Эх, если б сказка кончалась так: «Он шел к смерти, но заблудился в жизни».

Станислав Ежи Лец

Март

Машина перевернулась. А затем еще раз. И еще. И еще. Никто точно не знал, сколько оборотов вокруг собственной оси она сделала, каждый раз с огромной силой ударяясь об асфальт, а затем и о землю. Наконец, она остановилась, приземлившись на перекрученные колеса. Из-под смятого, как лист бумаги, капота шел дым. С разбитых стекол, тех, что остались в задней правой пассажирской двери, капала кровь. Худосочная рука, все еще надежно удерживаемая ремнем безопасности, была выкручена в обратную сторону. Казалось, плечевой сустав полностью был вырван, и рука держалась лишь на коже и связках. Левая дверь была приоткрыта, а рядом с ней на асфальте открывалась еще более ужасная картина: сиреневое детское пальто и растрепанные темные длинные кудри с запутавшейся в них заколкой в виде стрекозы, от которых в сторону покорёженной машины текла тонкая багровая струйка. На переднем сиденье женщина, при многократном переворачивании машины выпавшая из-за ремня безопасности, лежала головой вниз около коробки передач. Одна ее нога каким-то образом удерживалась все еще пристегнутым ремнем, вторая находилась возле головы.

Глава семьи, что находился за рулем, плотно прижатый к своему сиденью подушкой безопасности, что на огромной скорости выстрелила ему в лицо, все же в процессе полета автомобиля выпал со своего места и ударился головой о торпеду и о лобовое стекло, оставив на образовавшейся паутине трещин влажный красный отпечаток.

Мятый металл. Криков и стонов нет. Дыхания, кажется, тоже. Неповрежденная магнитола продолжала рассказывать весьма удачный гороскоп на грядущий день. В женской сумочке, которая находилась теперь где-то у головы старшего сына, раздался телефонный звонок. Но и его, и негромкие астрологические предсказания из уцелевших динамиков уже заглушили сирены скорой помощи и дорожного патруля. Небо затягивало грозовыми тучами, но день, судя по всему, уже и без того был необратимо испорчен.

Это все, что он помнил о том дне.

Дом, милый дом

Октябрь

Солнце пробивалось сквозь не задернутые шторы, настырно пытаясь осветить закрытые тонкие веки. Данил лениво отвернулся от окна и скрутился в позе младенца, обхватив руками гудевшую голову. На темени виднелся широкий шрам, который еще только недавно приобрел бледный оттенок, указывающий на завершающий процесс регенерации тканей. Данил открыл глаза. Перед ним на прикроватной тумбочке стояла фотография, на которой были изображены они с Ритой. День их свадьбы. С каждым годом Данил отмечал, что фото не тускнеет, в отличии от людей, которые были на нем изображены.

Он ощущал, что в постели кроме него никого не было. Однообразные дни, проведенные в полном безделье, наскучили ему. Пора что-то менять. Данил побрел в ванную комнату, смежную с их с женой спальной. В стаканчике было две щетки: его и Риты, на полочке лежало две бритвы: мужская и женская. Данил уже было потянулся за пеной для бритья, когда с удивлением заметил, что щетина со вчерашнего утра практически не отросла.

– Может, я брился во сне? – пробормотал он сам себе с улыбкой.

Умывшись и переодевшись, он спустился вниз и отправился на кухню. Рита сидела за обеденным столом перед экраном ноутбука, явно увлеченная чем-то. Услышав шаги приближающегося мужа, она немного повернула к нему голову и улыбнулась. Данил поцеловал ее в лоб и обратил внимание на монитор.

– Твой блог? – спросил он.

– Да, – улыбнулась Рита, – в последнее время он стал набирать популярность, а у меня, как назло, словно наступил творческий кризис.

– Быть может, – ответил муж, – нам стоит сходить в ресторан? Ты закажешь экзотические блюда, они вдохновят тебя на создание собственных новых рецептов, и ты снова наполнишь свой блог вкусными идеями?

– Ты же знаешь, что я не могу выйти из дома, – расстроенно и слегка раздраженно сказала Рита.

– Он взрослый парень, он справится!

– Я не оставлю его одного дома, и ты это знаешь, – строго, но в то же время и печаль ответила жена. – Я не хочу больше возвращаться к этому вопросу.

– Значит закажем домой на ужин еду из ресторана. Идет? – спросил Данил.

– Возможно, я подумаю.

Данил взял полную кружку кофе, стоявшую рядом с ноутбуком жены, и сделал из нее один глоток.

– Сколько лет этому кофе? – скривившись, спросил он.

– Я не помню, извини, – ответила Рита, – наверное, я его заварила, когда собирала Машу в школу, да так и забыла о нем. Сейчас я сварю свежий для нас обоих.

– Я сам, – спокойно ответил муж и снова поцеловал Риту.

– А я проверю, как там Макс.

Пока муж возился с кофемашиной, Рита поднялась на второй этаж и подошла к комнате сына. Постучав, она приоткрыла дверь и осторожно, словно боясь быть замеченной, вошла внутрь. Шторы были плотно задернуты. Настольная лампа, что стояла на тумбе у кровати, ярко освещала подростка с книгой в руке, лежавшего на аккуратно застеленной кровати.

– Сынок, – нежно сказала Рита, – может ты все-таки присоединишься к нам с папой за завтраком?

– Спасибо, мам, – ответил Макс, – но я не голоден.

– Как всегда… что ты сейчас читаешь? – спросила она и невесомо, как будто опасалась смять покрывало, села в ногах у сына.

На столе у стены, за которым еще полгода назад Макс делал уроки, стояли две большие стопки книг: в одной – прочитанные, в другой – те, что подросток планировал прочитать в ближайшее время. А времени теперь у него было очень много: после той ужасной аварии, вернувшись домой, Макс только и делал, что дни и ночи напролет читал, так ни разу не выйдя не только за пределы дома, но и даже за пределы воей комнаты.

– Мэри Шелли, – ответил он.

– «Франкенштейн»?

– «… или современный Прометей», – добавил сын. – Да, мама.

– Почему ты читаешь такие мрачные книги? – она подошла к стопкам книг и принялась изучать их корешки. – Ужасы, мистика… зачем тебе это?

– Так я пытаюсь забыть, но в то же время и понять, что же со мной произошло, – спокойно ответил сын, держа книгу в правой руке. Левая безжизненно лежала рядом.

– А как же твои друзья? Ты не скучаешь по ним?

– Скучаю, очень скучаю, – ответил парень, отводя от матери глаза, – именно поэтому я и не хочу, чтобы они меня видели… таким. Это будет больно…

Рита не понимала его, но не хотела мучить допросами. Прошло слишком мало времени, думала она. Рано или поздно сын выберется из своего панциря. Но ведь, если посмотреть с другой стороны, панцирь защищает от внешнего мира, служит барьером между его носителем и опасностью, которая его может окружать. Но разве что-то угрожает ее сыну?

– Я буду внизу, если понадоблюсь – только позови, – сказала Рита и вышла из комнаты. Прислонившись к двери, она тихо заплакала. Доктор прав: Максу лучше пока оставаться дома, в кругу семьи, особенно если он и сам того желает.

Спускаясь вниз, Рита услышала, как Данил с кем-то прощался по телефону.

– Кто звонил? – спросила она, вдыхая ароматный запах свежезаваренного кофе.

– Сергей… – печально сказал Данил. – Спрашивал, как у меня дела.

– И что ты ответил ему?

– Я сказал, что безумно хочу выйти на работу, что мне надоело сидеть дома без дела, на что он ответил, что я еще не готов к этому.

– А ты считаешь, что готов? – спросила Рита.

– Наверное, – неуверенно ответил Данил. – Пойми, мне хорошо дома с семьей, с тобой и детьми. Но, порой, меня сводит с ума это однообразие. Мне не хватает встреч, поездок, общения с людьми. Общения с кем-то еще, кроме курьеров и продавцов ближайших магазинов. И вас, конечно же. Я становлюсь зверем, которого держат в клетке: вроде накормлен, живу в тепле и комфорте, но на душе тоскливо до невозможности.

– Ты же знаешь, что тебе нельзя садиться за руль, – строго сказала Рита. – Доктор сказал…