Он опять замолчал, как будто о чем-то задумавшись. Молчал и Александр. Через минуту Анатолий Иванович продолжил:
– Я оставлю тебе на счете в Сбербанке немного денег. Их хватит, чтобы издать малым тиражом книгу, а потом разослать по почте тем, кому надо. Список там же, в портфеле. А через год опубликуй на своем сайте. Как полгода назад мою статью о катарах.
Саша растерянно спросил:
– То есть ваш личный дневник… На всеобщее обозрение?
– Нет, нет! Мой дневник – это только для твоих глаз. Я о другом. Там, в портфеле, найдешь перевод со старолангедокского другого «личного послания» из далекого прошлого южной Франции. Впрочем, тогда та область и не была Францией. Была вольным жизнерадостным краем – Лангедоком. Граф Тулузский и его вассалы были полновластными хозяевами тех благословенных мест между Испанией и Францией. Вот о нем, о переводе тех записей, оставленных много веков назад достойным человеком, я и прошу тебя. Хотел было сам довести это дело… Да, видно, не судьба. Трудность в том, что они переплетены – мой дневник и откровения того, далекого от нас по времени и пространству достойного человека – Пьера-альбигойца. Вернее, мой перевод этих его записей. Я не успеваю их разделить. Вот и прошу тебя сделать это. Да, там еще… Более древняя история времен возникновения христианства. Их тоже включи в ту книгу. Надеюсь, разберешься, где чье. Хотя это не просто. Но ты же умный.
Дядя Толя вздохнул и посмотрел в дальний угол палаты. Потом неожиданно лукаво улыбнулся. И почти шепотом сказал:
– В этой тумбочке кожаная папка. Возьми ее. Там окончание перевода Евангелия… – Он запнулся. Через секунду продолжил: – Хотя врачи и были недовольны, но я все же втайне от них довел работу до конца. Пусть это будет последняя глава той книги. Переложи бумаги в саквояж. А уже потом начинай разбирать, где чье. Особых проблем не должно быть. Почти все листы пронумерованы.
Дядя Толя грустно улыбнулся и отвел взгляд в сторону. Александр начал было привычно врать:
– Да врачи говорят, что у вас дела могут пойти на поправку… Вам еще долго жить…
Но Анатолий Иванович прервал:
– Саша, сынок. Не надо… Я все знаю, потому и прошу. Жить долго хорошо. Но лучше – правильно. Когда обучаешь душу свою еще чему-то полезному, для себя и для Бога. Тому, что поможет ей благоденствовать в дальнейшем существовании. Ну, все… Иди. – И пожал на прощание руку.
Александр вновь посмотрел на лист, который держал в руках. Ясный, четкий шрифт принтера, которым был напечатан текст, совершенно не подходил к тому, что там написано. Если бы рукописный вариант, да еще гусиным пером – тогда другое дело. А тут… Компьютер, механизм и… о душе.
«Предназначенного губить мирных и послушных, – вновь прочитал он. – Много несправедливости, унижений и боли испытали мы в последние годы. Особенно тягостно то, что происходят они от тех, кто называет себя братьями нашими – христианами. Да только забыли они Христовы заповеди. Обуянные гордыней, жаждой власти и сребролюбием, переродились в слуг диавола. Называя нас еретиками, сами суть племя нечистое. Предводитель их – они называют его «Папой», – пребывающий в великом городе Риме, как когда-то жившие там до него властители, столь жесток, сколь и коварен. Под лицемерным призывом защитить веру христианскую от еретических взглядов собрал большое войско из заблудших душой, с неразвитым умом, а то и просто желающих поживиться чужим добром разбойников. Пришли они в наш благословенный край под водительством свирепого Симона де Монфора. Имя его проклято в веках чистыми верующими за кровь невинных людей, пролитую им и его приспешниками по наущению диавола, обрядившегося в одежду первосвященника. Сей преступник законов Божьих и человеческих, словно хищная птица, налетел на нас. Острыми когтями разрывал кожу, пожирая внутренности. Но перед тем выклевал глаза наши. Мы же не могли ему противиться. Ибо заповеди Господа нашего Иисуса превыше всех страданий тела и самой жизни в этом злом мире. Мы, “Совершенные”, не должны убивать и противиться злому. Подставляя другую щеку для удара, мы пытались усовестить человека. Не жалость его нам нужна, но стыд за содеянное. Увы… Этот мир создан злым богом».
Александр отложил лист в сторону. С досадой достал из кармана беззвучно вибрирующий мобильный телефон.
– Привет… Да вот, знакомлюсь с наследством от дяди Толи… Нет. Ну что ты… Он был бессребреником. Хотя и профессор. Но ты же знаешь, они теперь малооплачиваемые. Так что в основном бумаги разные. Исписанные… Нет. Меня не ждите. Какой ресторан?! У меня дядька родной умер… Я ему так обязан. Он мне вместо отца… Можно, конечно, и помянуть. Но давай как-нибудь в другой раз… Ну да. И квартиру тоже… Ничего. Пусть твой «аэродром» отдохнет от меня. Еще будут посадки… Пока. Бай…
Саша прервал разговор. Это звонила Валя. Его очередная подружка. Учились вместе в одном классе. Перебрасывались ничего не значащими фразами и взглядами. Ну, пару раз целовались, по пьяни… Так ведь, ничего серьезного не было. А теперь, видимо, возраст поджимает. Все старается в свои женихи записать. Да и ему уже под тридцать. Пора подумать о своей семье.
Валя устроила его на работу в одну из фирм своего папы. В рекламное агентство. Так что теперь целыми днями приходится обсуждать, как бы еще одурачить обывателя и заставить купить то, что ему не нужно, но за что заказчик рекламы перевел на счет их компании деньги.
Конечно, когда он пришел, получив диплом, в научный институт, было куда веселее. Но зарплата, вернее, ее более чем скромный размер, быстро опустила мечты и желания с неба на землю. Не сидеть же всю жизнь на шее у матери и отчима. Им еще двоих, уже совместных детей надо поднимать и ставить на крыло. Начал было готовиться к отъезду за границу, в Европу, да задумался: кому он там нужен? А тут Валя повстречалась. В кафе за столиком долго смеялись, вспоминая «Амебу» – учительницу биологии и их классного руководителя. Не злую, но странноватую старую деву. Потом поехали к Вале домой. Потом…
Да что уж вспоминать. Через неделю Александр Николаевич – новоявленный заместитель руководителя творческого отдела рекламного агентства ее папы. Мать одобрила такой неожиданный поворот. Отчиму, как всегда, было все равно. Остальным родным тоже. Лишь дядя Толя кисло усмехнулся: «Утешает одно. Может быть, разовьешь литературный талант?»
И вот теперь, когда Саша успешно больше года продвигает то новую модель женских прокладок с крылышками, то безотказные тесты на беременность, то яйцеварки, то кофемолки, Валя все чаще стала звать его в свою роскошную квартиру. Ее большая двуспальная кровать – он шутливо называл «аэродром» – все чаще становились местом для бесед… Наедине.
Отец Вали Виталий Эдуардович постоянно куда-то уезжал. У него, кроме рекламного агентства, еще несколько компаний. По бизнесу – очень успешный, по характеру – стремительный и бескомпромиссный, он тоже стал изредка обращать внимание на своего главного креативщика. Существенно увеличил зарплату. И, по-видимому, одобрил выбор своей единственной дочери. А ему самому семью заменяла работа.
Мать же ее, Анжелика Васильевна, давно, сразу после развода, уехала в Америку. Иногда звонит Вале. Пару раз говорила и Сашей. Но у нее теперь своя жизнь. И если старшая дочь выйдет наконец-то замуж, то будет меньше головной боли.
Казалось, все просто и ясно. Он хотя и бедный, но видный жених, надежный человек. Она – не очень красивая, зато богатая невеста. Правда, в последние месяцы деньги папы и умелые руки пластических хирургов и косметологов быстро преображают Валю. Саша не без удовольствия стал ловить завистливые взгляды друзей и одноклассников. Однако было что-то, он и сам не понимал что, которое препятствовало сделать такой простой и естественный шаг – предложить Вале если не сердце, то хотя бы руку и тело для совместной жизни.
Нет! Нет! Он не был мечтателем-идеалистом. Примерный воспитанник своего времени и окружения, Саша материальную составляющую жизни, как и остальные его друзья, родственники и приятели ценил, больше всего. Ему казалось, что это именно то, что дает свободу для ума и покой сердцу. Но чем больше укреплялось его финансовое благополучие – за прошедший год успел сменить своего еще не старого «авдеича» (автомобиль «Ауди») на новый престижный «бычок» (тоже немецкой сборки «БМВ»), – тем все явнее просыпалась тревога: туда ли он идет?
