– Да, наверное, – ответил он сыну. – Не хотелось бы думать об этом, но я бы точно лишился рассудка, если бы остался один, – он подумал. – Если бы потерял вас…
На несколько мгновений в комнате повисла полная тишина. Она была тяжелой, увесистой. Казалось, что этому полумраку, этой темноте тяжело удержать тишину. От этого становилось не по себе.
– Что ты сейчас читаешь? – наконец спросил сына Данил.
– Барон Олшеври, – ответил Максим, – книга называется «Вампиры». К вечеру дочитаю. Одна книга – один день.
– Покажи мне ее, сынок.
Макс дал книгу Данилу. Тот наспех пролистал несколько страниц.
– А я знаю ее, – сказал он, – готов поспорить, что читал ее когда-то, только не помню, когда. Хоть сейчас спроси – расскажу, словно прочел ее лишь вчера, хотя, кажется, имя этого автора слышу впервые. Но я не помню, чем книга заканчивается. Когда дочитаешь – перескажи мне, освежим мою память, хорошо? А то твоя мама уверена, что я страдаю приступами амнезии.
– Хорошо, – улыбнулся Макс.
Данил отметил, что улыбку сына, как и улыбку жены, он очень давно не имел удовольствия наблюдать. Максима же порадовало то, что отец интересуется его нынешним увлечением.
– Главную героиню, – продолжил он, – зовут так же, как и маму. Как раз сейчас я дошел до того места в книге, где она умерла. Ее положили в гроб, жених оплакивал ее и никак не мог смириться с ее смертью. А затем она очнулась, словно ничего и не произошло.
– Живые мертвецы, вампиры… Классика жанра. Припоминаю это в сюжете. Сынок, – сказал Данил, осторожно забрав книгу у сына и отложив ее в сторону, – я волнуюсь о тебе. Я позвонил Борису Ивановичу, врачу, и завтра утром он приедет к нам, чтобы осмотреть тебя и побеседовать с тобой.
– Ты думаешь, что я все же сошел с ума? Чокнулся? – спросил сын.
– Нет, Макс, я так не думаю. Но что-то с тобой определенно происходит. И со мной, кстати, тоже.
– Ты тоже видишь это во сне?
– Аварию?
– Да, – ответил Макс.
– Нет, сынок, сама авария мне, к счастью, не снится.
– Но что-то плохое ты видишь во сне, не так ли? – спросил сын.
– Да, сын, что-то плохое…
– Я тоже вижу не только аварию, – опустив голову на грудь, тихо сказал Максим, – и не всегда во сне…
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Данил.
– Я скажу тебе, что, только прошу не считать меня сумасшедшим.
– Ни в коем случае, сын, я даю тебе слово, – сказал отец.
– Я не могу смотреть в зеркало, – приподняв голову, печально произнес Макс. Его черные кудри падали на глаза, но Данил все равно увидел, что в глазах стояли слезы. – Я не могу смотреть в зеркало, – повторил парень. – Раз или два я вижу свое обычное отражение, ничем не искаженное и не изуродованное, но потом, глядя в зеркало, я вижу у себя огромную дыру в голове чуть выше правого уха…
– Там, где ты ударился о стекло в машине? – переспросил отец.
– Да, в том самом месте, – ответил Максим. – Только это не просто ушиб или синяк, это огромная рана, из которой торчат стекла. Волосы на этой стороне все слипшиеся от крови. Под глазами большие кровоподтеки.
Казалось, подросток дрожал.
– И как часто ты это видел? – спросил Данил.
– Достаточно часто, чтобы желание смотреть на себя в зеркало пропало надолго… Но и это не все. Я хочу попросить тебя убрать кресло в дальнем углу комнаты…
Даниил оглянулся. В углу у окна стояло большое кожаное кресло, которое было изготовлено на предприятии, принадлежавшем ему и Сергею. Изготовлено было под заказ специально для Макса на его десятилетие: на спинке кресла черными нитями было вышито имя «Максим». Рядом стояла электрогитара и усилитель к ней, которые сын заказывал в подарок на свой прошлый день рождения. Но и гитара, и колонка поросли толстым слоем пыли.
– Что не так с креслом, сынок? – озадаченно спросил отец.
– Папа, – Макс стал прятать взгляд, – я на нем часто вижу маму…
– Маму? – удивленно переспросил Данил. Макс утвердительно закивал.
– Да, маму… только она сидит не так, как обычно сидят в кресле… Она там такая, какой является в моем сне, когда мне снится та авария: одна ее нога, кажется, странно изогнута и торчит вверх, вторая, сложенная пополам в обратную сторону, лежит у ее головы, а голова свисает с сиденья… лицо смотрит на меня, при этом грудью она прислонена к спинке кресла… а ее шея… пап, ее шея вывернута на 180 градусов. Сперва глаза всегда закрыты, но потом она открывает их и спрашивает, не хочу ли я творожных кексов. Каждый раз. Каждый раз она спрашивает одно и тоже. Но плевать на кексы. То, как она лежит… ее взгляд… Пап, я тебя очень прошу, убери кресло…
У Данила по спине забегали мурашки от рассказа сына, а у Макса из глаз все же потекли слезы. Он спрятал взгляд, уткнувшись лицом в колени, а отец пристально всматривался в неосвещенное кресло. Подсознание уже изобразило на нем его жену в том положении, в каком описал ее сын. И вдруг ему стало безумно жалко Макса за то, что он видит такие ужасные вещи. Данил обнял парня и тот, словно маленький, разрыдался.
– Сынок, – сказал отец, – ты не думаешь, что в таком тяжелом психологическом состоянии тебе не стоит читать подобные книжки? Быть может, ты усугубляешь то, что кроется у тебя в сознании?
– Папа, ты же должен меня понять, – с отчаянием в голосе сказал сын, – просто обязан. Ты ведь не мама. Прошу, попробуй понять то, что я чувствую. Загляни в себя, в свою голову. Да, это странно, это очень странно, но когда нам плохо, нам вовсе не хочется слушать веселую музыку, прыгать на батуте и смотреть комедии, смеясь от смеха и радости. Мне кажется, что боль внутри нас нуждается в пище, и она хочет питаться болью, потребляемой из внешнего мира, тоской тех, кто испытывал нечто подобное до нас, пусть и на бумаге. Мой внешний мир – это книги, мир нереальный, потому что реального я лишен. Вот такие непроходимые лабиринты путают мое сознание, но мне от этого становится легче. И спокойнее. Это мое умиротворение. Моя боль насыщается и не так сильно терзает меня. Да, это странно, но ты должен понять.
И Даниил понимал. Он прекрасно понимал это ломаное сознание подростка, словно свое собственное. Все эти несуразные фразы выстраивались в логический порядок в голове взрослого мужчины, обретая глубокий смысл. И важность.
– Я сейчас же уберу это кресло, обещаю тебе, – сказал он сыну, – но я попрошу тебя об ответной услуге. Макс, расскажи завтра Борису Ивановичу все, что рассказал сейчас мне. И даже больше – то, о чем умолчал сейчас.
– Машка, – сказал Макс.
– Что с Машей?
– Я постоянно вижу ее на полу. Она лежит в своем сиреневом пальто, а от ее головы растекается лужа крови.
Данил промолчал. Он и сам это видел. Тогда, в марте. Или ему только кажется? Если бы это было правдой, Маша не играла бы сейчас в своей комнате за стеной, она бы не шагала мимо нескольких соседних домов от школьного автобуса, когда водителю вздумалось перестать делать остановку ради одного ребенка у их дома.
Снова мигрень. Это все последствия травмы. Завтра стоит поговорить об этом с доктором.
– Дочитывай своих «Вампиров», – улыбнулся Данил сыну, а я сейчас же оттащу кресло в гараж. На его место попрошу Серегу привезти тебе новый книжный стеллаж. Я думаю, он теперь тебе пригодится. Идет?
– Спасибо, пап, – ответил Макс.
Данил пожал сыну здоровую руку и принялся выталкивать кожаное кресло из комнаты. Максим с презрением следил за некогда любимым предметом мебели в своей комнате, стараясь не смотреть в теперь пустующий угол – мало ли, кто все это время мог прятаться за креслом. «Творожные кексы?» – звучало в его голове.
В гараже Данил сел в кресло сына, достал мобильник и вошел в личный кабинет клиента банка в раздел управления своими счетами. Он увидел поступления от страховщиков, круглую сумму от лихача-байкера, который своим появлением изменил весь мир вокруг семьи Куликовых, а также небольшие, но стабильные поступления от Сергея. Затем Даниил перешел в раздел трат. Несколько чеков в близлежащих магазинах и несколько десятков из интернет-магазинов, последним был счет за вчерашний ужин из ресторана. Данил проверил их все. Часть из них были оплатой продуктов и хозяйственных товаров для дома. Остальные суммы были выплачены книжному интернет-магазину. Причем первые оплаты, а, соответственно, и заказы появились примерно месяц назад и повторялись до сих пор с периодичностью три-пять дней. Но как Максим смог узнать данные для оплаты? Неужели он выкрал карту отца? Данил проверил – карточка была на месте в бумажнике. Сын скопировал данные? Или это оплачивала Рита? Да, у нее есть полный доступ ко всем его финансам, но она бы наверняка сказала мужу, что расплачивается за книги сына с его счета. Или не сказала бы? К чему эти тайны? И как об этом догадался Борис?