых бойцов не воспринимал Галилы, как какую-то диковинку. А этот чертяка головастый, все помнит и анализирует, воспитал на свою голову. И что мне теперь ему отвечать? Сказать, что секретная мастерская на Донбассе? Не поверит, потому, как знает все дела компании изнутри и видел, что там было еще чистое поле, когда я выдавал им оружие. Врать своему помощнику, который посвящен во все дела, было плохой идеей. Он парень умный и любые нестыковки, наверняка, раскусит. А недоверие может оскорбить и стать миной замедленного действия.

– Николай Карлович, распорядись чтобы чаю принесли, долгий нам разговор сегодня предстоит! – ответил я, приняв решение раскрыть нашу тайну.

Реакция Вейсмана на мой рассказ разительно отличалась от реакции всех предыдущих слушателей. Первым, что он спросил, когда я закончил, было:

– Иван Николаевич, а вы не пробовали обратно через стену пещеры пройти?

Я чуть не поперхнулся чаем, когда услышал вопрос:

– Там вообще-то каменная стена, а сюда мы попали после взрыва такой силы, что, наверное, небольшую гору можно уничтожить. Поэтому большого желания повторить этот опыт никто не испытывает!

– Жалко, – мечтательно проговорил Вейсман, – я бы хотел увидеть летающие машины и приборы по которым можно разговаривать и видеть другого человека вдали!

– Добрый, ты слыхал? Вот как командира подсиживать надо, учись. Мне, говорит, охота на летающие машины посмотреть, поэтому ты командир сядь на бочку с порохом, а мы фитиль подожжём и посмотрим, что из этого выйдет! – усмехнулся я.

Лицо Вейсмана аж вспыхнуло от несогласия с моими словами и он совершенно по-детски, обиженно, ответил:

– Ничего такого я и не думал, Иван Николаевич!

– Да не очкуй братишка, командир шутит, – успокоил его Добрый, – а вообще, думаю, ты все это еще увидишь. Пароход Гном уже сделал, паровоз скоро будет, а годков через пять начнем летать на дирижаблях и до электричества дело дойдет!

– Это точно, – поддержал я Доброго, – осталось только Донбасс и всю Россию не профукать!

Поболтав еще минут двадцать про всякие чудеса из того мира, мы закруглились и пошли, так сказать, по домам, хотя все жили во дворце.

***

– Что-то случилось? – спросила София после того, как мы поздоровались долгим страстным поцелуем, – У меня был дурной сон!

– Станислав Потоцкий умер. Причина достоверно неизвестна, но вероятнее всего отравлен! – расстроил я супругу, у которой остались положительные впечатления от посещения нами Варшавы и его гостеприимства.

– Как же так, вначале Фике, теперь король Станислав! – прижалась она ко мне, – Думаешь, это как-то связано между собой и с нами?

– Сейчас сложно что-то утверждать наверняка, – поцеловал я супругу в макушку и вдохнул пьянящий аромат ее волос, – но в одном я уверен точно. Европу в ближайшее время ждут серьезные потрясения!

– Под потрясениями ты имеешь ввиду войну? – тревожно посмотрела она мне в глаза, – Нас это тоже коснется?

– Хотел бы сказать, что нет, но скорее всего отсидеться не получится. Не сразу, так потом, это все равно до нас докатится. Поэтому я постараюсь сделать так, чтобы потрясения остались за морем. Ладно, хватит о грустном, давай показывай нашего богатыря! – подхватил я любимую на руки и пошел в детскую.

Барон Армфельт застал меня утром, работающим над планом летних действий:

– Доброе утро Ваше Величество!

– Доброе утро Густав, присаживайтесь, – показал я на кресло у стены, – охарактеризуйте мне коротко английского монарха Георга!

– Третий представитель Ганноверской династии на английском престоле. Тридцать четыре года, первый, кто родился в Англии, и очень гордится чисто британским происхождением. Правит с 1760 года, после смерти деда Георга Второго. Получил блестящее образование, обладает прекрасной памятью, знает четыре языка. Много времени уделяет государственным делам. Роскошь не любит, предпочитает простую пищу, а из развлечений охоту и скачки. Женат на Шарлотте Мекленбург-Стрелицкой, любовниц не имеет. Пожалуй все, Ваше Величество! – легко, как по писанному, доложил министр.

– Ну, что ж, ваши слова позволяют надеяться на благополучное выполнение моего поручения. Я хочу обсудить с королем Георгом перспективы совместных действий с учетом возможного развития событий в Европе. Для этого вам необходимо договориться о встрече, но встреча должна пройти инкогнито. Значит вариант отправки моего личного письма сразу отпадает. Поэтому отправляйтесь в Лондон лично, это будет гарантией сохранения тайны, при себе никаких документов, все только на словах. Заодно разберетесь с поисками Паскуале Паоли и сразу привезете его сюда. Встречу назначите в начале апреля на острове Гельголанд, насколько я знаю, там безлюдно. С каждой стороны по паре линейных кораблей, к острову подходит две шлюпки, на берег сходит десять человек, в переговорах участвуют по два человека и никаких переводчиков. Общаться будем на английском. Место встречи подготовим мы, а они смогут заранее все проверить! – быстро сформулировал я задачу.

После ухода министра, я еще раз просмотрел список неотложных мероприятий и принялся писать письмо барону Грюнбергу, который Мойша, о необходимости усилить наблюдение за французскими военно-морскими базами в Бресте, Шербуре и Тулоне. К весне мне будет нужен точный расклад по французскому флоту. Хоть англичане и потрепали их серьезно в Семилетней войне, прошло уже десять лет с момента ее окончания и, наверняка, французы полностью восстановили свой потенциал, а ломиться в лобовую атаку на превосходящего противника я не собирался. Кроме того, я поручил ему закупить полтысячи комплектов берберской одежды и холодного оружия, для действий под чужим флагом.

Закончив с письмом, я принялся изучать боевой состав моего флота и обнаружил, что захват Дании в прошлом году был, на первый взгляд, чистой воды авантюрой. Если на земле, даже без учета армии Потоцкого, у меня было небольшое преимущество, то по количеству линейных кораблей датчане превосходили шведов на 30%, а по количеству орудий на четверть. Понятно, что это бумажные расчеты, не отражающие технического состояния кораблей, подготовки экипажей и прочих моментов, влияющих на исход сражения, что не раз подтверждали англичане, громившие численно превосходящего противника. Но мы ведь умудрились вынести оппонента в одну калитку, практически без потерь. Вот, что значит неожиданно ударить в самое сердце, лишив врага системы управления и воли к сопротивлению. Значит, подумал я, и кампания этого года, по сравнению с которой операция «Копенгаген» будет выглядеть, как игра в куличики, имеет неплохие шансы на итоговый успех.

***

Добрый появился с докладом о выполненной задаче и тяжелым фолиантом под мышкой уже следующим вечером.

– Да ты просто электровеник, – поприветствовал я его, – неужели со всем разобрался?

– Командир, ты же понимаешь, где архивы и где я. Это мелкому по приколу в бумагах ковыряться, а я вежливо попросил архивариуса, он мне через час все нашел! – усмехнулся Добрый и грохнул книгу на стол, от чего в воздух поднялись клубы пыли.