Однако по-настоящему верить в колдовство Надежда Ипатовна стала только после обращения к колдуну за помощью.
Ну, токо верила всё, ну, как-то вот это вот… ну, вроде бы что это помогает, там обряд как-то, не то чтобы я вот так… Ну, что там… ну, верила, что вот от сглаза может помочь вот там… испуг… А что вот человека так вот можно приделать… вот, например, человека к человеку приделать или там вот сделать порчу на человека… как-то вот… Пока меня это не коснулось — вот это не воспринимала, что… может, это из области фантастики, что ли, это, или просто это байки деревенские. А когда вот с Ларисой столкнулась в первый раз тогда, с первым мальчиком-то, мне пришлось ее из болота этого вытаскивать, вот счас во второй раз приходится <…> Вот в эти темные силы, так сказать, я теперь верю. Прямо так не хочется так говорить, но верю. Потому что… Всё же это… Оно не сразу помогает, конечно, не сразу помогает. Потом у нее-то у самой (у Ларисы. — О. X.) спрашиваю: «Чувствуешь, что у тебя что-то изменилось, в тебе-то?» Она говорит: «Да». Что вот эта вот зависимость-то вот эта как-то проходит. И он (колдун. — О. X.) защиту нам на дом делал. Он уже старый был, видимо, надолго-то не действовало… в течение полугода, но у нас было легко в доме как-то вот <…> Нам даже как-то вот легче вроде бы жить как-то вроде было, таких нюансов вот всяких каких-то не было вроде бы таких… А то что-нибудь да сваливалось. То одно, то другое вроде бы…
В терминах колдовского дискурса Надежда Ипатовна интерпретирует не только свои семейные проблемы, но и отношения с соседями, и деревенские происшествия. Однажды вечером, угощая нас пирогом с яблоками, Надежда Ипатовна завела разговор о своей готовке:
У меня шаньги со сметаной толстые получаются, пышные <…> Когда соседку — не эту, другая тут жила — я угощала шаньгами (или она зайдет — я испекла, или я отнесу, угощу) — то сразу, через неделю или несколько дней, печь нельзя, надо выждать — а не то получаются не такие, а тощие, не удаются.
Соб.: Почему?
А видно, глаз у нее такой.
Вот кстати, вот — у меня капуста… ну, это я думаю, что сама уже лентяйка, у меня уже голова, наверно, забита другим… У меня вообще была отменная капуста, такие кочаны — здоровые такие, громадные… Была. А классная дама Ксюшина говорила, мы обсуждали мой огород: «Ой, капуста, какая у тебя капуста растет!» И вот на протяжении последних трех лет у меня в огороде почти ни… на том уровне, на котором должно все расти, — не растет! Лук украли — теперь я не могу развести, капусту — я как, сама виновата: я раздавала <…> Вот такая гора высокая, полверанды — вот это я капустой заложила, ну, куда же это? Я ее родственникам отправляла, потом продавала… В общем, кому бы ее ни надо было — я всем ее предлагала: «Ради Бога, берите!» Ну, что ж, такой кочан здоровый, такой белый, вообще классная была… И всё. Руку отдала кому-то <…> То есть, не с руки. Отдала не с руки. Вот как у нас в деревне говорят: рука с рукой не сойдется — всё, шабаш. Отдашь какой-то продукт — и всё, и уже он не растет.
Соб.: Это смотря кому отдать?
Да, да. Если вот как-то… да, не знаю по каким это параметрам определяется, не знаю как, но вот не с руки отдашь — и всё, урожая нет. Это я капусту, я считаю, я вывела сама — я ее просто раздавала направо и налево.
Рассказала Надежда Ипатовна, что одна из ее соседок завела себе любовника, разбила его семью. То и дело он к ней бегает, а у самой только муж умер, еще тапки не остыли.
Соб.: Как же он так пристал к ней?
А у нее колдуны в родне. Мать была колдунья. Невзрачная, хромая, а молодой парень с ней жил, у молодой девки парня увела. И жил он с ней тридцать лет. И мать, и дед были колдуны.
Прощаясь с нами, Надежда Ипатовна сказала: чтобы вернуться, надо подол защемить.
Была у нас тетка в гостях, а она веселая, с ней хорошо. И мы ей все старались подол защемить — чтоб скорее вернулась. И правда, вскоре снова приехала. А в последний раз не защемили — и вот два года уж не едет.
При нашей следующей встрече весной 2005 г. оказалось, что и здоровье, и жизненная ситуация Надежды Ипатовны значительно ухудшились.
Есть у меня недоброжелатели. Нынче же это колдовство расцвело опять. На доброе-то дело — нет никого, а на плохое — все горазды.
Виктор получил работу в соседнем районе, и вскоре у него там появилась другая женщина. Из семьи уходить он вроде не собирался, но терпеть его поведение Надежде Ипатовне было невероятно тяжело. К горечи и обиде (Детей вырастили, теперь бы жить да радоваться, внуков ро´стить) примешивались и материальные соображения — от зарплаты Виктора зависело благополучие и ее самой, и дочерей-студенток, а теперь значительную часть заработка он тратил на содержание любовницы. Надежда Ипатовна винила в происходящем мужа, но, с другой стороны, была убеждена, что
его там сделали, напоили с месячных — самый сильный приворот на месячных, говорят, делают —
и что ее муж, человек немолодой, нужен другой женщине только из-за денег:
Она прибирает его к рукам, в финансовом плане это нужно.
Было у Надежды Ипатовны и другое объяснение происходящего, не альтернативное, а дополняющее предыдущее. Полгода назад она поссорилась с соседкой — та
болтала много, и из-за этой болтовни корову в стадо не брали. Я дала ей отпор словами: «Что, мол, болтаешь?»
Соседка с тех пор молчит, но Надежда Ипатовна переживает:
Может, надо было смолчать, как и раньше?
Потому что через три-четыре месяца после этого неприятности начались — сына избили неизвестно за что, челюсть сломали, теперь вот с мужем проблема…
Вот, может, меня Бог наказывает?
Ее бабушка всегда говорила:
«Не ссорься с людьми!» Я считаю, что заповедь «подставь вторую щеку» неправильная — но все же…
Соб.: А почему неправильная?
А вот тебя необразованный человек, грубиян обхамит, и что — молчать надо?
И теперь Надежда Ипатовна не знала точно, как себя вести. Хотела съездить туда, где работает муж, разобраться кулаками. Знакомые советовали:
Отколошмать ее, чтобы все колдовство забыла. Запугай, мол. И его тоже отлупи[422].
Однако знахарка, к которой она ездила, наказала:
Не ругайся с мужем — только хуже будет. И не езди туда — погибнешь.
Знахарка посоветовала желать врагам добра:
Я так и делаю, прошу Бога, чтобы у той женщины все было хорошо, тогда и у нас все будет хорошо.
Узнала Надежда Ипатовна об измене мужа не сразу, по косвенным признакам. Летом он начал привозить домой конфеты и угощать ее, в ноябре после съеденной шоколадной конфеты ей стало плохо. Привозил чай в термосе и настойчиво предлагал ей выпить этого чайку. Надежда Ипатовна считает, что чай был наговорённый. В декабре поехала в город к знахарке (триста рублей диагностика и лечение), та сказала, что на муже порча и ей самой сделано на смерть. Обещала помочь — полечить:
И его, говорит, спасешь, если он оттуда уйдет. А пока он там — его не спасти.
Знахарка снимала порчу с мужа по его фотографии, а когда Надежда Ипатовна во второй раз приехала, рассердилась:
Ты почему не сказала, что он с ней живет? Я бы не стала порчу с него снимать! Я столько энергии, сил на него потратила — и все зря! Больше не буду тебе ничего делать.
По словам Надежды Ипатовны, около месяца после лечения она чувствовала себя хорошо, а потом начали сниться кошмары, будто кто-то душит, давит. Однажды проснулась ночью, глаза открыла — в кресле за кроватью сидит старуха в черном платке, на два узла завязан, как старухи делают, в черной домотканой рубахе и юбке, сидит и с ухмылкой на меня смотрит. Пока встала, включила свет — старуха исчезла. Надежда Ипатовна считает, что это была та самая колдунья, которая наводит на нее порчу и помогла сопернице приворожить мужа. И домовой пару раз являлся — чувствовала, что рядом стоит, веревочку на шее чувствовала, которой ее придушил, но не видела. В другой раз, уже утром, увидела на глазах его фиолетовые мохнатые лапы, спросила:
