– Что не это? Ты совсем дурачок? – закричала вытиравшая подбородок сестры Настя.
– Дожил старый до дурных лет, – хоть голос Оксаны Леонидовны и дрожал, она произнесла это достаточно твердо. – Но с ним разберемся чуть позже.
Вдова помогла рыдавшей девочке подняться. Потихоньку они спустились вниз. Настя шла впереди. Она слушала напоминания матери о том, где лежит аптечка. Паша так и остался в проходе. Он думал о том, что ждет теперь деда. С момента смерти отца его судьба была в руках Оксаны Леонидовны. Вчера Александр Валерьевич напился, а сегодня – такое! Мальчик решил не тешить себя ложными надеждами и просто ушел в свою комнату, где его эмоции-таки дали о себе знать – он заплакал.
Глава 8
Следующие несколько дней Оксана Леонидовна провела в сложных раздумьях. С одной стороны, было понятно, что дальше так продолжаться не может, с другой – поведение деда резко изменилось: он начал исправляться, хоть и говорил, что ему плевать, выгонят его или оставят. Оксана Леонидовна понимала, что общение с внуком крайне важно для старика. Для Маши стало очевидно, что Александр Валерьевич её ненавидит, так что она была не против даже самого сурового и жестокого наказания, а Настя негодовала с того, что дед все никак не извинялся. Однажды ей показалось, что это вот-вот случится, но дед, подошедший к Маше по какому-то поводу, так и не произнес ни слова. Он становился все более замкнутым, представлял из себя, как выражалась Настя, «цветок, солнцем которого был Паша». Мальчик чувствовал влияние сестер и матери на его общение с дедом. Пару раз он просил того извиниться, но Александр Валерьевич тут же замолкал и отказывался продолжать разговор. Паша чувствовал, что старику стыдно, но также ему казалось, что за этим чувством скрывается нечто большее. Дед многое ведал внуку о городе, но каждый новый рассказ становился все длиннее. И не от количества информации, а из-за скорости повествования. Старик, бывало, мог и вовсе остановиться в процессе. Он думал всё чаще и больше, но Паша не понимал, о чем. То же касалось и эмоционального состояния старика. Мальчика, который мог лишь догадываться о том, что происходило с Александром Валерьевичем, бросало в дрожь от одной мысли о том, что его дед, с которым он так много и часто общается, думает о том, что ждет его там, за границей мира живого.
Оксана Леонидовна всё замечала. И ей надоело, что её сын становился все более тревожным, а дочь была готова лично выставить старика за дверь. Недолго подумав, она решила, что надо оставить Машу и деда наедине. Она верила, что ситуация не повторится с учетом того, что второй вроде понял, что был не прав и даже пытался извиниться. Поэтому вдова взяла с собой Пашу и Настю и направилась в хлебную лавку. Маша поняла, зачем она это сделала, ведь ее мать могла и сама спокойно испечь достаточно хлеба, чтобы хватило на всю семью. И все же избежать уединения с провинившимся она так и не смогла.
Маша пряталась от старика в комнате, которую разделяла с сестрой. К сожалению, на ключ закрыться она не могла: не было замка. То же касалось и комнаты Паши. Правда, тому, как и девочкам до этого момента, в этом необходимости не было. Маше ничего не оставалось, кроме как притвориться, что она очень занята. Девочка села за стол и сделала вид, будто выполняет домашнее задание. Из-за двери то и дело раздавалось шарканье: Александр Валерьевич по привычке ходил туда-сюда. В какой-то момент звук стих. Осознав это, проголодавшаяся Маша оторвалась от стола и аккуратно приблизилась к двери. Ей хотелось сделать вылазку на кухню и взять немного еды. Внезапно раздался кашель. Она отскочила назад, как ошпаренная. Александр Валерьевич не осмелился открыть дверь, но зато решился заговорить:
– Я ведь знаю, что ты просто избегаешь меня.
– Сейчас я и правда занята, – холодно ответила Маша.
– Неправда. Я прекрасно знаю, что ты делаешь домашнее задание сразу, как только его задают.
– Это тебе мама рассказала?
– Нет.
– Откуда тогда тебе знать, когда и что я делаю? – не без раздражения спросила девочка.
– Я наблюдателен, – отрезал старик. Осознав, что этого мало, добавил: – А ещё ты моя внучка как-никак.
– Ты презираешь меня. Ты ненавидишь меня. И сейчас тебе всего-навсего совестно, – не восприняла слова деда Маша.
– Это не так. Ты заблуждаешься. Если позволишь, объясню.
– Мне не нужны твои объяснения. И так все понятно.
– Неужели тебе так сложно просто выслушать человека? Любого можно понять, если захотеть. Я понимаю, что сделал тебе плохо, и горю желанием это исправить, но ты не даешь, ведь не хочешь меня понять.
– То есть я ещё и виновата, я ещё и плохая? – разозлилась Маша.
– Ты слышишь то, что хочешь слышать. Я не пытаюсь сказать, что ты плохая, просто ты зазря не хочешь меня выслушать. Вот и всё, – совершенно спокойным тоном произнес дед.
– Что ж, хочешь, чтобы я тебя выслушала? Пожалуйста! Только побыстрее!
– Я никогда не говорил и не скажу, что ненавижу тебя. Ты моя внучка. Я знаю тебя с пелёнок. И прекрасно понимаю, что ты из себя представляешь. Люди слишком привыкли относиться друг к другу однозначно: либо ты хороший, либо ты плохой. И это неправильно. В каждом есть что-то хорошее и плохое. То, за что можно любить, и то, за что можно ненавидеть. Да, я часто говорю о тебе плохо, но это лишь из-за того, что я хочу, чтобы ты стала лучше, а навязать тебе свои взгляды не могу, ведь в обществе не принято принуждать кого-то к чему-то. Остается только бродить и ворчать. Далее, я хочу, чтобы ты стала лучше, потому что люблю тебя и желаю тебе всего самого прекрасного. Вне всяких сомнений, ты прекрасный человек, Маша, но есть в тебе что-то, что я хотел бы улучшить. Моя свобода ограничена моими ремарками, ведь дальше начинается твоя. И посягнуть на нее я права не имею.
– Как красиво ты лжешь! – возмутилась Маша. – Ты не забыл, что вообще-то ударил меня по лицу стаканом?!
– Этому нет оправдания… – виновато признался Александр Валерьевич. – Я долго размышлял над своим поступком. И знаю, что рассказом о том, что был в тот момент не в духе, лучше тебе не сделаю. Я не знаю, как все исправить. Лишь тебе одной это известно. Просто скажи, что мне сделать, чтобы ты меня простила…
– Я не знаю, – ответила уже не так сердито девочка.
– Ну… ты подумай.
– У меня есть несколько идей, но я не знаю, какую выбрать.
– Могу дать тебе время, – сказал старик.
– Нет! Я знаю! – заулыбалась Маша. – Расскажи мне, что было в том письме!
Александр Валерьевич нервно сглотнул. Ему повезло, что дверь между ними оставалось закрытой, ведь иначе, увидев его реакцию, внучка резко не изменила бы свое желание.
– Нет! Постой! Поведай лучше все, что ты рассказывал Паше.
– Вообще всё?
– Да!
– Что ж, присаживайся, мой рассказ будет достаточно долгим, – произнес дед, как вдруг закрытая дверь распахнулась и довольная Маша пригласила его к себе внутрь.
Они присели на кровать девочки, и Александр Валерьевич рассказал внучке все, что когда-либо рассказывал Паше. Некоторые моменты повествования давались ему с трудом, ведь он не мог быть уверен в реакции девочки, но всё же с задачей он справился. Маша задумчиво слушала его. Временами её лицо искажалось от напряжения. Местами ей очень хотелось перебить старика, но она боялась, что тот отойдет от основного рассказа и больше к нему не вернется. Когда дед закончил, внучка взглянула на него своими очаровательными зелеными глазами. Посмотрев на Александра Валерьевича так с пару минут, будто пытаясь прочитать его мысли и убедиться, что он поведал ей всё то же, что и её брату, Маша произнесла:
– Очень занимательно. Правда. Но почему вас с Пашей это так сильно волнует?
– Этого-то я и боялся, – с грустью проговорил старик.
– Ты не подумай, я тебе верю, – поспешила успокоить его внучка.
– Это я понял. Если бы ты не поверила в мои слова, мне было бы все равно, но ты поверила и не поняла… Именно по этой причине я никогда тебе это не рассказывал.